— А почему ты никогда не рассказываешь мне о своей работе?
— Разве нет?
— Нет. Хотя каждый нормальный человек так или иначе, но упоминает в разговорах о работе.
Нелл открыла окно. Холодный воздух был насыщен запахами влажной земли и листвы. Нелл закрыла глаза. Ей захотелось, чтобы он узнал о ее работе так же много, как знала она: и ежедневный кропотливый поиск, и непредвиденные осечки, и изнурительная гонка по подготовке гала-представлений.
— Тут не о чем рассказывать, — почему-то вместо этого сказала она.
— Не о чем? Ты отдаешь себя всю работе, возвращаешься поздно, волнуешься — а говоришь, не о чем. Я все это чувствую. Каждый наш вечер, проведенный вместе, ты все более усталая и напряженная, чем в предыдущий. Ты показалась мне успокоенной и довольной лишь в тот первый вечер, когда ты играла на флейте и я постучал в твою дверь.
— Постучал?
— Почему ты ничего не рассказываешь мне о том, что тебя волнует? Или ты присягнула Одри Гэллэрд на пачке модных журналов, что будешь хранить страшную тайну? Ты знаешь, что отдельно от тебя меня Гэллэрд не интересует.
Ах, если бы это было правдой, вздохнула про себя Нелл.
— Возникла угроза потерять работу? Или что-то не получается с праздничным представлением?
Через слой облаков пролила свой свет луна. Придорожные деревья выглядели изумительно красиво и драматично: черные тени, серебристая листва.
Нелл глубоко вздохнула и решилась заговорить, надеясь, что это будет звучать убедительно:
— Подготовка гала-представления для меня всегда — самое напряженное время: множество деталей, которые надо предусмотреть; множество исполнителей, множество задач…
Не отводя глаз от дороги, он взял ее руку:
— Если тебе когда-нибудь нужна будет сочувствующая душа, имей меня в виду. — И он покачал головой: — Нелл, ты единственная из женщин, кто полагается только на себя.
— Молчанье — золото, Шеа.
На следующее утро Нелл, открыв глаза и еще не отойдя от сладкого томления любви этой ночи, протянула руку, чтобы дотронуться до Шеа, и почувствовала, что его рядом нет. Она села на постели и увидела его сидящим на краю кровати и внимательно ее рассматривающим. Рассвет только начинался, и она не видела его лица.
— Милый, — спросила она, — что случилось?
— Никогда не влюбляйся в меня, Нелл. Ты получишь от этого одни страдания. — Голос его был серьезен, и слова падали тяжело и веско.
Сердце ее перевернулось: слишком поздно.
— Я не тот человек, который тебе нужен, Нелл.
— Почему? Что случилось?
— Я не готов к этому. Мне тяжела чья-то привязанность.
Нелл схватила его руки в свои:
— Я все знаю. Ты же сам сказал: никаких пут. Я приняла это.
— Нелл, я не хочу, чтобы меня любили. Это большая ответственность. Я не готов к ней.
— Никто не заставляет тебя брать на себя какую-то ответственность — разве что ты сам. То, что я люблю тебя — это мои трудности, а не твои. Разве ты сам не веришь нашему договору: никаких запутанных обязательств?
— Я сказал все это до того, как узнал тебя получше — и до того, как полюбил. Черт побери, Нелл! Ты мне слишком дорога, чтобы заставлять тебя страдать по своей вине.
Она вцепилась в его руку, удерживая его из последних сил:
— Я что-то не понимаю. От чего ты меня хочешь защитить?
— От тебя самой.
Нелл сверкнула на него глазами:
— Слишком быстрый ответ ты нашел.
— Это единственно верный ответ. — Шеа встал, и контуры его фигуры озарил свет, идущий из ванной. — Мне надо побриться, — сказал он, поворачиваясь к ней спиной.
— Это единственно выгодный тебе ответ, — крикнула Нелл ему вдогонку. Она натянула халат и последовала за ним. Ей мучительно хотелось прикоснуться к нему, ощутить его тело. Ей пришлось сжать руки в кулаки, чтобы удержаться от искушения.
— Можно задать тебе один вопрос? — сказала она, садясь на край ванны.
— Х-м-м. — Он пустил воду и намазал лицо и шею пеной.
— Отчего ты так боишься связать себя чем-либо?
— Один раз я уже был женат, и неудачно. — Он отвернулся, водя бритвой по щеке. — Если я решусь за это еще раз, это должно быть навсегда.
— Навсегда, — она скопировала его решительный тон. — Ну, кончено. Шеа не признает полумер. Или дружба без всяких пут и обязательств, или любовь — непременно с обязательствами и женитьбой.
— Да, — он принялся за другую щеку.
— И говоришь ты при этом так, как будто женитьба — это наказание.
— Х-м-м. — Он тщательно брил верхнюю губу. — Наказание без поощрений за хорошее поведение.
Ей захотелось ударить его, но вместо этого она сняла халат, включила душ и встала под него.
— Эй! — закричал он. Из-за тебя запотело зеркало, я ничего не вижу!
— Может быть, тебе лучше добриться дома, — посоветовала она, намыливая руку.
— Ах! Проклятие! Посмотри, что ты наделала. Я порезался.
— Прекрасно! — ликующе завопила она. — Не капай кровью на мой коврик!
Глава XI
Когда Нелл вышла из ванной, Шеа уже и след простыл.
— Трус, — сказала она громко. — Слишком труслив, чтобы встретить любовь лицом к лицу. — Она вытерла зеркало. — Почему он так боится любви? — спросила она свое отражение.
И тотчас же ее осенило. Его прежний брак тут ни причем. Просто с ним случилось то же, что и с ней. Он хотел использовать ее как источник информации, а попался на ту же удочку, зайдя слишком далеко. Вот то, о чем он ее предупреждал. Да, ее интуиция тоже предупреждала. Каждый из нас оказался неумелым охотником, но один поймал другого — победителей не было. Мы оба попались в ловушки, которые сами же и расставляли.
Шеа не позвонил ей ни в этот день, ни на следующий. Нелл отказалась от мысли о каких-либо запланированных действиях, решив: чему быть, того не миновать. Если все кончилось, то и к лучшему, хотя ничего лучшего впереди не маячило.
Но сердце ее бешено забилось, когда Люси сказала ей, войдя как-то утром, что ее просит к телефону мистер Шеа. Она попыталась успокоиться, закрыв глаза и повторяя:
— Но это же Шеа, это он… — но сделала только хуже.
Она вновь представила себе их последний разговор. Что она тогда сказала ему? Что ее любовь — это ее трудности, а не его? Да, так оно и есть.
— Добрый день, — мягко проговорила она. — А я уж подумала, что ты умер от потери крови.
— Нелл…
— Тебе сделали переливание?
— Нелл…
— Если тебе нужен врач, я ничем не смогу тебе помочь.
— Да послушай же!!
— Да, Шеа!
— Сейчас же заткнись — и давай встретимся за ужином.