Мэри улыбнулась в ответ, но глаза ее были полны слез. Положив ноги на диван, девушка повернулась ко мне и обняла меня обеими руками. Если Мэри намеревалась надеть мне наручники, она добилась своей цели. Хотя девушка, похоже, не собиралась убивать меня, я был уверен, что она решила не спускать с меня глаз; правда, я не понимал, зачем ей это нужно.
Прошло еще минут пять. Взяв папку, я принялся за чтение этой чепухи, где говорилось о том, что единственный экземпляр сценария хранится в сейфе Лондонского банка, потом отложил ее. По ровному дыханию Мэри я догадался, что она спит. Я попробовал приподняться, но ее руки сжались еще крепче. Что это — я так и не понял. Меньше чем через две минуты я тоже уснул.
Комплекцией грузчика Мэри Стюарт не отличалась, но, когда я проснулся, левая рука у меня онемела. В этом я убедился, приподняв ее правой рукой к глазам. Светящиеся стрелки часов показывали четверть пятого.
Но почему в кают-компании темно? Ведь до того, как я уснул, горели все лампы. Что меня разбудило? Наверняка какой-то звук или прикосновение. И тот, кто меня разбудил, находится в салоне, не успел уйти.
Я осторожно высвободился из рук Мэри, осторожно опустил ее на диван и направился к центру кают-компании. Остановившись, прислушался. Выключатели находились у двери на подветренном борту. Сделав шаг в нужном направлении, я застыл. Знает ли злоумышленник, что я проснулся? Успело ли его зрение приспособиться к темноте лучше моего? Догадается ли он, куда я двинусь прежде всего, и попытается ли преградить мне дорогу? Если да, то каким образом? Вооружен ли он и чем?
Услышав щелчок дверной ручки и ощутив порыв ледяного ветра, я решил, что злоумышленник вышел. В четыре прыжка я добрался до двери. Очутившись на палубе, ослепленный ярким светом, я выставил вперед правую руку. А следовало — левую. Каким-то твердым и тяжелым предметом меня ударили слева по шее.
Чтобы не упасть, я уцепился за дверь, но сил у меня не хватило, и я опустился на палубу. Когда же пришел в себя, рядом никого уже не было. Куда исчез нападавший, я не имел представления, да и гнаться за ним не было смысла.
Шатаясь, я вернулся в кают-компанию, на ощупь нашел выключатель и закрыл дверь. Подпершись одной рукой, другой Мэри терла глаза, словно очнувшись от глубокого сна. Я подошел к капитанскому столу и тяжело сел.
Вынув из подставки наполовину опустошенную бутылку «Черной наклейки», поискал взглядом стакан, из которого пил Холлидей. Стакана нигде не было, он, верно, куда-то закатился. Достав из гнезда другой стакан, плеснул немного на дно, выпил и вернулся на прежнее место. Шея болела нестерпимо.
— В чем дело? Что случилось? — вполголоса спросила Мэри.
— Дверь ветром открыло. Пришлось закрыть, вот и все.
— А почему свет был выключен?
— Это я его выключил. После того как вы уснули. Вытащив из-под одеяла руку, Мэри осторожно прикоснулась к ушибленному месту.
— Уже покраснело, — прошептала она. — Будет безобразный синяк. И кровь идет.
Прижав к шее платок, я убедился, что она права. Засунул платок за воротник, там его и оставил.
— Как это случилось? — спросила она тихо.
— Не повезло. Поскользнулся и ударился о комингс. Признаться, побаливает.
Ничего не ответив, девушка взяла меня за лацканы и, жалобно посмотрев, уткнула голову мне в плечо. Воротник мой тотчас промок от ее слез. Если ей поручено было сторожить меня, то делала она это очаровательно. Дама расстроена, доктор Марлоу, сказал я мысленно, разве вы не живой человек?
Стараясь забыть о своих подозрениях, я погладил ее растрепанные соломенные волосы, решив, что это лучший способ успокоить женщину. Но в следующую минуту понял свою ошибку.
— Не надо, — сказала Мэри, дважды ударив меня кулаком по плечу. — Не надо этого делать.
— Хорошо, — согласился я. — Больше не буду. Простите.
— Нет, нет! Вы меня простите. Не знаю, что это со мной...
Девушка умолкла, она глядела на меня глазами, полными слез, лицо подурнело, приобретя выражение беззащитности и отчаяния. Мне стало не по себе. В довершение всего она обхватила меня за шею, едва не задушив. Плечи ее содрогались от рыданий.
Исполнено великолепно, подумал я с одобрением, хотя и не понимал, для чего это ей понадобилось. — Но уже в следующую минуту презирал себя за свой цинизм. Я знал, что актриса она неважная, к тому же что-то мне подсказывало: отчаяние Мэри неподдельно. Да и какой ей прок показывать свою слабость? Что же вызвало слезы? Я тут ни при чем, это точно. Я ее почти не знал, она меня тоже. Я, видно, играл роль жилетки, в которую хочется поплакать. Странные у людей представления о врачах: они полагают, будто доктор сумеет лучше успокоить и утешить, чем кто-то другой; да и слезы эти, похоже, скоро высохнут.
Я не мог оторвать глаз от бутылки, стоявшей у капитанского стола. Когда Холлидей, по моему настоянию, выпил свою порцию виски, в ней оставалось, я был уверен, с четверть. Теперь же в бутылке была половина ее уровня!
Хладнокровный и беспощадный преступник, выключивший свет, заменил бутылку и, чтобы замести следы, унес и стакан Холлидея.
Мэри произнесла какую-то фразу. Что именно, я не смог разобрать и переспросил:
— Что вы сказали?
— Извините меня. Я вела себя глупо, — проговорила она, пряча лицо. Сможете ли вы меня простить? Занятый своими мыслями, я лишь пожал ей плечо.
Глава 6
В это время года в здешних широтах рассветает лишь в половине одиннадцатого. Именно тогда и состоялось погребение Антонио, Моксена и Скотта. Да простят нас за спешку тени убиенных: мела пурга, ветер проникал сквозь самую плотную одежду, колол лицо, пронизывал до костей. В руках, затянутых в перчатки, капитан Имри держал тяжелую, с медными застежками Библию. По-моему, он читал Нагорную проповедь. Все фразы разобрать было невозможно: ветер вырывал слова из уст и швырял их в свинцовую мглу.
Осеняемые британским флагом,. три тела, зашитые в парусину, одно за другим соскользнули в пучину. Плеска не было слышно, его заглушил погребальный вой ветра.
Обычно провожающие не сразу отходят от могильного холма. Тут холма не было, а лютая стужа заставила людей думать лишь о том, как бы поскорей очутиться в тепле. Кроме того, заявил капитан, по рыбацкому обычаю полагается помянуть усопших. Похоже, обычай этот ввел сам капитан Имри, да и покойные не были рыбаками. Во всяком случае, очень скоро на палубе не было никого.
Я остался стоять там, где стоял. Не хотелось подражать остальным. Кроме того, поскольку накануне я спал всего три часа, я устал, голова шла кругом, и я надеялся, что арктическая стужа взбодрит меня. Цепляясь за леер, я кое-как добрался до какого-то предмета, который был установлен на палубе, и спрятался за ним, рассчитывая, что на ветру мозги мои очистятся от тумана.