Дэмьен взглянул на часы. Схватка длилась всего полторы минуты, ровно столько, сколько одной из собак понадобилось, чтобы добраться до горла монаха и разодрать его. Теперь же свора обезумела от крови и еще долгое время терзала мертвое тело Симеона.
Для гончих эта утренняя охота выдалась на редкость удачной.
Вернувшись в замок, Питер принялся жаловаться матери: – Дэмьен, наверное, преследует другую лисицу, – ворчал он, – наша удрала за водопад.
Кейт пожала плечами. – Думаю, и я предпочла бы утонуть, лишь бы не быть в клочья изодранной.
Питер с улыбкой взглянул на мать. Чувством юмора оба обладали с избытком, а это уже было кое-что, особенно в сложном подростковом возрасте.
Кейт стиснула руку сына, но Питер уже глядел через ее плечо и указывал на что-то пальцем. Она оглянулась и разглядела Дэмьена, скачущего в их сторону. Сзади него мчалась свора гончих. Морды их были в крови.
Питер устремился навстречу Дэмьену. – Ты поймал лисицу? – приблизившись, воскликнул мальчик. – Гончие не много оставили мне на память, – охладил тот его пыл, – однако я кое-что припас для тебя. – Дэмьен полез в карман и вытащил густо пропитанный кровью платок.
– Ты можешь окрестить меня этой кровью? – спросил Питер. – Это считается?
– Для меня считается, – заверил его Дэмьен. Он наклонился и вымазал кровью щеки мальчика. Питер коснулся лица, увидел кровь на своих пальцах и прижал их к губам.
В сотне ярдов от них стояла Кейт. Она наблюдала за ними… и ей стало не по себе от увиденного.
Глава четырнадцатая
На протяжении всего долгого путешествия в Корнуэлл Френк Хатчинс дразнил свое воображение, подогревая себя мыслями о предстоящей встрече. Он хотел приехать первым, чтобы стоять в первых рядах и видеть его, подойти к нему как можно ближе. Может быть, удастся даже переброситься с ним хоть парой слов и получить его благословение за все, что сделал он, Хатчинс. В конце концов ведь именно он – Френк Хатчинс – собрал их вместе. Он являлся жизненно важным элементом в этом огромном организме, и, если, конечно, повезет, Дэмьен Торн его выделит.
Когда Хатчинс очутился на стоянке, он с радостью обнаружил, что ни один автомобиль не опередил его. Он прибыл рано. И он будет первым.
Хатчинс захлопнул автомобильную дверцу и двинулся по тропинке к убежищу среди скал. Нужно было пройти пешком с полмили, и, прежде, чем Хатчинс добрался до места сбора, он услышал, как внизу волны бьются о скалистый берег, и разглядел мигающий вдали маяк.
Хатчинс некоторое время любовался морским пейзажем, затем начал спускаться вниз, к морскому берегу. Ночь была беззвездная, тьма – хоть глаз выколи, и он пару раз поскользнулся. Достигнув подножия, Хатчинс обернулся на скалы, окаймляющие их убежище.
Тайное убежище было необычным и странным, и Хатчинс почувствовал вдруг, как в нем начинает расти волнение. Кровь запульсировала в висках. Он обернулся и разглядел первых учеников, пробирающихся сюда, маленькие световые пятнышки от фонариков – три человека, четыре… еще одна группка, и еще. Волна гордости захлестнула Хатчинса – вот он каков! – и он принялся расставлять всех на скале. Находясь среди учеников, Хатчинс перезнакомился с ними. Назначенный час приближался. Хатчинс стоял на пляже возле молоденькой медсестры и озирался по сторонам. Каждый из присутствующих вглядывался в море, тысячи лиц, освещеннных колеблющимся отблеском далекого маяка, тысячи белых пятен подобно чайкам на фоне темной скалы.
– Вот он, – шепнула сестра Ламонт, и Хатчинс взглянул на горизонт. Он тут же услышал шум мотора и свист вертолетных винтов. Хатчинс поперхнулся от волнения, когда черный огромный вертолет, мигая посадочными огоньками и кружась над ними, начал снижаться и опустился на берег в каких-нибудь пятидесяти ярдах от толпы. Хатчинс хотел было двинуться вперед, но остался стоять на том же месте.
Теперь он уже видел его, задержавшегося на мгновение в проеме вертолетного люка. Хатчинс внезапно задохнулся и тут же почувствовал, как медсестра прижалась к нему, ее ладонь коснулась его руки.
Дэмьен спрыгнул на берег и стоял неподвижно, ожидая, пока вертолет, взлетев, покружится над морем и исчезнет за горизонтом.
Воцарилось молчание. Дэмьен возвел руки к небу. – Ученики Царя Ночи! – прокричал он. – Я стою перед вами от имени единственно подлинного бога – князя Подземной империи, сброшенного с небес, но ожившего во мне.
Он помедлил, затем продолжал: – Вы слышите меня?
Каждая женщина, каждый ребенок и каждый мужчина в один голос ответили:
– Мы слышим и подчиняемся. Свет маяка вновь достиг скал, выхватив из тьмы лица, застывшие в немом повиновении и страхе. В этом неясном свете Хатчинс на мгновение уловил выражение лица своей соседки: глаза горели возбуждением, губы были влажными.
– И теперь я вам приказываю, – опять раздался громкий голос Торна, – найти и уничтожить младенца – Назаретянина.
Медсестра ближе придвинулась к Хатчинсу. – Убейте Назаретянина, и я буду царствовать вечно. Если вам это не удастся, я погибну.
– Нет, – прошептала Ламонт, – я не допущу промаха.
– Убейте Назаретянина, и вы, мои ученики, унаследуете Землю. Если вас постигнет неудача, вы бесследно исчезнете. Убейте Назаретянина, и вы познаете райскую жестокость и восторг отца моего.
Ламонт вцепилась в руку Хатчинса, и тот почувствовал, как она прижалась к нему всем телом.
– Если вам не удастся сделать это, вы будете навечно прокляты в объятиях немощного вялого Христа. Вы слышите меня?
– Мы слышим и подчиняемся, – хором прозвучал ответ.
– Ученики Царя Ночи, нельзя откладывать. Убейте Назаретянина, и мы победим. Отныне и во веки веков. Вы слышите меня?
– Мы слышим и подчиняемся. Дэмьен стоял перед толпой, отовсюду до него долетали слова: «Убить Назаретянина. Убить Назаретянина…»
В последний раз прокричав эту фразу, Хатчинс рванул к себе медсестру, и она вцепилась в него, на ходу раздирая одежду. Они тут же по-звериному схватили друг друга, совершенно забыв об остальных… Хатчинс услышал крик своей партнерши, перекрывающий все остальные голоса: «Дэмьен, я люблю тебя!», но ревности он не испытал, ибо в этот миг кричал то же самое.
Глава пятнадцатая
Барбара Дин влюбилась в Лондон с первого взгляда. От их очаровательного домика в Хампстеде так и веяло уютом. Барбара с нетерпением дожидалась лета, когда можно будет порадовать новых друзей создавать бербекью. А до чего красивы были лондонские улочки – такие узкие и своеобразные! Барбару поразили и антикварные магазины. Очень скоро она перенесла свое восхищение английской столицей и на жителей Лондона, казавшихся ей чудесными! Конечно, среди ее новых знакомых встречались и такие, что вели себя с Барбарой несколько заносчиво. Иногда казалось, что они просто насмехаются над ней. Что за слово употребил Харвей, рассказывая ей об этих людях? Барбара порылась в памяти. «Высокомерные». Вот именно. А впрочем, это не имело значения. Похоже, англичанам и полагалось быть именно такими: высокомерными и отчужденными. Барбара разочаровалась бы, окажись они другими.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});