Когда я думаю о Чукотке, она мне чаще всего кажется окрашенной в два цвета. Желтый — цвет благодатной чукотской осени, желтой тундры, желтого прозрачного воздуха по утрам, когда вода уже покрывается пленкой льда, желтого неяркого солнца над ней и удивительного подъема, когда ты веришь, что можешь шагать по подмерзшей тундре сотни верст подряд без остановки, отдыха и без конца. И чувствовать в это время твердую осмысленность и надежность земного бытия.
И белый цвет Чукотки — цвет зимних заснеженных перевалов, жутковатой глади морского льда, пологих хребтов, врезанный в снег след нартовых полозьев, мельканье, мельканье, мельканье собачьих лап, даже когда лежишь в спальном мешке с закрытыми глазами.
Конечно, все это не более чем эмоциональное восприятие деталей не такой уж большой страны, зажатой меж большими морями Великого и Ледовитого океанов. Но как «все мы родом из детства», так и притягательная, воспитующая сила любой страны рождается из деталей времени и ее пространства.
По мере сил я постараюсь рассказать о людях, о работе и о странных и таинственных вещах (отнесемся, к ним с юмором), которые конечно же есть на Чукотке, как и на всякой другой земле. Возможно, поэтому повествование получится не всегда связным во времени и в порядке событий. А в заключение этой краткой главы я не могу не присоединиться к словам Кнута Расмуссена, полярного путешественника, этнографа и великолепного человека:
«Теперь, когда мне предстоит охватить своим повествованием все пережитое, оставившее во мне наиболее глубокие впечатления, я, естественно, в той же мере испытываю радость при мысли о том, что могу рассказать, как и смиренную грусть при мысли о том, что я поневоле должен пропустить.»
Кое-что из цитат
Из всех книг о путешествиях и дальних странах, разумеется, лучше всего книги, одетые в старый кожаный переплет. Торжественная сочность их старинного слова умилительна. И я не мог не поделиться с читателем любопытными извлечениями из них.
«Вся Чукоция есть не что иное, как громада голых камней, климат же здесь самый несносный».
Капитан Иосиф Биллингс, 1792 год.«Это поистине обездоленная богом страна.»
Георги, 1777 год.«Северо-восточная Азия населена родственными племенами — чукчами и шелачами. Это самые дикие племена во всей Азии».
Абумази Баядур Хан (год неизвестен).«Чукчи отдельными шайками бродят между Северным полюсом и 68° северной широты.»
Джордж Кеннан, 1869 год.«Крайне неопрятная одежда, нечистые и дикие их лица и длинные ножи давали сей группе чукчей вид разбойничьей шайки».
Коцебу, 1818 год.«Остроги, лежащие по соседству с их страной, пребывают в беспрерывном страхе нападения».
Георги, 1777 год.«Русские много перепробовали для покорения этого племени. Наконец попытались помириться. Результаты превзошли все ожидания. Те, кого обвиняли в вероломстве и в свирепости, оказались замечательным добродушным соседом».
Фридрих Фон Гельвальд, 1898 год.«Вместо железа инородцам служат Мамонтовы рога».
Георги, 1777 год.«Если бы у меня не было денег, я с большим бы доверием обратился к кочующим чукчам, чем к многим американским семействам».
Джордж Кеннан, 1869 год.Глава 1
Как попадают на южный берег полярных стран
1
В общежитии геологоразведочного института в Дорогомиловке разного рода карты Союза висели почти в каждой комнате. Моя кровать стояла так, что, когда я лежал на спине, взгляд мой неизменно упирался в правый верхний угол громадной географической карты — в «девятку», если пользоваться футбольной терминологией.
Стыдно сознаться, что такого сведущего человека как студента дипломника геологического вуза, угол этот привлекал неизвестностью. Он был закрашен в ровный коричневый цвет. Не такой, конечно, густой, как Памир или даже Забайкалье, а просто ровный и слабый коричневый цвет без линий хребтов и пятен высокогорных плато. Геологическая карта этих мест, когда я однажды на нее посмотрел, была разрисована пестро. Фиолетовые пятна триаса чередовались с зеленью меловых отложений, и по всему мелу стояли канцелярские птички, говорившие о том, что здесь эффузивы. Но самое интересное заключалось в том, что на геологической карте недавних лет здесь явственно виднелись лишаи «белых пятен», оконтуренные каким-то робким пунктиром. И вовсе не ясно вела себя тектоническая карта, рисующая стратегию земных пластов. Вся: четкая, понятная студенту стратегия кончалась за Верхоянским хребтом. Дальше начинались несолидные клочки и пятнышки, сквозь которые так и проглядывала неуверенность рисовавшего карту академика. А неуверенность у академиков можно объяснить только одним — отсутствием достаточной информации.
Короче, длительные размышления на спине, когда взгляд упирается в карту, привели меня к выводу, что дипломный проект мне надо писать о Чукотке. В этом решении имелся один плюс — о Чукотке я почти ничего не знал и, таким образом, получал возможность узнать хотя бы немного.
И в середине мая я очутился на одном из подмосковных служебных аэродромов, чтобы сесть зафрахтованный чукотской экспедицией самолет, и чувствовал себя весьма состоятельным человеком, ибо имел выданное со склада снаряжение.
1. Спальный мешок из собачьего меха.
2. Спальный мешок ватный.
3. Ватный костюм.
4. Костюм х/б.
5. Полярный меховой костюм.
6. Резиновые утепленные сапоги.
7. Резиновые сапоги из чешской литой резины с высокими голенищами.
8. Кирзовые сапоги.
9. Шапку.
10. Две пары брезентовых рукавиц.
11. Меховые рукавицы.
Такое обилие меха и ваты, если учесть, что я был зачислен в штат экспедиции только на лето, а в деканате лежала моя подписка: «вернусь в сентябре», невольно внушало высокое чувство самоуважения.
Когда техники наладили самолет, мы понесли свои рюкзаки под водительством серьезного человека в погонах и под его же руководством расположились в пустоте фюзеляжа на собственных вещах.
Чувство самоуважения, основанное на количестве теплого обмундирования, выданного государством, укреплялось тем, что мы летели на «собственном» самолете.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});