Читать интересную книгу Кто посеял ветер - Heлe Нойхаус

— Их и так почти нет, — проворчал Маттиас, опорожнил бокал и налил еще. — Ты не желаешь выпить?

— Нет.

На улице залаяла собака, и в унисон ей закаркал в своей клетке ее друг, ручной ворон. Спустя несколько секунд входная дверь открылась, и в дом вошел Грегор с недовольной миной на лице.

— Как я ненавижу эту усадьбу. — Он выключил телефон и сунул его в карман брюк. — Что ты пьешь?

— Коньяк. — Маттиас скорчил гримасу. — Остальное еще хуже.

Грегор прошел мимо младшего брата к шкафу и тоже налил себе бокал. Они молча стояли рядом, и каждый был погружен в собственные невеселые мысли.

Фрауке вновь выглянула на дорогу, которая вела в деревню. Что, если Янису и его соратникам действительно удалось бы воспрепятствовать планам создания парка ветрогенераторов с помощью собранных подписей? Отец должен былсегодня вечером дать согласие на продажу луга, в противном случае эти планы не осуществились бы. Если бы у них были деньги, в принципе, им было бы безразлично, будет создан парк или нет.

Старые настенные часы, висевшие рядом с тумбочкой, на которой стоял телевизор, пробили десять раз. Собака на улице перестала лаять. Грегор взглянул на дисплей своего мобильного и тихо выругался. Маттиас отправился на кухню.

Сегодня Фрауке должна была увидеться с отцом впервые после того, как два года назад покинула его дом. Она не скучала по нему. Слишком много обидных слов было сказано между ними. Отец никогда не простит брошенного ею упрека, будто мать только потому заболела раком, что своим упрямством и всезнайством он превратил ее жизнь в ад.

В детстве Фрауке любила отца, восхищалась им и часто ходила вместе с ним в лес. У него находился ответ на каждый из ее многочисленных вопросов. Он пробудил в ней любовь к природе и животным, и она разделяла его страсть к охоте. Но, достигнув возраста половой зрелости, она вдруг сильно располнела. Поначалу он только подтрунивал над ней, называя ее «пышечкой» — к сожалению, и на людях тоже. Говорил, что это всего лишь подростковый жир, который со временем сойдет. Тем не менее жир не исчезал, Фрауке полнела все больше, и отец начал контролировать ее вес. Каждое утро она вставала на весы в ванной, и он, наморщив лоб, заносил цифры в таблицу. Постепенно любовь к отцу сменилась ненавистью. В шестнадцатый день рождения ее вес достиг ста килограммов. Она сидела на диете и посещала специалиста по здоровому питанию. В семнадцатилетнем возрасте она порвала коленные связки, и спорт стал для нее недоступен. Стеснявшаяся своей бесформенной фигуры, Фрауке пыталась скрывать ее под норвежскими пуловерами и продолжала ежедневно подвергаться унизительной процедуре взвешивания. Даже сегодня, по прошествии более чем тридцати лет, каждый раз, когда она вспоминала, как отец заставлял ее вставать на весы, в ее душе вздымалось чувство бессильной ненависти.

Луч света прорезал темноту и пополз вдоль узкой улицы, которая проходила мимо усадьбы и упиралась в парковку на опушке леса.

— Едет автомобиль, — сказала Фрауке. — Выключите свет!

Маттиас нажал выключатель на стене возле двери, и дом погрузился во тьму. Фрауке слышала дыхание братьев.

— Он ни за что не согласится, — произнес Маттиас загробным голосом. — Вполне возможно, что он лишит нас наследства, если мы будем продолжать давить на него.

— Перестань, — грубо оборвал Грегор младшего брата. — Мы уже обсудили, что нужно делать. И мы сделаем это.

Среда, 13 мая 2009 года

Она неожиданно проснулась и с раздражением воззрилась в темноту. Что могло ее разбудить? От яблочного вина, выпитого в «Кроне», у нее распирало мочевой пузырь. Ника нащупала выключатель лампы на ночном столике и включила свет. Часы показывали 3.27. С улицы доносился собачий лай. Затем раздался голос Рики, и лай прекратился. Неудивительно, что Рики не могла уснуть! Нападки Хиртрайтера во время заседания правления комитета были чрезвычайно оскорбительны, а у Яниса не нашлось слов утешения для нее. Он просто сел в свой автомобиль и уехал. Фрауке, Марк и она ехали вместе с Рики, которая проплакала до самого Кенигштайна.

После некоторых колебаний Ника отбросила в сторону одеяло. Нужно было сходить в туалет, иначе снова не заснуть. Идя по узкому коридору к ванной, она вновь услышала голос Рики, доносившийся сверху. В доме была прекрасная слышимость, но она даже не пыталась говорить тихо.

— Как ты мог предать меня? Откуда ты сейчас приехал? — спрашивала она. Ее голос звучал непривычно резко.

Ника остановилась в дверях ванной и прислушалась. Все то время, пока она делила кров с Рики и Янисом, они всегда были вежливы и предупредительны друг с другом. Поначалу Ника удивлялась этому, но потом привыкла, хотя такое поведение было совершенно нехарактерно для Рики, какой она знавала ее прежде. Теперь же ее подруга забыла о всякой сдержанности и не стеснялась в выражениях. Она награждала Яниса эпитетами, которые были немногим лучше тех ругательств, что изрыгал старик Хиртрайтер несколько часов назад. Слов Яниса Ника разобрать не могла, он говорил слишком тихо, и тем более острой и неадекватной представлялась реакция Рики. Раздался треск, как будто что-то сломалось.

— Послушай, ты совсем сошла с ума? — повысил голос Янис. — К чему этот спектакль?

— Я хочу знать, где ты был! — крикнула Рики. — И вообще, как ты выглядишь? Откуда у тебя эта кровь?

Ника, стоявшая босыми ногами на холодной кафельной плитке пола, замерзла. В последнее время Янис часто возвращался домой под утро. Рики тоже иногда отсутствовала до поздней ночи. Ника полагала, что она разыскивала Яниса. Рики создавала видимость, будто все в порядке, но нельзя было не заметить, что она втайне страдает.

— Если я узнаю, что у тебя другая, тебе не поздоровится! — визжала Рики.

Послышался глухой удар, затем последовали бурные рыдания. Ника затаила дыхание. Подозрения Рики были отнюдь не беспочвенны. Она с содроганием вспомнила тот день, когда Янис подстерег ее у двери ванной и потом похотливо на нее таращился. Ее ничуть не убедили его заверения, будто он всего лишь собирался достать из подвала бутылку вина. С тех пор ее постоянно преследовал его взгляд, что не доставляло ей никакого удовольствия. Янис не нравился Нике. Он был непредсказуем. За его внешней рассудительностью скрывалось безрассудство. Прежде всего, Ника не хотела портить отношения с Рики — только из-за того, что ее друг вдруг проникся к ней необъяснимой симпатией.

Она тихо закрыла за собой дверь ванной, включила свет и прошла в туалет. Почему Рики вообще связалась с Янисом? Раньше она отдавала предпочтение подтянутым, спортивным молодым людям, очень поверхностным, немного легкомысленным, но остроумным, занятным и славным. Янис Теодоракис явно не принадлежал к данной категории. Он был слишком умен, слишком политизирован, слишком сложен. Может быть, Рики в свои сорок два боялась остаться без мужчины? Может быть, она бросилась на шею первому встречному только потому, что последний возлюбленный оставил ее после семи лет совместной жизни? То преувеличенное дружелюбие, с каким она обращалась с Янисом, могло объясняться боязнью потерять его. Сокровище, любимый —так она обычно называла его. Никаких споров, никаких конфликтов, ни единого грубого слова. Подозрительно идеальная, не вполне естественная гармония. Из-за откровенной неприязни Яниса к Америке Рики никогда не говорила о мечте своей юности — основать в Калифорнии ферму по разведению пони. Неужели она отказалась от нее только потому, что хотела удержать мужчину, который нисколько не дорожил ею? Ибо так оно и было. Янис откровенно презирал ее, а она этого не замечала.

Ника выждала еще пару минут. Когда она возвращалась по холодному, темному коридору, ссора, по всей видимости, уже улеглась. Были слышны мерное, тяжелое дыхание и приглушенные стоны. Все понятно. Ника поспешила в свою комнату, юркнула в постель и устремила взгляд в потолок. Неожиданно у нее на глаза навернулись слезы. Она повернулась на бок и натянула на голову одеяло, чтобы ничего не слышать. Возможно, Рики была права. Лучше иметь рядом мужчину, который тебя не любит, чем быть одной. Одиночество ужасно. Осознание этого было для нее наиболее отчетливым и болезненным именно в те бесконечные минуты, когда Янис с шумом доказывал, что в эту ночь он не просы́пал свой порох где-то в другом месте.

Было около семи, когда граф Генрих фон Боденштайн проехал мимо «Кроне» и свернул на асфальтированную проселочную дорогу, ведущую в Рабенхоф. Вчерашнее заседание правления комитета оставило у него крайне неприятный осадок. Лучше бы он не приезжал вовсе! Ему следовало вмешаться, выступить в качестве посредника, сделать что-нибудь, а он трусливо молчал, когда дискуссия вылилась в скандал между Хиртрайтером и Теодоракисом. После заседания они с Людвигом еще некоторое время провели в «Кроне», тщательно избегая говорить о прошедшем заседании. Вопреки его совету, Теодоракис умолчал о том, что руководство «ВиндПро» повысило цену своего предложения. Тот факт, что он отказался от таких денег ради общего дела, произвел бы впечатление на его соратников. Теперь было поздно. Каким-то образом Янис узнал о повышении цены и известил об этом членов комитета по электронной почте, вбив тем самым клин между ними. Во время дискуссии Людвиг распалился и потерял самообладание. Ситуация полностью вышла из-под контроля. После ухода Яниса и Рики воцарилась чрезвычайно напряженная атмосфера. Оставшиеся пункты повестки дня были рассмотрены на скорую руку, и на этом заседание завершилось. Вечер явно не удался, и виноват в этом был не только Янис. Генрих фон Боденштайн тяжело вздохнул. За последние годы Людвиг сильно изменился.