Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мою отсечет, господин гауптман, я знаю.
Тут Трынька запнулся и, беззвучно пошевелив обветренными губами, покорно поднял на гауптмана глаза.
В путь выступили с восходом солнца. Через болото перебрались по старой подзатопленной кладке, обнаруженной при рекогносцировке местности. Как только почувствовал и под ногами твердую почву, Трынька приказал прибавить шагу: до шоссе следовало добраться к полудню. Далеко не каждый шофер в прифронтовой полосе рискнет к ночи взять попутчиков. Вот и проголосуешь на обочине до следующего рассвета. А операцию надо провернуть в течение одной ночи, чтобы еще затемно выбраться из города.
Машины в этот день шли редко и все больше легковые. Нужен был грузовик. Но кузова «студебеккеров», прогромыхавших мимо дежурившего у шоссе Трыньки, были накрыты брезентами, под ними было что-то громоздкое и тяжелое. Вслед за «студебеккерами» с ветерком пронеслась полуторка. Увидев на ее бортах красные флажки, Трынька не стал голосовать: эту все равно не остановишь. Шофер только покрутит у виска пальцем: дескать, в своем ли уме, не видишь, с каким грузом иду?…
Подумав, Трынька вывел «пленных» на шоссе и дал команду на движение. Он решил не сворачивать на обочину, чтобы водитель заранее видел, кто и зачем останавливает. И, действительно, следующая полуторка, едва он поднял руку, сбавила скорость и, словно приглядываясь к этому странному шествию, еще какое-то время медленно катилась, пока не взвизгнули тормоза. Правая дверца кабины тут же распахнулась, и, высунув наружу коротко стриженную голову и крутые, округлые плечи, сержант с погонами инженерных войск окликнул:
— Эй, кто у вас старший? Давай, да поживее…
Трынька прибавил шагу, затем побежал, опасаясь упустить эту, пока еще единственную возможность. Попутно заглянул в кузов и, никого там не заметив, подумал, что лучшей оказии и желать нечего.
— Что это у тебя за армия? — встретил его усмешкой сержант, для порядка застегивая воротничок гимнастерки.
— Та ото ж сам бачишь, — начал по-простецки Трынька, не успев отдышаться. — Поймали в районе… С парашютами сиганули. Прошлой ночью… Ну, доставили их местной власти, она побалакала трошки, потому как на больше слов не хватило. Языка того у нас нихто не знае. Но главное все-таки зразумилы: оци ночные птахи наверняка шпионы. Натуральные… Ну, тут мне, как командиру истребительного отряда, приказ: возглавить конвой и — в Молодечно.
— А что ж это вы так, пехтурой?
— Та яки ж теперь в районе машины! Все для фронта, все для победы… Сам знаешь.
— Ну а в Молодечно, там-то к кому?
— Наказали передать военным… Какому-нибудь штабу. Армейскому або даже выше… Советовали спрашивать разведку…
Сержант прикинул что-то в уме, внимательно оглядел конвой, уже поровнявшийся с машиной, коротко бросил:
— Давай, грузись!… Какой-нибудь штаб да найдем…
Трынька первым вскочил в кузов. К своему неудовольствию теперь он увидел солдата, лежавшего на свежескошенном сене. Тот спросонку протер глаза, привстал, поправляя на груди автомат, и, стряхнув с брюк прилипшие травинки, облокотился о кабину, не без любопытства разглядывая неожиданных пассажиров.
Немцев усадили ближе к кабине, конвоиры расположились по обе стороны у бортов.
— Ястребки, как там у вас? Все в ажуре? — весело спросил сержант, намереваясь захлопнуть дверцу.
— Порядок. Трогай!
Полуторка легко набрала скорость: дорога шла прямо, распахнуто и свободно, встречный, не растерявший дневного тепла ветерок приятно омывал лица… Трынька снял картуз, спутанные, рыжеватые, давно не мытые волосы ершисто вздыбились. Он запустил в них пятерню, обжал сильными узловатыми пальцами и искоса, из-под своей тяжелой ладони посмотрел на солдата. И сразу же в его встревоженную душу проник холодок. Солдат уставился глазами в немца, наряженного в мундир гауптмана. Затем он незаметно толкнул Трыньку локтем и взглядом показал на подозрительно оттопырившийся задний карман брюк конвоируемого. Предмет, лежавший в кармане, заявлял о себе совершенно определенными формами. Даже не военный человек безошибочно установил бы его назначение.
— Вы их обыскивали, а? — тихо спросил он, подвинувшись к старшему конвоя.
Трынька утвердительно кивнул головой.
— Кто ж так обыскивает? Взгляните на его задний карман… Там же браунинг… — Солдат укоризненно покачал головой.
Он не ошибался. Оплошность оказалась настолько очевидной, что разубеждать его было даже опасно. Трынька решительно встал, шагнул к «гауптману» и, не говоря ни слова, одним движением выхватил из кармана браунинг. Проводя эту молниеносную операцию, он ухитрился незаметно подмигнуть немцу. Чего доброго, еще вздумает шуметь.
— Малахов! — закричал Трынька на одного из конвоиров. — У тебя що — очи повылазили? Як обыскивал? Ты що, ниже спины пошарить постеснялся?
— Да кто ж мог подумать…
— Индюк за тебе буде думать? — вскипел начальник конвоя. — Благодари товарища солдата, гвардии рядового, а то стали бы с тобою покойниками.
Инцидент, не предусмотренный даже чересчур ушлым, обычно все подмечающим гауптманом, был исчерпан. Солдат вроде успокоился и уже не приглядывался к немцам с прежней подозрительностью. Да и темнеть стало. Вечерние сумерки, сгущаясь, обволакивали и машину, и сидящих в ней людей. Все окружающее буквально с каждой секундой лишались своих очертаний, размывались, а то и вовсе исчезало из виду.
Тем не менее тревожный холодок в душе Трыньки не таял. Репутация его «конвоя» оказалась подмоченной. У немца — оружие! Поверит ли солдат, что виной всему была их оплошность? А если он не такой тюха-матюха, каким показался в первую минуту? Давно ли, сладко зевая, протирал свои заспанные глазки? А они у него вон какие зрячие! Небось прижимается сейчас к кабине и подумывает, как бы самому весь этот «конвой» отконвоировать. Хотя бы в тот же армейский штаб… Конечно, от нежелательного свидетеля легко избавиться — пырнул штыком, как того дезертира-старосту, и за борт. Обделывать такие делишки в темноте сподручно. Но что потом? Прикатит машина в Молодечно, и тот же сержант спохватится: шутка ли, пропал его подчиненный! Шум такой поднимет, что чертям станет тошно. Ну, и всей операции тогда крышка, ибо внезапность и все прочие преимущества будут утрачены. Значит, трогать солдатика нельзя, по крайней мере пока. Молча следи за ним, а главное — не допусти его до тех, кто в кабине. Долго ли постучать по ней ладошкой, попросить затормозить по малой надобности, спрыгнуть за борт. Ну и закрутится карусель…
Но до самого города ничего подобного не случилось, грузовик катил без остановок. В городе он попетлял по улочкам и переулочкам, прежде чем подъехал к трехэтажному кирпичному зданию. У подъезда, скупо освещенного фонарем, стоял солдат с автоматом.
Щелкнул в кабине замок, с металлическим скрипом распахнулась правая дверца, и на подножку проворно выбрался сержант. Привстав на носки, заглянул в кузов, спросил с прежним юморком:
— Ну, как ястребки? Живы-здоровы?
— Та у нас все в норме, — ответил Трынька, не спуская глаз с солдата. — До штаба ще далеко?
— Рукой подать! — бойко ответил сержант. — В самом прямом смысле. Так что, слезай, приехали!
— А разведка тоже тут?
— Здесь, папаша… Вас, понятное дело, без пропуска туда не пустят, так я сейчас сбегаю, доложу.
Сержант спрыгнул с подножки и в то же мгновенье, неуловимо для Трыньки, выпрыгнул из кузова солдат.
— Товарищ командир, я с вами, — крикнул он, бросившись к подъезду. — Я только попить. Во рту пересохло!
Сержант предъявил что-то часовому, и тот, козырнув, пропустил в здание штаба и его самого, и подбежавшего к нему солдата. Все произошло так неожиданно и быстро, что Трынька с непростительным для себя опозданием осознал нависшую над ними опасность. По-хорошему в штаб уже не проникнуть. О своих подозрениях солдат доложит сержанту, тот — дежурному. Мгновенный звонок в караулку — и к подъезду примчат автоматчики. Ну а остальное не так уж трудно домыслить. Короче говоря, операция провалилась, едва начавшись. Надо смываться…
Трынька бесшумно, на цыпочках, пробрался к Уханову, мостившемуся у заднего борта, шепнул на ухо:
— Действуй, сынок… Условие помнишь? По запасному варианту. Правая дверца открыта. За баранку — и жми!
Но избавиться от водителя и завладеть рулем оказалось не просто. Возня в кабине затянулась. Тем временем за воротами, в глубине двора посыпался частый топот ног. Часовой, сообразив, что караульные подняты по тревоге, не раздумывая, пустил в воздух длинную очередь. Если бы он знал, что именно назревает, он применил бы оружие с гораздо большей пользой.
Трынька выхватил пистолет, почти не целясь, выстрелил в часового и, увидев, как тот шмякнулся на каменные ступеньки, спрыгнул на землю. В следующую секунду он был уже в кабине. Шофер, прерывисто всхрапывая, валился с сиденья на рычаг скоростей. Трынька обеими руками обхватил его туловище и рванул на себя. Затем еще раз, и еще… В конце концов ему удалось высвободить место для Уханова. Мотор взревел, и полуторка, резко дернувшись, сорвалась с места. От ворот загремели выстрелы, и по кабине защелкали пули.
- В бой идут одни штрафники - Сергей Михеенков - О войне
- Кровавый кошмар Восточного фронта. Откровения офицера парашютно-танковой дивизии «Герман Геринг» - Карл Кноблаух - О войне
- Ватутин - Александр Воинов - О войне
- Встречный бой штрафников - Сергей Михеенков - О войне
- Священная Военная Операция: от Мариуполя до Соледара - Дмитрий Анатольевич Стешин - О войне