Читать интересную книгу Тяжело в учении, легко в бою (If You Like School, You’ll Love Work) - Ирвин Уэлш

– Приве-е-ет, – воркует Кендра, прижимая к уху трубку. – Хорошо, хорошо… нет… сегодня вечером, у тебя, в одиннадцать. Отлично. Пока!

Стефани чувствует, как внутри нее растет нечто ужасное и что скоро оно отвалится словно кусок свинца. Она не в силах вымолвить ни слова.

Стейси беззаботно щебечет:

– А кто это?

– Трент. Позвонил мне сегодня утром. Говорит, его преследует какая-то помешанная на психологии телка, – спокойно заявляет Кендра. – На прошлых выходных они с этой дешевкой напились и стали обжиматься, и с тех пор она бомбардирует его эсэмэсками, мейлами и звонками. Ну, вы знаете таких, – пожимает она плечами. – Схожу развеселю его, – улыбается она, не замечая, как кровь отливает от лица Стефани. – Но сейчас я хочу немного пообщаться с маленьким принцем. – Кендра кивает на собачку, смахивает слезинки, которые, несмотря на улыбку, появляются в глазах, и добавляет: – Наедине. Спасибо… вы такие классные!

Стефани задыхается. У нее кружится голова, и она не слышит ничего, кроме звона в ушах и рева автомобилей. Она видит, как Стейси что-то шепчет Кендре, а та машет им на прощание, поворачивается и быстро идет по Кларк-стрит. Тото гордо сидит на руках у хозяйки и свысока смотрит на других собак.

Мисс Аризона

Я уже не чувствую холода и отчаяния. Мое время пришло, но мне нет до этого дела. Да и с чего мне беспокоиться, Господи? Без нее я не уеду, а взять ее с собой, черт побери, тоже не могу.

Я не чувствую вообще ничего: ни рук, ни ног, я даже не могу точно сказать, закрыты у меня глаза или открыты. Наверное, это не так уж важно. Мне остались лишь мысли. Они ни хрена не стоят, но не уходят ни на миг. Фишка в том, что здесь мороз, и я от него сдохну, а снаружи, за толстыми каменными стенами, люди плавятся от жары. Наверное, все мы когда-то уйдем. Это та самая загадка, в которую и за тысячу лет не въедешь.

Думаю, я заплатил за свое высокомерие, как и он. Я наконец-то понял этого сбрендившего пьянчугу: он просто еще один придурок, напоровшийся на острие собственного тщеславия. Начинаешь думать, что ты крутой чувак: хладнокровный пиздобол с большим хером, художник, короче. А все остальные – да просто гребаные манекены. И вот ты решаешь, будто можешь творить, что пожелаешь. Это дает тебе какие-то права. А на самом деле прав у тебя ни хрена нет.

С чего же все началось?

Все началось с Иоланды и ею же закончилось.

Мисс Аризона.

Она производила впечатление классной тетки, казалось, будто ее хорошенько оттрахали и оставили еще мокрую. «Ага, – говорила она, – я как-то была «Мисс Аризоной». Разрази меня гром, по ней этого не скажешь. Она крепкая бабенка; я повидал девчонок на дальнобойных парковках в Луизиане, у них задницы и то были не такие мясистые, как руки у Иоланды, которые вечно тянулись за выпивкой. Рыжие волосы старушки Иоланды когда-то, наверное, привлекали внимание, но теперь давно забыли о краске и взбиты в залитую лаком башню над свинячьими глазками хозяйки. Кожа – белее парного молока, солнце такую не жалует, но в наших местах это распространенное явление.

Иоланда солнца сторонилась. На улице держалась в тени и любила сидеть на крыльце у задней двери, которая выходила в садик, поросший сухой коричневатой травой, по цвету точно такой же, как и окружавшие дом полуразрушенные хозяйственные постройки. Обшарпанные сараи разительно контрастировали с бирюзовым бассейном. Иоланда частенько сидела у бассейна, надев закрытый купальник в карамельную полоску, закрыв плечи накидкой, а голову – широкополой соломенной шляпой и обмахиваясь большущим веером, но в воду никогда не заходила. Наверное, боялась прическу испортить. Бассейн содержался в чистоте, по-моему, не пользоваться им – настоящее преступление, особенно в тех краях. Короче, с такой кожей Иоланде было самое место посреди этой чертовой пустыни, от Феникса добрых три часа ехать. Иоланда сидела в кресле под зонтиком, по ее бледным дряблым ляжкам сбегали синие вены, становившиеся угольно-черными под худыми коленями. Мисс Аризона, ни дать ни взять. Титул она свой завоевала, наверное, еще в те времена, когда штат за Мексикой числился.

Помню, как я впервые припарковался возле здоровенного ранчо. Я тогда подумал, что кто-то строит ковбойский дом посреди пустыни, по виду ранчо было ясно: во-первых, денег у этого чувака куры не клюют, а во-вторых, не больно-то ему нужна компания.

В этом вся старушка Иоланда. Но поскольку это, кажется, моя последняя история, пора и о себе сказать. Меня зовут Рэймонд Уилсон Батлер. Тридцать восемь, в разводе, коренной западный техасец. До того как встретил Иоланду, я жил почти в центре Феникса на съемной квартире за тысячу долларов вдвоем с подружкой – Пен. Кто она такая? Я мог бы говорить о ней бесконечно. Но сейчас в голову приходит только то, что она пела прекрасные песни, когда не работала в книжном отделе городского супермаркета. Я повстречал ее, и моя жизнь изменилась к лучшему. Она – самое потрясающее, что у меня было.

Иоланда другое дело. Она изменила жизнь не только мне, а всем и каждому. Каждому сукиному сыну, которому довелось с ней общаться. Я познакомился с ней по работе, через день катался к ней на ранчо.

Чтобы добраться до Иоланды, мне приходилось из Феникса ехать на запад. Я не переставал поражаться, как резко обрывался город и начиналась пустыня, граница между ними растягивалась не дальше, чем пьяный сумел бы нассать. Проезжаешь мимо парочки фермерских хозяйств, которые только-только взялись достраивать, а до этого они почти двадцать лет трескались на солнце – бетон, стальные каркасы. Люди считали, что земля тут – основное богатство, вот и скупали как очумелые. Да хрен-то – с нашими-то пятнадцатью миллиметрами осадков в год. Строительство возобновилось только после того, как запустили систему каналов, принесшую со Скалистых гор драгоценную воду.

Но вот последнее ранчо позади, а до дома Иоланды через пустыню еще пилить и пилить. По дороге к ней меня всегда мучила чертова жажда. Такая местность не по мне. В этом приграничье всегда чувствуешь искушение остановиться и глотнуть чего-нибудь холодненького – «Миллер», «Будвайзер», «Курз», еще чего пригодного для питья. Да, жара стояла адская.

В день, который мне вспоминается, состоялся мой второй визит к Иоланде; сразу после того как мы договорились насчет сотрудничества. Стоял полдень, солнце в это время палило нещаднее всего, и даже старый техасец вроде меня, немного поживший в Лос-Анджелесе, порой забывает, на что оно способно. Чертово отродье выжигало всю свежесть воздуха, оставляя в легких частички железа. Горло пересыхало, бронхи барахлили, а сам ты потел как одинокая шлюха после ватаги дальнобойщиков, последний из которых как раз натягивает потертые джинсы.

Первая вылазка к Иоланде напомнила мне, как классно рассекать по пустыне на «лендкрузере». Я сворачивал с главной магистрали и петлял по дорогам, пока не возвращался снова на грязный проторенный путь, врезался в то, что казалось нетронутым песком, но на самом деле было раскрошившейся глиной, продирался по пустыне, как влажная тряпка по столу. Во вторую поездку я убедился, что не стоит выбираться из машины надолго. Мне хотелось минут пять постоять, прислушиваясь к похрустыванию песка под ногами, к отдаленному клекоту канюков над дорожной падалью. В этом пустынном краю больше ни хера не услышишь, и куда ни повернись, чистое небо все так же сливается с землей. Я смотрел на северо-восток, но не заметил даже намека на складчатые зубцы гор, которые должны были находиться в нескольких милях.

Вбирая в себя пустоту и уединение, можно отстраниться от всего на свете. Пропуская мысли через мембрану одиночества, я вспоминал о Джилл и о тех чудовищных ошибках, которые мне пришлось совершить. Я приободрился, подумав, что у меня есть второй шанс – Пен, и я обязательно его использую.

Я не доверял Фениксу, как не доверял всем этим обшарпанным и опаленным солнцем городишкам с возникающими из ниоткуда деловыми районами, бездушными дорогами на окраинах, торговыми центрами, выходящими на автостоянки, гаражами по продаже подержанных автомобилей и плохонькими домишками, неумело спрятавшимися за пальмами. И люди – они высыхали на солнце, словно фрукты, мозги плавились от жары и ежедневной рутины. Люди уже не помнили, зачем они вообще сюда приехали. Это относится исключительно к бедноте. Богатых можно увидеть только за стеклом: в торговых центрах и машинах они вдыхают кондиционированный воздух, который отдает лекарством от кашля. К жаре я привык, но тут настолько сухо, что деревья прячутся в тени собак.

В тот день, отправившись на первую серьезную встречу с Иоландой после того, как она приняла мое деловое предложение, я задумался и слишком долго блуждал по пустыне. Я не замечал, как сильно палило солнце, пока не обернулся и не увидел, как далеко отошел от тачки, лучше бы мне вернуться. «Ленд-крузер» в колышущемся от жары воздухе походил на мираж; невозможно было определить, далеко он на самом деле или близко. Я запаниковал, но тут моя рука коснулась обжигающего металлического корпуса. Я скользнул в сладкую прохладу автомобиля, черт бы ее побрал, и почувствовал, что в висках колотится кровь. Пришлось растянуться на пассажирском сиденье и включить кондиционер на максимум. Прошло несколько минут, прежде чем я почувствовал себя лучше и сумел снова перевалиться на задницу. Взял газету. Уровень террористической угрозы – низкий. Время безопасного пребывания на солнце – шестнадцать минут.