Выйти можно было вперед: головой, ногами, животом, спиной, боком либо, поджав ноги, седалищем. Последний способ, как ни странно, был самым энергоемким. При этом, как остаточное явление от прорыва энергетического барьера, на голове отрастал острый витой рог, а сама голова приобретала форму головы носорога. Тело было более-менее человеческим, но мощным, бугристым. Таким образом, если кому-то было бы дано это увидеть, он бы увидел перевитого мышцами гиганта с массивной носорожьей головой, этакого минотавра-единорога. Другие варианты мало того что требовали массу энергии, так еще и превращали в таких уродов, что без слез не взглянешь, поэтому они остановились на единороге.
На земле все кипело и бурлило, как в кастрюле с супом, только вместо супа было жирное, мутное, липкое месиво, в котором замедленно кувыркались, сшибались друг с другом, всплывали наверх и плавно опускались вниз какие-то предметы разной формы и различного калибра. Сверху сочился жидкий серый свет и угадывалось размытое пятно солнца. Откуда-то сбоку вывалился огромный, с трехэтажный дом, куб, накрыл всей массой площадку, на которой стояли Хозяева, и покатился дальше, подпрыгивая всякий раз, когда попадал на угол. Когда куб накрыл, Вадим рассмотрел его внутреннюю структуру и определил, что это железобетон. Потом, когда тот ускакал, пришла мысль, что было бы, будь он, Вадим, не бесплотным Хозяином, а обычным человеком.
Впрочем, все это лирика, дела давно минувших дней, а сейчас нужно сосредоточиться на главном и успеть, пока не явился Хирург.
Они взмыли вверх.
Марьевка, болото, Объект, лесной массив, поля с лесозащитными полосами, часть трассы на Город — то есть все, что лежало в радиусе шести-семи километров от Марьевки, было залито кипящим «супом», причем «суп» этот медленно, но верно растекался во все стороны, вспучиваясь все выше и выше. Он уже стал толщиной метров пятьдесят или того больше.
— Ну что, поехали? — сказал Вадим.
— Харя у тебя, однако, — сказал Виктор. — Это ж надо с такой харей человечество спасать!
— У тебя, положим, не лучше. Жаль, маленькие не видят.
— Будить не будем, — сказал Виктор, — На всякий случай прощай, брат.
— Прощай, брат.
После того как «суп» накрылся густой мерцающей сеткой, энергии у обоих осталось лишь на то, чтобы произвести решающий взрыв, что они, не медля, и сделали.
* * *
Подполковника Лосева поместили в госпиталь, а лейтенанта Епихина вместе с пятью его бойцами и пилотом вертолета — в КПЗ, откуда выводили по одному на допрос и назад уже не приводили, чтобы потом не было однообразных ответов. Дело муторное, невразумительное, одно ясно — от Марьевки начинает распространяться какая-то дрянь. На цепную реакцию это вроде бы не похоже, уж больно вял процесс, хотя кто ж ее знает, эту цепную реакцию, какой она должна быть в натуре. Перед следствием стояла задача — определить меру наказания за несанкционированное применение ядерного оружия, и вот тут очень четко нужно было установить, какую опасность несло в себе розовое образование и не являлось ли оно многократно опаснее той дряни, которая сейчас ползет от Марьевки. Лосев молчал, упорно глядя в потолок, а Епихин, видя слабину следствия, упрямо твердил, что образование представляло значительную угрозу и что действовал он по приказу Лосева. Бойцы же, в том числе пилот, пожимали плечами, потому что не слышали, о чем переговариваются подполковник и лейтенант. А может, слышали, да предпочитали помалкивать. Вот это тоже требовалось выяснить.
Одновременно с этим начались процедуры, применяемые при стихийных бедствиях, но, в отличие от обычных процедур, с привлечением науки. К вертолетам наблюдения присоединилась летающая лаборатория, запускающая в «суп» разнообразные зонды и пробоотборники.
В семь вечера после запуска очередного зонда на поверхности «супа» возникла едва заметная мерцающая сетка, затем последовало нечто, названное учеными внутринаправленным взрывом, и «суп» стал съеживаться, оседать, высыхать, а в семь пятнадцать и вовсе пропал. Осталось огромное, километров четырнадцать в диаметре, неправильной формы, плоское, как стол, выжженное пятно, на котором не было ни Марьевки, ни оврагов, ни болота, ни леса, ни Объекта. Напрочь отсутствовала трава, не осталось ни крошки бетона, все выгорело, как в гигантской адовой печи, и осело мельчайшим пеплом на спекшуюся землю.
Инцидент был исчерпан, однако спецназовцев держали в КПЗ до утра, после чего выпустили. Епихина за ложную панику генерал Полиносов хорошенько взгрел. Экипаж летающей лаборатории за предотвращение стихийного бедствия бал представлен к правительственным наградам. Подполковник Лосев потихоньку выздоравливал, но был он неразговорчив, замкнут, за что среди медперсонала получил кличку Смурной.
Матери рядового Петрова ушло извещение, что ее сын во время проведения ответственной операции пропал без вести. Что же касается сержанта Завехрищева, то тот вообще был детдомовским, и сообщать о его пропаже было некому.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});