Так видят игвы
миры страданья,
Тлеющие
в средоточье земном,
Преддверья обратного мирозданья,
Первые
из его наружных хором.
Смотри, коли смеешь, на это солнце,
Яснеющее
сквозь клочья паров:
Его ль инфракрасные протуберанцы
В твой сон возносились
со дна миров?
Неизвестный
Его.
Даймон
Любуйся ж на дымные космы, -
Лик ада, рассматриваемый в ребро:
Это – не солнце: лишь Антикосмос,
Творчества дьявольского ядро.
Теперь крипта катакомб кажется затерянной в недоступной высоте и едва мерцает, как звезда.
Неизвестный
Вижу неимоверную крепость,
Подобно хребту -
острием
вниз:
Да, конус из черных базальтов
в пропасть
Венцом повис.
Черными молниями
ширяют,
Снуют вокруг -
Не знаю, кто – помавают, реют,
Блюдут порог.
Голоса игв
– Упитаны ли по стойлам бойцы?
– Вскармливаются;
– Ох, вскармливаются.
– Просачивается ли шемойя в сердца?
– Всачивается…
– Ох, всачивается!
– Готовы ли раругги соседних шрастр?
– Вскидываются…
– Ух, вскидываются…
– Наш луч пепелящий достаточно ль остр?
– Взлизывается!
– Ух, взлизывается!
Даймон
Сквозь них… напрямик… твердо,
Не оборачиваясь – спеши:
Всем ярусам этого города
Открой слух души!
Точно порыв раскаленного воздуха опаляет окрестность. Слышится клокотание, стремительное снование, сплетание и расплетание чьих-то обширных "я", объединенных тревожным и поспешным трудом.
Голоса раруггов
– Всплеснулся ль к мирам демиурга наш круг?
– Всплескивается…
– Ух, всплескивается!
– В Небесном Кремле нерушим ли порог?
– Взламывается!
– Да: взламывается!
Резкий голос Великого Игвы
С подземного Юга грядут войска
Раругги
– Вздыбливаются!
– Вздыбливаются!
Великий Игва
Уж рвутся из Северного тайника -
Раругги
– Вспучиваются!
– Вспучиваются!
Игва
С подземного Запада летят, как смерч.
Раругги
– Взвеиваются!
– Взвеиваются!
Игва
Из скважин Востока змеятся вверх.
Раругги
– Взвихриваются!
– Взвихриваются!
Неизвестный
Так вот чье господство чествовали
Наши народы в гимнах…
Вот кого мы предчувствовали
В корне зол повседневных…
Даймон, не в этом пространстве ли
Небесная наша царевна?
Даймон
Вот.
Внезапно приоткрывается необозримое по своей длине, но невысокое сооружение, может быть, небольшая часть кольцеобразной крепости, окаймляющей Друккарг. Ее стены местами излучают слабое голубое сияние: других источников синего или зеленого цвета в этом слое нет. Неизвестный опускается на колени.
Молчание.
Голос Навны
Подошел? Приблизился? – милый
Мой мальчик, искатель мой смелый!
Поведаешь людям, что видел,
Что горестный дом мой проведал…
Теперь ни в гробу, ни в темнице,
Ни в самом глубоком колодце
Мой отблеск тебе не затмится,
Лазурная нить не порвется.
Неизвестный молча целует багряную землю Друккарга.
Даймон
Но разве не видишь местами
От крепости отсвет другой?
Неизвестный, поднимаясь
Да, странное, зыбкое пламя
Оранжево-рыжей дугой.
Здесь я не думал встретить другую, -
О, ее тоже, как встарь, узнаю, -
Боже, но те ли
слова ее рдели
Пурпуром страстным
в юность мою?
Стенающий голос
Жгут меня душные глыбы…
Жмут меня крепкие скобы…
Жажда палит мои губы…
Вздернуто тело на дыбы!
Голоса в Цитадели
Безрассуден твой гнев,
мать темная:
– Иль не видишь – растет
рать шумная,
– Крепнет наших фаланг
стать дымная,
Неуемная!
Афродита Всенародная
Что мне до огненной мощи?
Рвут меня крючья и клещи, -
Все беспощадней, все резче
Ветер из бездны горящей!
Плоть моя плачет все горше
Каждым бездомным ребенком!
По лагерям и застенкам!
По безымянным поминкам!
По очагам разоренным!
По колумбариям! Урнам!
По искалеченным кармам!
Камерам! каторгам! тюрьмам! -
Голос уицраора
Если б мудрость
твою колеблющуюся
умчало
То видение,
что владычествует
во мне -
Как померкло бы
для тебя
этих дней начало
В этом городе,
в этой сумеречной стране!
Афродита Всенародная
Что мне до лютой гордыни
Зодчих вот этой твердыни?
Ропщет вся кровь от страданий,
В красных стигматах ладони!
Ты обещал мне, как чудо,
Новые дивные чада,
Но от твоей благодати -
Только чугунные дети!
Строите этот чертог вы
Мудростью старшего игвы,
Проклято черное семя!
Рухнет в ничто ваше имя.
Уицраор
Это – призраки
твоей ревности
и безумья!
Что мне игва
с его рассудочным чертежом?
Лишь – орудье мое покорное,
только – зубья,
Лишь – до времени,
перед огненным
рубежом.
Вижу солнцем себя ликующим,
и монады,
Что вращаются,
торжествующе
и звеня -
Мне покорствующие
мириады
и мириады,
С гимном ангелов
погружающиеся
в меня.
Сломан стержень
перенапрягшихся
коромысел!
Иль ты все еще,
ослепляясь,
не поняла,
Что подобного
вседержителя
не возвысил
Никогда еще
дробный хаос
добра и зла?
Неизвестный – шепотом
Вижу его непроглядную ауру,
Бурю в мерцающем взоре…
Отдаленный голос Карны
Горе последнему из уицраоров,
Горе!
Голос Великого Игвы
в тайнике великого капища, среди посвященных
Гордыня бешеная и слепая
Окрепнет пусть:
Полезна власть его над толпою,
И гнев, и злость;
Чтобы мятежника-демиурга
Швырнуть в Уппум;
Чтоб мир, бушующий вне Друккарга,
Нам стал рабом.
Великий Игва впадает в транс.
– Смотрю в геенну. Мой дух в ознобе,
Лишь ей слуга.
Инфра-лиловая в черном небе
Горит дуга.
Пылает, блещет от края к краю,
Мостом вверху…
Какому гимну доверю тайну,
Хвалам, стиху?…
Гагтунгр! Я внемлю! Я зрю воочью
Сквозь весь Энроф *
Метагалактики средоточье -
Итог миров:
Обитель господа Люцифера
В живом огне…
Замкни уста мне. Пусть эта сфера -
Тебе и мне.
Великий Игва погружается в беспамятство.
* Энроф – космическое трехмерное пространство, астрономическая вселенная.
Неизвестный
А, сатанинская мистика!
Верность глубинной скверне!…
Это – хитрей, чем свастика
И пентаграмма черни…
Так вот какого владычества,
Царства какого ради
Длит балаган свой жречество
В нашем, в наземном граде…
Слабо различаемый голос Ректора в катакомбах
…За эту химеру немыслимую
Мы платим в круговороте
Золотом жизней бесчисленных,
Ценою народной плоти…
Даймон – грозно
Народного духа!
Молчание.
– Дальше, ниже:
Где души – как клочья дыма…
Он плачет о плоти?
Взгляните же
На то, что непоправимо.
Теперь делается ясно, что источник ударов, казавшихся ударами пульса, стал ближе. Крипта, мерцавшая слабой звездой вверху, исчезает окончательно. Чувствуется колоссальная глубина. Обоих спускающихся охватывает мглистый, едва освещенный туннель со слабым уклоном вниз. Над медленно текущим по дну потоком возникают как бы завитки промозглого тумана, бессильные оторваться от бесцветных вод. Однако они еще одарены способностью жалобных, почти бессловесных звучаний.