Меня разобрало любопытство, что же этот старик, имевший столь диковинный вид, собирается со мной делать, я неторопливо поднялась из-за стола, надела шляпку, взяла зонтик и сумочку, и пошла вперёд до угла. Мне пришлось ждать его не больше минуты. Он чопорно поклонился, протянул мне свою костлявую руку, но едва лишь приподнял цилиндр. Затем он чуть слышным, смущённым голосом сказал мне:
– Я ищу секретаршу, которая будет писать для меня важные письма!
Я в крайнем недоумении ответила, что никогда ничем подобным не занималась, однако он резко и мрачно оборвал меня на полуслове:
– Вопрос о вашей практической пригодности буду решать я!
Совершенно сбитая с толку, я двинулась следом за ним, всё время держась на один шаг сзади, к нему на квартиру, располагавшуюся поблизости. Он открыл три замка, изнутри дверь была вдобавок ещё усилена стальными прутьями, он, должно быть, был нелюдимым оригиналом, старым чудаком со своими вывихами. Однако страха я не испытывала. Он без слов проводил меня в свой рабочий кабинет, совершенно лишённый мебели. Только несколько очень тёмных, вероятно фамильных, портретов украшали стену. Я должна была снять с себя верхнюю и нижнюю юбки и панталоны, однако оставить на теле блузку. Потом он подал мне два чёрных люстриновых нарукавника, и мне было предложено сесть за небольшой письменный стол, где на зелёном промокательном листе уже были приготовлены чернила, перо и бумага. Кресло, на которое я уселась, было обыкновенным деревянным креслом с плетёным из соломы сидением, которое врезалось мне в голую попу, впрочем, это была не беда. Однако в том месте, на которое как раз приходилась моя тёрка, в плетёном сидении была проделана дырка. Старик присел возле меня на корточки, при этом его негнущиеся колени хрустнули, просунул в дырку указательный палец, впрочем, не вставляя его мне в раковину. Так он играл приблизительно с минуту, но потом вдруг произнёс до смешного серьёзным тоном:
– Пишите, пожалуйста: «Глубокоуважаемый господин министерский советник!»…
– Скажите, пожалуйста, «глубокоуважаемый» пишется слитно и или раздельно?
Он с трудом поднялся на ноги и строго поглядел на меня, точно школьный учитель. В эту минуту я не могла не вспомнить о преподавателе катехизиса, который распечатывал меня ещё совсем маленькой шаловливой девчонкой. У старика же был такой вид, точно он собирался слопать меня с потрохами, у меня пропала всякая охота смеяться, и я с тревожным испугом смотрела на него. Это, похоже, его страшно обрадовало, он откашлялся, почти полностью втянул свой худой череп в высокий воротничок и строго произнёс:
– Хорошая секретарша должна знать подобные вещи! Встаньте, пожалуйста, я вынужден вас наказать! Как, впрочем, вас зовут?
– Пепи, – запинаясь, пролепетала я словно школьница.
– Встаньте, пожалуйста, фрейлейн Жозефина!
Я поднялась из-за стола. Он с тихим вздохом положил меня к себе на колени и принялся легонько стегать меня по попе очень маленькой линейкой, которую до сего момента прятал за спиной. Мне это показалось настолько забавным, что от сдерживаемого внутри смеха на глазах у меня выступили слёзы, и когда он снова поставил меня на ноги, то покраснел как варёный рак. Он, старый осёл, видимо, решил, что слёзы потекли у меня от боли и стыда, и теперь-то я точно знала, чего хотелось ему. Я снова уселась за стол и всхлипнула, чтобы доставить ему радость. Он отвернулся и расстегнул ширинку. Когда он опять предстал передо мной, я чуть не расхохоталась: такой жалкой, серой, высохшей и древней макаронины я в жизни ещё не видела. Он зажал свой крошечный член между пальцами и помахал им из стороны в сторону, потом на секунду задумался, обстоятельно высморкался и проговорил:
– Пишем дальше: «После ознакомления с актами…»
– Скажите, пожалуйста, слово «акт» пишется с двумя «к»?
На сей раз он сам поднял меня с кресла, и я получила два шлепка, совсем слабеньких, по правой и по левой ягодицам. Мы писали уже приблизительно четверть часа, но успели заполнить только несколько строк, потому что я чуть ли ни каждую секунду должна была вставать, чтобы получить очередную порцию причитающегося мне наказания, каждый раз на один удар больше. Однако они не причиняли никакой боли. Моя попа даже не покраснела. Я делала вид, будто трепещу перед ним от страха, и после того, как он несколько раз ударял меня, прижимая при этом мою грудь к своим коленям, его старенький малюсенький приборчик начинал, было, немножко приподниматься, но тут же опять закорючкой обвисал вниз.
Я больше уже совсем не садилась во время писания, а с крайне робким видом стояла и переспрашивала каждое слово. Лицо его становилось всё строже и морщинистее, однако радость ему это доставляло огромную. Когда он снова продиктовал мне очередное дурацкое слово, правописания которого я не знала, и опять стал укладывать меня к себе на колени, его рогулька на мгновение встала почти вертикально, судорожно вздрогнула и упала, так и не выделив в итоге ни единой капельки спермы! Он быстро отпустил меня, повернулся ко мне спиной и, застёгивая ширинку, с бледным, как полотно лицом пробормотал:
– Пардон.
Тут я не удержалась и прыснула, однако быстро отвернулась при этом и закрыла лицо ладонями! Да, это оказался тот самый сумасбродный надворный советник, с которым раньше имела дело Штеффи и о котором она мне тогда рассказывала! Итак, сейчас я была в гостях у надворного советника по прозвищу «Пардон». Я смеялась так, что у меня тряслись плечи, и всё внутри клокотало! Однако он решил – таким идиотом может быть только мужчина – что я плачу от боли! Он принёс какой-то влажный платок, холодным компрессом приложил его к моей попе, а потом совершенно серьёзно и сочувственно произнёс:
– Я и сам весьма сожалею об этом, фрейлейн Жозефина! Однако без наказания никак не обойтись!
Когда я снова оделась, он вручил мне белый, запечатанный конверт и проводил до дверей:
– Мы продолжим нашу диктовку во вторник, фрейлейн Жозефина!
Из чистого озорства я сделала в ответ застенчивый книксен, после чего он только ворчливо добавил:
– Но ровно в четыре часа, и горе вам, если вы опоздаете хоть на минуту!
И я выскользнула за дверь. Стремглав сбежала на первый этаж! В конверте лежали две банкноты по десять гульденов, это было просто великолепно! Первым делом я уселась на подоконник и от души высмеялась! Я сидела прямо возле двери в квартиру домоправителя, и моё прысканье и хихиканье наверняка были услышаны там, потому что дверь внезапно приотворилась, и в образовавшуюся щель выглянула взъерошенная, высоколобая голова со вздёрнутым пунцовым носом и маленькими водянистыми глазками, в обладателе которой я сразу определила чеха!