— Об этом мы поговорим с вами, когда ваш Горнаим вольют в Горназ.
— Вы хотели сказать, когда Горназ вольют в Горнаим? И вообще попрошу не мешать мне любоваться живописью, — сказал Рыбацкий и с видом знатока уставился на картину «Утро в новом жилмассиве».
Поздним вечером Фигуркин возвращался домой. Он вошел в слабо освещенный подъезд, и тотчас из темноты навстречу ему шагнула тень.
— Наше дело предложить, ваше — отказаться! — произнесла тень так, как произносят «кошелек или жизнь?».
— Я уже отказался.
— Не торопитесь. Такого материального стимула, как у нас, вы не получите нигде. Я уже не говорю о моральной стороне вопроса. Где еще изобретать, если не в Горнаиме! Вот где простор для творческой мысли! — начал торопливо декламировать Рыбацкий. — Вот где ценятся таланты! Вот где разгуляться изобретателю и рационализатору!
— Хорошо искушаете! — похвалил его Фигуркин и стал подниматься по лестнице.
— Советую подумать! — крикнул в темноту Рыбацкий.
— Уже подумал… — гулко донеслось из темноты.
— Фигуркин неподкупен, как дурак! — докладывал Рыбацкий своему начальству. — Но! — И он торжественно поднял указательный палец. — Но я достал настоящих кибернетиков, а не каких-то зазнавшихся самоучек. Я им все объяснил. Они берутся.
В кабинете появились два инженера — один постарше, другой помоложе.
— Так что же, товарищи, вопрос ясен? — спросил Сычкин. — Сумеете усовершенствовать электронный составитель?
— А чего ж не усовершенствовать? — ответил инженер постарше. — Раз надо, значит, усовершенствуем.
— И будет он давать пятнадцать тысяч в час?
— А почему ж не будет? Раз нужно, значит, даст. — Отвечая, инженер постарше скучно оглядывал кабинет. Кибернетик походил на маляра-поденщика и, казалось, вот-вот заговорит про купорос и олифу.
— В таком случае, перейдем к финансовой стороне вопроса, — предложил Рыбацкий. — Как вы думаете, во сколько, примерно, обойдется усовершенствование?
— А это смотря по тому, чей материал, — оживился кибернетик помоложе. — Ваши диоды-триоды — одна цена. Наши — другая. Или, к примеру, чьи транзисторы ставить будем?
— Ваши, конечно.
— Ну вот. А хорошие транзисторы сами знаете почем…
8В Горназе происходило общее собрание.
— Через несколько дней вступит в строй элсоназ, — говорила с трибуны Примерова. — Но, несмотря на достигнутые успехи, мы не имеем права успокаиваться. Наша контора может и должна работать еще лучше. А то внимание, которое нам оказывает общественность, обязывает каждого из нас еще и еще раз подумать: а все ли я сделал для Горназа? — Примерова говорила легко и свободно, получая удовольствие от того, что умела так говорить. — Я предлагаю, товарищи, создать комиссию, которая выработает конкретные предложения по всемерному улучшению работы нашей конторы. Какие будут кандидатуры?
— Иванову.
— Петрову.
— Сидорову.
— Какую именно Сидорову? Из кондитерского отдела, из электробытового или из винно-водочного?
— Всех трех.
— Из каждого отдела по Сидоровой.
— Хорошо. Еще кого?
Наступило молчание.
— Ну, товарищи, давайте поактивней.
И надо же было, чтобы как раз в эту минуту Фигуркин встал, намереваясь выйти покурить.
Этого оказалось достаточным. Все увидели поднявшегося Костю и обрадованно закричали:
— Фигуркина в комиссию! Фигуркина!
В том же зале, где происходило многолюдное собрание, теперь осталась только комиссия в составе Ивановой, Петровой, трех Сидоровых и Фигуркина.
— Я полагаю, — вдумчиво говорила Петрова, — хорошо бы перевести, например, галантерейный отдел с третьего этажа на первый, а винно-водочный, наоборот, с первого на третий.
— Это почему же? — не согласилась Сидорова из винно-водочного. — Нашему отделу и на первом хорошо.
Помолчали…
— Товарищи, нельзя ли побыстрей? — попросил Фигуркин, доставая сигарету. — Какие еще будут предложения?
— Есть предложение не курить, — сразу же сказала Иванова, и все женщины неодобрительно посмотрели на смутившегося Фигуркина.
— Мне кажется, назрела необходимость выделить из винно-водочного отдела подотдел безалкогольных напитков…
— Это верно. Зафиксируйте.
— Как вы знаете, в уличном отделе есть подотдел переулков, и у этого подотдела переулков работы больше, чем у всего уличного отдела в целом. Разве это справедливо?
— Что же вы предлагаете?
— Переименовать уличный отдел в отдел переулков. А в этом отделе организовать подотдел улиц.
— А еще следовало бы увеличить отдел общественного питания и зрелищ. Ну хотя бы за счет электробытового отдела, — предложила Сидорова из общепита.
— Странная логика, — возразила электробытовая Сидорова, — мы и так едва управляемся, а у вас и так на две единицы больше. Просто смешно!
— Тогда можно перевести к нам единицу из винно-водочного.
— Так мы вам и дали! — обидно засмеялась винно-водочная Сидорова. — Но это местничество — и все!
— У нас местничество, а у вас не местничество?
— Если позволите, я хотела бы сделать одно замечание… — тихо сказала Примерова. Чтобы не подавлять инициативы членов комиссии, Зинаида Васильевна не вмешивалась до этого в прения и, скромно усевшись в стороне, благожелательно поглядывала на спорящих. — Мне думается, комиссии следует только в общих чертах выработать предложения по улучшению деятельности Горназа. Потому что перемещение сотрудников будет отныне решаться не путем администрирования, а на основе передовых методов научной организации труда. Или, говоря точнее, — с помощью Вычислителя Оптимального Варианта.
Сидоровы удивленно уставились на Примерову.
— Да, да, товарищи, наш неугомонный Константин Львович изобрел новый аппарат. Но об этом вам лучше расскажет сам изобретатель.
Сидоровы повернулись к Фигуркину.
— Ну, в общем Зинаида Васильевна уже все рассказала. Я действительно кончаю работу над Вычислителем. И теперь мне понадобятся данные как о функциях всех отделов, так и о деловых качествах и обязанностях каждого сотрудника. Я введу эту информацию в Вычислитель, и ВОВ подскажет, как улучшить деятельность нашего учреждения в целом. Вот и все.
— Ай да Фигуркин!
— Ай да ВОВ!
— Посмотрим, что теперь запоют в Горнаиме! — возбужденно зашумели члены комиссии.
И ни один из них не подозревал, какие перемены произойдут в Шумиловске благодаря невинному ВОВу.
С заседания комиссии Примерова и Фигуркин возвращались вдвоем.
— Ты не обижаешься на меня за то, что я рассказала им о ВОВе?
— Я не обижаюсь, но ты зря так торопишься. Сначала нужно пустить элсоназ, а уж потом я бы вплотную занялся ВОВом. Кстати, я сделал так, как ты просила. Элсоназ уже выдает десять тысяч. Ты довольна?
— Конечно, конечно… — откликнулась без особого энтузиазма Примерова. — Но знаешь, Костенька… Только дай слово, что ты не станешь сердиться.
— А в чем дело?
— Нет, ты дай слово.
— Ну хорошо, даю. Говори.
— Понимаешь, сегодня по радио передавали, что в Горнаиме делают составитель мощностью в пятнадцать тысяч вариантов.
— Ну и что? — зловеще спросил Фигуркин.
— Ты же обещал не сердиться… Пойми, Костенька, наш элсоназ должен давать хотя бы двадцать тысяч…
— Но это же бесполезная, глупая гонка…
— Костя, почему ты стал со мной так разговаривать? Что бы я ни сказала, — ты возражаешь. О чем бы я ни попросила, — ты обязательно отказываешься. Ты избегаешь меня, ссылаясь на приезды каких-то несуществующих теток из Армавира…
— Почему несуществующих? Ко мне действительно приезжала тетя из Армавира… — неуверенно возразил Фигуркин.
— И дедушка из Томска?
— И дедушка…
— И ты ходил встречать его на вокзал?
— Конечно.
— Тогда объясни мне, каким образом ты в это же время оказался в музее?
— В музее?
— Да, в музее!
— В каком музее? — Не зная, что ответить, Костя сам задавал первые попавшиеся вопросы.
— В городском.
— Я?
— Ты. Только, пожалуйста, не говори мне, что поезд из Томска опаздывал, и ты решил пока поднять свой культурный уровень.
— А я не говорю.
— Раньше ты готов был сделать для меня все. А теперь не хочешь даже улучшить элсоназ.
— Но послушай, Зина. Чтобы элсоназ работал еще быстрей, нужно снять электронные фильтры.
— Так сними их!
— А ты представляешь, какие бредовые варианты станет предлагать элсоназ без фильтров?
— Я все представляю и все понимаю, — сухо сказала Зина. — Кроме одного: почему ты ведешь себя таким образом по отношению ко мне? Забудем про элсоназ. Объясни, пожалуйста, что случилось?