Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я?.. Где придется… Когда у отца, когда в ресторане…
— Ну вот… А можно сделать так, что обед каждый день будет дома… Представьте, что мы наняли бы кухарку. Ей комнату дать надо? Вот ей комната в нижнем этаже, рядом с кухней. Муж кухарки — придаток нежелательный, конечно, да ведь время теперь какое! Он вроде как бы сторожем мог быть дома… А идиот — это, разумеется, совершенно уж ни к чему.
— Вот! Вот именно! Революция — это очень хорошо, а скажите, пожалуйста, как быть с идиотами? — Их никакая революция не переделает, и умными они не станут!
И Ваня поднялся, чтобы закрыть ставни и зажечь огарок свечи.
4На другой день утром получать в банке деньги по чеку, данному ей Федором Макухиным, Наталья Львовна пошла вместе с Ваней Сыромолотовым.
Этот день здесь, в большом все-таки городе, был куда более пронизан весной, чем день вчерашний. Он весь сиял до ощутимой боли в глазах; он был подмывающе легок сам по себе и делал почти совершенно невесомым тело. Наталье Львовне казалось, что она и не шла, а хотя и тихо — что вполне согласно было с торжественностью этого дня, — но как бы проплыла над тротуаром, не касаясь его. Так было с нею только в счастливом девичьем сне, когда она летела над сонной землею, стоя прямо и изумляя этой своей способностью всех кругом.
Счастливый девичий сон ее повторился теперь наяву, и она даже подносила иногда руку к глазам, не для того, чтобы защитить их от слишком яркого солнца, а для того, чтобы еще и еще раз убедить себя, что она не спит и что рядом с нею, слабой и такой легкой, что может сидеть на дубовых ветках, как пушкинская сказочная русалка, рядом с нею мощный молодой художник, пусть хищно укушенный войною, но вырвавшийся из ее зубов и оставшийся тем же, чем и был, — талантливым и сильным.
О Федоре Макухине, еще вчерашнем своем муже, она и не вспоминала теперь, как будто и не было его, — так все прошлое было прочно зачеркнуто вчерашним вечером и наступившей вслед за ним ночью.
Даже и встречных людей вот теперь, когда шла, не видела Наталья Львовна: она глядела на них и в то же время не видела, — не пыталась разглядеть ни одного лица; ведь они были ей совсем не нужны, — они проплывали мимо, как бесплодные виденья во сне.
Перерожденной самой ей все встречное представлялось тоже перерожденным, не только люди, и стены, и окна домов, и бетонные тротуарные тумбы, и камни мостовых там, где они не были покрыты асфальтом, и колеса фаэтонов. И когда Ваня сказал ей весело:
— Ну вот и пришли: банк! — она не сразу поняла, что это значило и куда именно она пришла.
Даже оказалось нужным ей повести влево и вправо головою и пристально оглядеться, чтобы войти в себя, прежде чем она вошла в увесистое деловое серое здание банка.
Здесь оказалось очень тесно, что удивило Наталью Львовну, большинство людей было как-то непривычно для нее одето.
— Кто это? — шепнула она Ване.
— Беженцы из западных губерний, — шепнул ей, наклонясь, Ваня. — Их у нас тут довольно.
Как раз в это время один из этих беженцев, чернобородый и с затейливыми черными шнурами спереди на серой теплой куртке, громко и с размашистыми жестами говорил другому, рыжебородому:
— Союз земств-городов, о-о-о, это ка-пи-таль-ная организация, я вам говорю.
Вопросительно поглядела на Ваню Наталья Львовна, и он, снова наклонясь к ее уху, объяснил ей:
— Поляк откуда-нибудь из Белостока.
Очереди были только перед двумя окошечками, где предъявлялись чеки и где выдавали деньги, и люди медленно продвигались вперед. Прошло минут двадцать, пока Наталья Львовна подошла, наконец, к первому окошку. Усталого вида пожилой человек в очках, в форменной тужурке, но уже без петлиц и с пуговицами черными, гладкими вместо бронзовых орлиных, очень внимательно посмотрел на нее, принимая чек, и стал перелистывать толстую, лежащую перед ним книгу. А когда нашел, что было ему нужно, и начал делать отметки в ней правою рукой, то левую поставил как бы экраном между собой и ею предъявленным чеком.
— Сколько еще денег осталось на счету Макухина? — спросила она. Он же, поглядев на нее недоуменно и даже как будто строго, проговорил:
— Таких справок предъявителям по чекам банк не дает.
Этот взгляд бывшего чиновника и эти слова показались ей настолько обидными, что у нее чуть было не вырвалось: «Я — жена вкладчика!» Но она сказала только:
— Я… — и добавила: — этого не знала…
Сделав на чеке отметку и протягивая его ей обратно, банковский сказал коротко:
— В кассу!
От только что испытанной неловкости она оправилась только тогда, когда кассир, с серыми усами, висевшими подковкой, и плохо выбритым острым подбородком, отсчитал и подал ей пачку кредиток. Она не пересчитывала их, так как следила за всеми движениями его тонких пальцев и за тем, какие появлялись одна за другой бумажки. Открыв свою сумочку, она поспешно сунула туда всю пачку и отошла, поглядев на Ваню осчастливленными глазами.
И первое, что она сказала, когда они спускались по лестнице вниз со второго этажа, было:
— Ну вот, Ваня, теперь у нас есть деньги на первое время!
Едва прошли они несколько домов от здания банка, как увидели на тротуаре толпу людей.
— Ну, закупорка! — буркнул Ваня. — Летучий митинг.
— Послушаем! — прижалась к нему просительно, как девочка, Наталья Львовна, но он, взяв ее под руку, повел решительно по улице, в обход толпы, говоря при этом:
— Тут только остановись с твоей сумочкой — живо выхватят… Где такой летучий митинг, так уж наверное человек пять жуликов, — это, пожалуйста, знай на будущее время.
— Да, голос у этого оратора зычный, — можно его слушать издали, — отозвалась она.
Голос у говорившего, действительно, был очень громкий, и, остановясь шагах в десяти, они услыхали:
— И коли товарищи взяли на себя власть надо всем народом, понять они должны одно коротко! Народ исключительно надо кормить, — вот! А без кормления народного дело товарищей этих станет о-гро-мад-ней-ший ноль!
Ему захлопали.
И в эти нестройные, беспорядочные хлопки уже ворвался молодой и звонкий голос нового оратора. Да и сам оратор был очень молод, почти юноша-гимназист, хотя и говорил он с проникновенной убежденностью.
— Это разве та революция, товарищи, какая необходима нашей России? Это реформа, ни больше ни меньше! Царя скинули и только! Стала обыкновенная буржуазная республика. Правящий класс как был правящим, так и остался! Война как шла, так и идет! Да, это реформа, товарищи, а совсем не революция! Как была рубашка дырявая, так и осталась! Как вели войну в интересах Франции и Англии, так и ведем! Кому же нужна война? Пролетариату не нужна война! Пролетариат, руками которого разрушено самодержавие, не стал у власти! Нет — власть в руках все тех же имущих классов, эксплуататоров. Настоящая революция впереди, и ее сделаем мы, партия большевиков! И для этой нашей пролетарской революции приехал в Россию из-за границы, где он был в эмиграции, наш вождь, товарищ Ленин!
В публике захлопали. Захлопала в ладоши и Наталья Львовна, пробираясь ближе к трибуне и увлекая за собою Ваню. А юный оратор продолжал уже стихами:
Станем стражей вкруг всего земного шара,И по знаку, в час урочный, все вперед.Враг смутится, враг не выдержит удара,Враг падет, и возвеличится народ.
Мир возникнет из развалин, из пожарищ,Нашей кровью искупленный новый мир.Кто работник, к нам за стол! Сюда, товарищ!Кто хозяин, с места прочь! Оставь наш пир!
И снова ему аплодировали. А он продолжал говорить с нарастающим жаром:
— Ленин, товарищи, сделает то же самое, что он сделал в девятьсот пятом году: рабочих поднимет!
— Как это поднимет? — послышались реплики, и они, эти реплики, точно подстегивали оратора:
— Он знает! Ленин знает, как это сделать!.. И куда поднимать и зачем поднимать… Только царя сбросили, а власть оставили в чьих руках? В руках хозяев, товарищи! Кто такой Родзянко? Помещик из самых богатых во всей России. Что он, за рабочих будет стоять? Как бы не так! Нам нужно, товарищи, чтобы в России была рабочая власть, вот тогда Россия пойдет вперед! А власти рабочим никакие Родзянки не уступят… Значит, что же надо делать? Надо эту власть взять нам силой! Силой! Кого больше? Помещиков, заводчиков, фабрикантов, банкиров или рабочих? Вот рабочие и должны получить полную власть. Хозяином на земле должен стать тот, кто на ней работает, а не биллиардные шары гоняет по зеленому столу, не в карты играет, не дома себе семиэтажные строит! Народу нужна не реформа, не буржуазная республика. России нужна пролетарская революция, которая создаст республику рабочих и крестьян! Долой войну! Долой правительство Керенских и Родзянок! Да здравствует пролетарская революция!
- Кто прав? - Фёдор Фёдорович Тютчев - Русская классическая проза
- Стежки, дороги, простор - Янка Брыль - Русская классическая проза
- Один день ясного неба - Леони Росс - Русская классическая проза
- Несвоевременные мысли - Максим Горький - Русская классическая проза
- Братство, скрепленное кровью - Александр Фадеев - Русская классическая проза