— Вот и все, Антоша. Вот и все, — прохрипела я. — Сейчас тебя заберут, и я больше никогда тебя не увижу… Никогда… Знаешь, как это страшно, сначала полюбить человека, а потом никогда его не видеть…
Я не помню, сколько я просидела в машине. Но бутылка коньяка опустела, а от шоколадки остался один маленький кусочек… Наконец рядом со мной остановился огромный джип и помигал мне фарами. Я осторожно положила голову Антона на сиденье и, пошатываясь, вышла из машины. Прямо передо мной предстали двое мужчин устрашающей внешности.
— Где Антон? — спросил тот, который был размерами побольше.
— В машине… А где Марат?
— Марат прислал нас. Он занят.
Я развела руками и произнесла пьяным голосом:
— Конечно. Марат всегда занят. Он трахает какую-нибудь шлюху?
— Марат занят, — отрезал тот же мордоворот.
— Оно и понятно. Ему наплевать, что одна телохранительница, которая честно отработала на него несколько лет, пропала без вести, а другого просто убили. Его интересует только собственная жизнь…
Мужчины перенесли тело Антона к себе в джип. Я не хотела его терять даже мертвого, мне хотелось упасть на землю и забиться в истерике. Я задыхалась. От меня забирали любовь. Я оставалась один на один с обстоятельствами, которые обрушились на меня.
— Куда вы его повезете?
— Тебе какая разница? Похоронят по-человечески, не переживай.
— Мне очень большая разница. Антон был для меня близким человеком.
— Да ты знала его всего сутки!
— Я хочу знать, где его похоронят, — не сдавалась я.
— А Марат хотел бы знать, как он погиб. Марат ждет тебя сегодня в «Балчуге» в обеденное время.
— Если бы он хотел знать, приехал бы сюда сам.
— Да ты, в натуре, пьяная, — удивился один из халдеев, как называл своих служащих Марат. — Ты где так нажралась?
— Я не нажралась, а напилась. Это совсем разные вещи.
— А кто тебя так разукрасил?
— Тот, кто убил Антона, — произнесла я безжизненным голосом и поплелась к чужому «форду». Стало светать, а это значило, что я должна вернуться домой как можно быстрее. Я была пьяна, но вела машину аккуратнее, чем обычно. Я думала о том, что по-прежнему люблю Антона, люблю до безумия, но как-то по-другому, совсем иначе. Он превратился для меня в бога, моего бога, потому что общего бога не бывает. У каждого человека должен быть свой бог. Теперь Антон высоко на небе и думает обо мне, иначе просто не может быть, потому что нас слишком многое связывало. Слишком многое… Только бы он попал в рай и познал его радости… Антон мертв, но его душа будет витать сорок дней и только на сороковой день уйдет в мир иной. Раньше у меня просто не было жизни. Жизнь началась только тогда, когда я узнала Антона. Пройдет время, и мы обязательно встретимся. Я не знаю, когда это будет, но я в этом уверена. Я всегда добиваюсь намеченной цели. Я найду его, где бы он ни был. В преисподней или на небе, в раю или в аду.
Мне хотелось положить голову Антону на грудь, разрыдаться и слиться с ним, превратившись в одно неразделимое создание природы.
К дому родителей я подъехала около девяти утра. Грело ласковое солнышко, словно ничего не было, а эта ночь была такой же спокойной, как и все остальные. Сейчас свершится то, чего я боюсь больше всего. Или мой ребенок дома в целости и сохранности, или я уже никогда ничего о нем не услышу… Оттягивая решающий миг, я заглянула в чужой бардачок и среди вороха совершенно бестолковых бумаг нащупала проявленную пленку. Развернув ее, я постаралась разглядеть, что на ней изображено, но негативы были темными и неотчетливыми.
Это может мне пригодиться, пронеслось у меня в голове. Необходимо срочно напечатать фотографии. Быть может, я смогу хоть что-нибудь узнать об изверге, который убил Антона. Сунув пленку в сумочку, я закрыла бардачок и вышла из машины. Каждый шаг, приближающий меня к квартире родителей, давался мне с огромным трудом. В моем воображении рисовались самые ужасные картины. Я надавила на кнопку звонка и принялась ждать. Дверь распахнулась и на пороге появилась моя мать, она выглядела значительно лучше и казалась намного спокойнее, чем прежде. Увидев мое избитое лицо, она вскрикнула:
— Вика, доченька, что с тобой?
Не говоря ни слова, я отодвинула мать и вбежала в квартиру. В зале, на большом цветастом диване лежал мой сын и сладко посапывал. Я не верила своим глазам:
— Господи, неужели мой сын дома?
— Час назад пришел…
— Как это пришел?
— Позвонил в дверь. Я открыла, смотрю, Сашенька стоит.
— Что он сказал?
— Сказал, что ничего не видел. Ему завязали глаза, посадили в машину и привезли ко мне.
— А где его держали?
— Он и сам толком не знает. В каком-то сыром подвале.
Мама не удержалась и, бросившись ко мне на шею, громко заплакала.
— Самое страшное уже позади… Жив твой сыночек, жив…
Я обняла ее и тоже заревела. Вдоволь наплакавшись, мы пошли на кухню.
— Если бы ты только знала, как я хочу кофе, — вздохнула я, усаживаясь на стул.
Мама быстро приготовила ароматный кофе. Я сделала глоток и решительно сказала:
— Надо бы разбудить Сашу.
— Зачем? — перепугалась мать.
— Я хотела бы узнать поподробнее, что с ним произошло и где он был.
— Не трогай ребенка, пусть спит. Он и так столько натерпелся. Сказал, что целую ночь не спал. В подвале, где его держали, даже матраца не было. Он, бедненький, целую ночь на корточках просидел. Ребенок сам ничего не понял. В дверь позвонили, он и открыл. Никогда раньше чужим не открывал… Чего это на него нашло, непонятно…
— Вот это и надо выяснить!
— Выясним, только пусть сначала выспится. Сказал, что ему сунули под нос какой-то платок, и он сразу потерял сознание. Очнулся в сыром подвале. А потом завязали глаза и привезли обратно:
— Его не били? —Нет.
— Ему не причинили ничего плохого?
— Да нет. Все в порядке.
Мама села напротив меня и вгляделась в мое лицо:
— Доченька, ты пила?
— Пила.
— Много?
— Очень.
— А кто тебя так избил?
— Расскажу как-нибудь в другой раз. Я бы поспала пару часов…
Мама уложила меня в спальне и укрыла теплым пледом.
— Только разбуди меня через два часа. У меня неотложные дела, — засыпая, прошептала я.
Мне приснился Антон. Говорят, что покойники снятся к плохому, но этот сон был одним из самых приятных в моей жизни. Мы сидели в хорошо обставленной гостиной и пили сухое красное вино… Антон поглаживал мою спину, и я чувствовала, как по ней разливается приятное возбуждающее тепло… Играла легкая джазовая музыка, она завораживала и уносила куда-то вдаль. Поцеловав меня в шею, Антон наклонился и запустил руку под мое пышное платье. То ли к моему великому стыду, то ли к моему удивлению, на мне не было трусиков. Его длинные пальцы обожгли мою плоть, словно раскаленные клещи. Я не чувствовала стыда, не думала о том, что за соседними столиками сидят люди… Я бесстыдно раскинула ноги… Это были незабываемые ощущения. На минуту я почувствовала себя птицей, парящей над бездонной пропастью. Это была сладостная, ни с чем не сравнимая пытка…
Я проснулась с блаженной улыбкой. Мама сидела рядом и гладила меня по голове.
— Тебе снилось что-то хорошее? — ласково спросила она.
— Да, — я опустила глаза и заметно покраснела, словно мама могла догадаться о том, что мне приснилось. — Сколько я проспала?
— Около трех часов. Может, еще поспишь?
— Нет, меня ждут дела.
— Куда же ты с таким избитым лицом?
— Намажусь тональным кремом. Воспоминания о том прекрасном сне никак не хотели меня отпускать, и я вновь закрыла глаза, но, услышав, что кто-то гремит на кухне посудой, моментально вскочила.
— Что, Сашенька проснулся?
— Да нет. Андрей заехал кофе попить.
— Какой еще Андрей?! — Ну, твой муж…
— Бывший муж.
— Хорошо, твой бывший муж.
— Зачем ты его пустила?
— Но ведь он не чужой. Тоже переживает… Отец все-таки…
— Нам такой отец и даром не нужен!
. Я решительно направилась на кухню. За столом сидел Челноков и попивал кофе.
— Приятного аппетита. Смотри не подавись, — язвительно сказала я.
Челноков оглядел меня с ног до головы и, остановив взгляд на моем избитом лице, громко присвистнул:
— Еще никто не подавился кофе.
— Тогда смотри не поперхнись.
— Не поперхнусь, не переживай.
— А я вообще за тебя не переживаю! — вспылила я. — Я уже свое отпереживала. Пусть за тебя твои бабы переживают. Какого черта приперся?
— Я пришел не к тебе.
— Ты пришел в дом моих родителей. Жалеешь, наверно, что не можешь у них полквартиры вынести.
— Я пришел посмотреть на своего сына.