узнаю! — приходит ещё одна гениальная мысль, а ноги сами несут меня вперёд.
Прохожу через прихожую в зал, здесь светло, и свет почему-то идёт из окон, хотя я точно знаю что сейчас еще ночь, и на улице темно. Но меня это не беспокоит, не пойму почему, но я чувствую себя безмерно счастливым, и весело улыбаясь, прохожу на кухню.
У плиты стоит женщина, она явно готовит, но услышав меня, оборачивается, и что-то говорит. Точнее я вижу как она открывает рот, но звука нет, я её почему-то не слышу.
Она повторяет, но с тем же результатом. Прошу её говорить погромче, но понимаю, что не слышу не только её голос, но и свой собственный.
Она опять говорит, уже шире открывая рот, только толку от этого снова никакого, и похлопав себя по ушам, я беспомощно развожу руками.
Женщина понимающе кивает, поворачивается к шкафу и достав оттуда письменные принадлежности — почему-то чернильницу и перо, быстро что-то пишет.
Судя по движениям её руки, это всего несколько слов, но закончив, она ещё долго дует на листок, сворачивает его вчетверо, и только потом передает мне.
Я снова радуюсь, хоть и по прежнему ничего не слышу; ведь в сравнении с тем что я сейчас узнаю, это сущие пустяки. — Живут же как-то глухие люди, но когда я пытаюсь посмотреть на бумагу, в глазах мерцает и всё расплывается.
Я подношу листок к лицу, но эффект тот же, поднимаю взгляд на хозяйку, но перед глазами только какие-то пятна.
И мне вдруг становится страшно, ладно звуки, ещё куда ни шло, но терять зрение совсем не хочется. Мне почему-то кажется что во всём виноват этот дом, и стоит покинуть его, как всё восстановится. Сую бумагу в карман плаща, и натыкаясь на всё подряд, на ощупь иду к выходу.
Только и здесь засада, куда бы я не двинулся, повсюду бесконечная мебель и глухие стены. Я пытаюсь сдвинуть один из шкафов, но он упирается, напрягаюсь, толкаю изо всех сил, мне не хватает воздуха, и когда он наконец поддаётся, я куда-то лечу.
Какое-то время ничего не происходит, и мне снова становится хорошо, но вдруг что-то бьёт меня по лицу, и открыв глаза я вижу перед собой кафельный пол своей кухни.
— Фух... — выдыхаю облегчённо, постепенно понимая это был просто сон, и никуда я не бегал, и ни с кем не разговаривал. Единственная неприятность — падение с дивана. Ладно хоть не затылком.
Подтянув руки к телу, мне удается подняться, и держась за спину, принять почти вертикальное положение. Состояние — будто и не спал вовсе, а мешки с цементом таскал. Сильно хочется спать.
Вот только за окном уже почти светло, небо чистое, дождя нет, и пора начинать этот новый день.
С чего именно начинать, — как-то не думается. В голове бардак, и никаких умных мыслей. Поэтому — торможу, и отключая голову, привожу себя в порядок.
Умывшись и переодевшись — а вещи в которых я спал, чем-то странно воняют, я раздуваю едва тлеющие в печи угли, подкидываю пару поленьев, и ставлю чайник. Дети ещё спят.
В голове по-прежнему пустота, но пока смотрю на огонь, потихоньку приходят кое-какие мысли.
Первым делом надо проверить дом с мансардой, после ночных кошмаров этот вопрос кажется особенно важным. Найти хозяев я не рассчитываю, во всяком случае в живом виде, но вполне возможно там найдется что-то проливающее хоть какой-то свет на вчерашние события.
На улице совсем светлеет.
Дождавшись когда закипит чайник, я насыпаю в кружку травы, заливаю кипятком, и едва не обжигаясь, отхлебываю.
Горький тимьян, аромат мяты и терпкость ещё какой-то травки — постоянно забываю её название, заменить кофе конечно не могут, но, по-своему, тоже бодрят.
Сделав ещё несколько глотков, я ставлю стакан на стол, и прислушиваюсь.
На фоне потрескивающих в печи дров что-то гудит.
Не трактор и не машина, что-то ровное, на одной ноте. Похоже на самолёт, или моторную лодку, но точно не кукурузник. У того звук ниже и более глубокий, а здесь как комар почти, тоненько так, с надрывом.
Захватив стакан с чаем, выхожу на крыльцо, но звук отдаляется, пропадая практически сразу.
Зато появляется новый, — к воротам подъезжает машина, скрипит тормозами, останавливается. Хлопают двери и кто-то барабанит по забору.
Тут я окончательно просыпаюсь.
****
— Да не долбитесь так... Спят же люди... — спускаюсь с крыльца, и не выпуская из рук стакан, подхожу к калитке.
— Там самолёт! — услышав меня, кричат снаружи. — Самолёт летает!
— Какой самолёт? — внутри холодеет, я хоть и уверен что кукурузник на месте, но на мгновение засомневался.
— Обычный! Вокруг станицы только что летал!
— Не наш?
— Нет! Другой! Маленький такой!
Издали они все кажутся маленькими, тот же АН-2 на паре тысяч в букашку превращается.
Но если судить по звуку, приближался он достаточно близко, так что, скорее всего, маленький и есть. На ум приходит только иностранная сесна, других я просто не знаю.
Быстро вернувшись в дом, одеваюсь, беру автомат, и уже через пару минут сижу на пассажирском сидении потрепанной нивы. Уазик брать не стал потому как не хотелось его оставлять на аэродроме — в том что придётся лететь, я не сомневаюсь.
— Он сначала с юга зашёл — рассказывает посыльный, объезжая огромные лужи, — потом развернулся, и над западным постом пролетел.
— Низко?
— Не очень, метров, может, триста!
— А ушёл куда?
— На северо-восток, чуть больше к северу.
Направление, откуда появился чужак и куда ушёл, ещё ни о чём не говорит, он мог специально поменять курс чтобы запутать, хотя разницы, по большому счёту, нет никакой. То что вокруг нас происходит что-то непонятное, это и так понятно — как бы нелепо это ни звучало. И детали этого непонятного мы наверняка вскоре увидим.
Как только остановились у сторожки, откуда-то появился Василич. Обросший, с черными от усталости глазами, этой ночью он явно не спал, но виду не подает, бодрится.
— Петро рассказал тебе? — вместо приветствия спросил он.
Я кивнул.
— Он ещё ночью прилетал, но не видно было, гудел только, а тут как на ладони, вот, я фотографии сделал даже! — Василич протянул мне