– Кто это меня подозревает, интересно знать? – прищурилась Карина. – Следователь ничего такого не говорил.
– Тебя уже допрашивали? – искренне удивилась я.
– А то как же, – усмехнулась девушка. – Я только глаза открыла, а он уже на стульчике сидит, ручку наготове держит. – Она на секунду задумалась, потом широко, демонстративно улыбнулась: – А! Знаю! Это старая карга тебе в уши напела. Угадала? Никак не может простить, что ее перезрелую доченьку бортанули. Только зря старается: я чиста, как белый снег, у меня и алиби, и отсутствие мотива.
– Хочешь сказать, что любила мужа? – не удержалась я от иронии.
– Да ни капельки! Только лохушки вроде тебя этой любовью бредят, книжек начитамшись, а потом сопли на кулак мотают да детей в одиночку растят, – сказала она с неожиданной злостью. – Мне такого счастья даром не надо. – Глаза Карины во время этой тирады оставались холодными как лед, а вот голос утратил привычную бархатистость и скреб слух как наждачная бумага. Заметив мой взгляд, она вдруг осеклась и резко отвернулась.
– Тебе повезло, – признала я очевидное, чтобы расположить к себе собеседницу, – ты отхватила солидный куш. Сопли на кулак мотать точно не придется. Дом просто огромный.
Карина оживилась:
– Ой, я даже еще не везде была. Говорят, там даже где-то есть библиотека!
Я покивала с притворным сочувствием:
– Ясно, ясно. Ну, ты-то предпочла начать осмотр со спальни, верно?
Зря я это сказала. Карина мгновенно окрысилась:
– Я с ним не спала, если хочешь знать. И вообще: чего ты ко мне примоталась, повариха? Чего тебе надо? Нотации мне читать про «облико-морале»? Даже не начинай. Не прокатит. И убийство ты мне не пришьешь, потому что я его не убивала! Он мне нужен был живым.
– Этот старый урод? – не поверила я.
– Подумаешь! Старый, зато богатый. Правда, денежки-то не его были. Сечешь? Так что богатой вдовы из меня не получится. Следователь как об этом узнал, так чуть не прослезился – такая красивая версия лопнула.
– Погоди, а чьи же тогда деньги? Дом?
– Папашкины, – усмехнулась Карина. – Все до копеечки на него записано. А там, я слышала, миллионы и миллиарды. Прикидываешь, какой кадр? Игоряша только ежемесячное содержание получал. Тоже, конечно, деньги нехилые, да только теперь, когда его нет, мне ничего не светит.
– И давно ты об этом знала?
– С самого начала. Мы люди не гордые, не до жиру. Слушай, отвяжись, а? – попросила она почти человеческим голосом. – Голова болит от этой отравы.
– Извини, только я еще хотела спросить: вы, когда пили, неужели ничего не заметили?
– Ты когда-нибудь наркотики пробовала? – ответила она вопросом на вопрос.
– Бог миловал. А что?
– А то, что эта дрянь действует быстро и незаметно. Мы нричего не подозревали, пока не стали хохотать, как сумасшедшие. Ты себе смеющуюся Розалию Львовну можешь представить? Вот то-то. Она так смеялась, что не могла говорить. Потом мне стало жарко. Конечно, я понимала, что со мной и с остальными что-то не то творится, но к тому времени было уже поздно, я потеряла сознание.
– А кто, по-твоему, мог вас отравить?
– Понятия не имею. За столом никто ничего не подливал, за это я ручаюсь, а в остальное время…
– Ты знакома с Крыловым?
– Это еще кто?
– Захар Ефимович, друг Сальникова, большой такой, толстый, лысый.
Карина фыркнула:
– Фу! Я бы на такого внимания не обратила.
– Говорят, он олигарх.
В глазах девушки мелькнул интерес и она слегка сменила тон:
– Нет, не встречала. Я бы запомнила.
«Еще бы, – подумала я злорадно, – у тебя, небось, специальная книжечка есть, где все олигархи записаны, учтены и пронумерованы».
– А почему ты спрашиваешь? – Карина, глядя на мое лицо, заподозрила неладное.
– Да так… Последний вопрос: ты знаешь, где живет Соня?
– Какая Соня? Тоже лысая и толстая?
– Скорее наоборот: кудрявая и худая. Она у вас до меня работала.
– Повариха, что ли?
– Да.
Карина скривила губы:
– С какого перепугу я должна знать, где живет прислуга? Зачем она мне? Пока работала – на чердаке обреталась, как и все вы. Потом, вроде, уволилась. А ее паспортом я не интересовалась. Розалию спроси. Это по ее части.
– А почему она уволилась, помнишь?
Что-то такое промелькнуло на лице девушки. В нем появилось нечто неуловимое, как будто она приготовилась уклоняться от ударов, но потом передумала и перешла в нападение:
– Все! – рявкнула она. – Ты меня достала. Пусть этим менты занимаются, а ты вали отсюда к своим кастрюлям!
Карина была настроена решительно, и мне пришлось уйти, но я не расстроилась: оставалась еще экс-супруга Сальникова – Татьяна и слабая надежда на то, что она окажется более разговорчивой.
* * *
– Как жаль, что это не я его убила! – огорошила меня Татьяна.
За все время, что я работала у Сальниковых, мы с ней не сказали друг другу и двух слов, я даже сомневалась, что дамочка помнит мое лицо, но Татьяна не только меня признала, но вроде как даже обрадовалась. Дежурную порцию витаминов она не отправила на тумбочку, а плюхнула поверх одеяла, запустила руку в пакет, нашарила там яблоко и с видимым удовольствием откусила.
Не в пример своей молодой сопернице, краше она после пережитого не стала и выглядела изможденной, вот только глаза, раньше похожие на глаза мороженой скумбрии, теперь горели азартом и жаждой жизни.
Все это я заметила до того, как Татьяна выступила со своим программным заявлением, после него у меня на некоторое время пропал дар речи.
– Может, я попозже зайду? – предложила я неуверенно.
– Ну уж нет! Давайте поговорим, а то тут с тоски умереть можно.
– С тоски оно конечно было бы обидно, – промямлила я, с неохотой присаживаясь на краешек стула. – А вы уже думали насчет того, кто мог бы сотворить такое с Игорем Владимировичем?
– Да какая разница? – легкомысленно отозвалась та. Несмотря на ввалившиеся щеки и синяки под глазами, Татьяна будто бы помолодела лет на десять.
– Ну, все-таки убийство – дело серьезное, – попыталась я ее образумить и добавила для солидности: – Нехорошо.
– Это вы его плохо знаете. Иначе бы так не говорили. – Она говорила с полным ртом, так что я с трудом угадывала ее слова. – Редкая сволочь был мой муж. – Она, наконец, проглотила кусок яблока, и фраза прозвучала особенно отчетливо.
– И многим он насолил?
– Многим. Если всех перечислять, до вечера не управимся.
– Вам, например…
– Мне – особенно. Я ведь его любила. – Татьяна сказала это без особой грусти, как будто говорила о ком-то другом, а не о себе. – Поначалу он заморочил мне голову своими теориями, я всерьез считала себя феминисткой. Любовь, свободная от пошлости и обывательских условностей. Но после его третьей измены, которые я с трудом, но проглотила, мне пришлось признаться себе, что каким бы мужским ни был мой интеллект, я самая обыкновенная баба. Это открытие меня сильно разочаровало. Оказалось, что мне нужен верный муж и хороший отец для моей дочери не меньше, чем какой-нибудь… – она помахала в воздухе рукой с недоеденным яблоком, подыскивая нужное слово, – булочнице! Представляете?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});