Доверив охрану багажа и верблюдов восьми казакам, старому Киат-беку и нескольким туркменам, которые остались у родника, 11 сентября, рано утром, отправились в горы, взяв с собой на три дня сухарей и водки. Йомуд Суюн, часто охотившийся в этих горах, был нашим проводником; Хадыр-Мамед и сын Булат-хана сопровождали нас. Лошади с легкой поклажей следовали за нами около 5 верст вверх, через узкие долины, высохшие русла дождевых потоков и по крутым склонам.
Мы сделали привал у родника Тарава-Чешмеси, окруженного можжевельником, дикой вишней и кустами инжира. Здесь еще раз запаслись водой и после утомительного подъема добрались в 8 часов до подножия настоящих Балхан. Отсюда мы отправили лошадей обратно к роднику Меулам-Кель и в 9 часов поднялись в узкое ущелье, называемое туркменами Эшек-Иол, или Ослиная тропа. Это ущелье имело склон в 50°. Дно ущелья было сплошь покрыто маленькими угловатыми, острыми, перекатывающимися известняковыми камешками, которыми мостят шоссе. Из-за крутизны склона не было никакой возможности твердо опереться ногой о такой грунт, и мы потратили несколько часов на то, чтобы преодолеть этот трудный подъем. Каждый из нас падал много раз, а я имел несчастье разбить при этом барометр, который нес на спине.
К обеду мы достигли родника Эшек-Йол-Чешмеси, который прятался под сводом мощной известняковой скалы. Вода текла слабо и имела температуру около 6° Р. Этот родничок находился в узком ущелье, огражденном высокими, круто обрывающимися голыми скалами; в расщелинах скал росли лишь редкий можжевельник и барбарисовые кусты. Здесь мы отдохнули два часа, а затем поднялись в узкую долину, окруженную высокими скалами. Наши силы были исчерпаны, и, так как было невозможно еще сегодня добраться до вершины Балхан, мы решили переночевать здесь. Несколько казаков отправились на охоту, некоторые смастерили себе трубки из дикой вишни, росшей здесь в большом количестве. Поручик Фелькнер обследовал скалы, другие собрали растения и насекомых. Вечером мы зажгли большой костер из сухих веток можжевельника и деревьев, который освещал ночью все окрестности. Его отблеск, а также несколько ракет, пущенных нами, были видны с нашего судна. Спали на голых камнях, накрывшись ветками можжевельника, поскольку ночь была холодная; на заре термометр показывал только 3° Р.
12 сентября, с восходом солнца, мы двинулись дальше вверх и после двухчасового лазанья по ущельям и крутым склонам добрались в 8 часов утра до вершины Дирем-Дага — самой высокой точки (1800 английских футов) Балханских гор. На полпути мы наткнулись в узком ущелье на небольшой родник, который назвали в честь нашего проводника Суюн-Чешмеси. С вершины Дирем-Дага перед нами открылся прекрасный вид на окрестности, раскинувшиеся у наших ног, но далекий горизонт был окутан дымкой. Карелин, я, Муригин и топограф провели съемку местности и с помощью буссоли и маленького теодолита произвели пересечение всех главных пунктов гор с Актамом (Оксусом), русло которого извивалось по степи, Балханским заливом, полуостровом Дарджи и т. д. Затем Муригин еще раз проверил данные. Была определена и географическая широта Дирем-Дага. Все это заняло у нас четыре часа. Фелькнер между тем провел геологическое обследование гор и собрал образцы для дальнейшего изучения.
Наши казаки соорудили тем временем пирамиду из крупных камней и обломков скал высотой 7 футов, куда мы спрятали бутылку из-под шампанского с запечатанной в ней запиской с нашими именами в память пребывания здесь первых европейцев, которым посчастливилось подняться на эту вершину. В 5 часов мы стали спускаться вниз по Ослиной тропе. Карелин из-за усталости заночевал с частью казаков на полпути к лагерю у Меулам-Кель-Чешмеси, а я с остальными членами экспедиции продолжил спуск к лагерю. В темноте мы сбились с пути, часа два блуждали по ущельям и руслам дождевых потоков и поздно вечером добрались до нашего лагеря у вышеупомянутого родника, смертельно уставшие, с разорванной обувью или даже босые от четырехдневного подъема по скалам и каменистым горным тропам. Я поднимался на многие горы на Кавказе, в Талыше и в Мазендеране, однако подъем на Балханские горы показался мне наиболее трудным. Мы принесли много растений, насекомых и образцов горных пород; среди растений было одно, которое дает смолу под названием Gummi gallanum. Мы захватили с собой также несколько рогов горных козлов, живущих в этих горах, где, по словам туркмен, встречаются иногда и пантеры.
Долина, в которой был расположен наш лагерь, простиралась с северо-запада на юго-восток.
Карелин прибыл 13 сентября, в 8 часов утра, и мы отправились в обратный путь. В 11 1/4 часа мы были уже у родника Ядыхяр, где снова наполнили наши бурдюки водой, и направились отсюда в юго-западном направлении по широкой долине, имея слева от себя разветвленную горную цепь Шах-Кули. Когда в 1821 г. полковник Муравьев стоял на Актаме, он послал в предгорья двух офицеров, которые обнаружили здесь источник Беур-Куй-Гасан-Кули.
Пройдя около 5 верст, мы вступили на широкую равнину, усеянную камнями и редким кустарником. На полдороге сделали привал. Воспользовавшись этим, мы определили высоту горы Дирем-Даг. В 6 1/2 часов мы прибыли обратно к Актаму, где на противоположном берегу увидели караван из 50–60 верблюдов, шедший с полуострова Дарджи в Хиву за мукой. Отсюда Муригин с помощью буссоли произвел пересечения с главными вершинами Балхан. Затем мы вытащили из камыша наш кулас и начали переправу, которая благополучно закончилась за 1 1/2 часа. Ночью лошади и верблюды сами переплыли Актам. Здесь, на левом берегу, к нам явился некий Хаджи-Нефес и показал бумагу, которую хранил в выдвижном ящичке. Это было благодарственное письмо, которое получил его отец в 1781 г. от графа Войновича и которое засвидетельствовал потом в 1821 г. полковник Муравьев. Рано утром 15 сентября топограф продолжил съемку долины реки, начатую вчера, а Муригин определил астрономическую широту пункта переправы на Актаме. Господствовавший теперь западный ветер гнал воду из залива в реку, так что оба колышка полковника Муравьева скрылись. В 6 1/2 часов температура воды в Актаме была 12°.
В 9 часов мы отправились в путь по левому берегу Актама, в то время как топограф спустился вниз по реке, чтобы произвести съемку берегов.
После трехверстного перехода мы повернули налево в степь и, проехав еще 5 верст, сделали привал. Жара в тени была 26°. В 5 часов вечера добрались до холма, вблизи которого стояли на якоре оба киржима, оставленные здесь из-за мелководья. Отсюда я с 11 казаками и 2 хозяевами туркменских плоскодонок отправился по воде, чтобы уточнить съемку Балханского залива, сделанную полковником Муравьевым. Мы плыли всю ночь при луне на веслах. Залив имел глубину от 1 1/2 до 2 саженей. Часто из-за незначительной глубины мы были вынуждены пользоваться шестами, чтобы как-то продвигаться вперед, поскольку встречный ветер не позволял нам поднять паруса. 15 сентября мы продолжили наше путешествие. Морская вода была чрезвычайно чистой и прозрачной, на дне можно было различать даже мельчайшие предметы Из-за встречного ветра мы весь день шли на веслах и сильно устали и лишь поздно вечером прибыли на судно. Во время нашего отсутствия судно было тщательно обследовано, обнаруженные в трех местах течи законопачены.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});