как будто это могло бы спасти меня от разъяренного хищника. Отсмеявшись, он еще какое-то время тряс головой. Видно, от внутреннего смеха.
— Значит, в магазин ходил? — спросил незнакомец, постукивая татуированными пальцами по краю стола.
— Да! А что? Вы так и не представились, хотя имеете вид вполне интеллигентного человека, — проговорил я спокойно, но чувствовал, как внутри меня нарастает волна бешества.
— Представляются покойники. А еще ученый! А кто тут из нас будущий покойник ты и сам должен догадаться.
Губы его презрительно искривились. Он повернулся, чтобы сплюнуть на пол, но удержался.
Я промолчал. Наташа посмотрела на меня. В глазах ее была тревога. И даже страх. Да, я должен был действовать. Но для начала хотелось бы знать, с кем же я всё-таки имею дело. Тут опрометчивость может обернуться боком. Какое место он занимает в табели о рангах уголовного мира?
Но хватит мяться! Я решительно шагнул вперед. Ногой выдвинул табуретку из-под стола, сел, скрестив руки на груди, и посмотрел, как мне показалось, угрожающе ему в глаза. Он не отвел взгляда, только опять криво улыбнулся. Ни один мускул не дрогнул на его похабной роже.
— Так всё-таки, с кем я имею дело? Мне тогда легче будет вести беседу, если я буду знать, кто передо мной.
— Привет тебе! Сам знаешь от кого! Должок требуют вернуть! Или ты запамятовал? То мне не долго освежить твою память.
Черт! Оказавшись на свободе, я совершенно обо всем забыл. Да тут еще и Наташа.
— Конечно! Конечно! Черт бы меня побрал! — бормотал я. — Как же так? Вылетело из головы.
Я поспешно подскочил. Выдернул из куртки портмоне, где лежали банковская карточка и наличка.
— Вот! Вы уж там объясните, что как-то в общем выскочило из башки. Виноват, конечно!
Я протянул две пятисотки. Он не шелохнулся. Опять презрительно посмотрел на деньги и поморщился. Как будто я ему делал непристойное предложение. Да! Что-то два корабля никак не могут разойтись в море.
— Что-то не так? — спросил я. — Я тариф знаю. Тут еще и премиальные. Что же не так-то?
— Слабо! — просипел он. — Тариф он, видите, знает. А то, что я трачу свое драгоценное время?
— А! — протянул я. — Это конечно! Это само собой! Наверно, еще и на такси потратились.
Я опять полез за деньгами, но тут же остановил себя. С людьми этого рода таких вещей себе нельзя позволять. Проявишь слабость, он будет сосать тебя бесконечно. Это же закон зоны, где в цене только сила. А слабых гнобят и прессуют. Пройдет немного времени, он заявится опять и снова потребует денег. И опять, и опять, и опять… Нет! Надо отрезать сразу и бесповоротно. И он должен почувствовать, что его не боятся.
Я наклонился над столом. Какое-то время разглядывал скатерть, а потом поднял глаза.
— А знаешь, кому я обязан своим освобождением? Тебе разве об этом не сказали? Скорей всего, не сказали.
Мужичок поднял глаза. Никакой растерянности я не заметил. Сказывал тюремная закалка.
— Слышал про полковника? Погремуха ему Пинкертон. Мы одноклассники и давние друзья. Вот он-то меня и вытащил.
Мужичок молча поднялся и пошел к дверям. Ноги он не отрывал от пола, скользя подошвами.
Ушел он по-джентельменски молча и не прощаясь. Я запер за ним дверь, разгрузил содержимое пакета в холодильник.
— И что это было? — спросила Наташа. — Я ничего не поняла. За что и кому ты должен?
— Долг позабыл вернуть. Тюремный. А там с этим строго. Не выплатившие долг могут рассчитаться жизнью.
— А! я слышала про такое. Какой же ты забывчивый! Разве об этом можно забывать?
— Теперь всё позади. Наташа! А как же с романтическим ужином? Я так надеялся. Ты меня не должна разочаровывать.
— Который скоро станет романтическим завтраком, — проговорила она. — Ты на время глядишь?
— А как же первая брачная ночь? Неужели мы пропустим самый волнующий момент? Разве ты простишь себе это? До скончания века будешь раскаиваться. И даже рвать волосы.
Я молитвенно сложил руки. И решил уже опуститься на колени. Если уж рыцарствовать, то до конца.
— Лучше помоги мне, чем зря болтать! — строго сказала Наташа, отмахнувшись от меня.
Никогда не думал, что от шампанского можно захмелеть. Я-то был уверен, что это детский напиток. Это было такое легкое и радостное опьянение. Водка бьет сразу и наверняка. Выпьешь стакан и знаешь, что ты уже перешел в другое состояние. За окном уже начинало светать, когда мы бросились в объятия друг к другу. Я подхватил Наташу и понес на диван. Она обхватила меня за шею и безвольно уронила голову.
Что это такое было? Какой-то ураган! Совершенно счастливый и обессиленный я упал в глубокий сон и не знаю, сколько проспал. Когда я проснулся, было уже светло. Наташа лежала возле стенки на животе, я осторожно потянул простынь вниз, наклонился и стал, чуть касаясь губами, целовать ее спину, спускаясь всё ниже и чувствуя какой-то прилив нежности к этому телу. Как она была прекрасна! Как можно не любить это тело?
Наташа застонала и повернулась на спину. Я благодарил Создателя, сотворившего это тело. Какая гладкая кожа! А эти линии тела! Запах волос! Она совершенство! Она ангел!
— Рома! Что ты делаешь? — пробормотала она, чуть приоткрыв глаза и как-то беспомощно улыбаясь. — Ну, как тебе не стыдно? Тем более ты обнаженный. А это меня смущает.
— Мне кажется, что я люблю тебя. Словно мы сто лет были знакомы. Не знаю, как сказать…
— Хорошо! Хорошо! Но я хочу спать. Если хочешь, давай завтра поговорим. А то я усну и не узнаю самого интересного.
Она подтянула простынь. И закрылась ею до самого подбородка. Закрыла глаза и улыбнулась.
— А ты не будешь возражать, если я принесу тебе кофе в постель? Кстати, какое кофе ты любишь? Ты же мне не запретишь этого сделать? Я хочу принести тебе кофе в постель!
— Принесешь! Но позднее! Не всегда быть настойчивым хорошо. А сегодня ты слишком настойчивый.
Наташа повернулась к стене. Я провел рукою по ее очертаниям. Лучше бы я этого не делал.
— Я не могу спать! — прошептал я ей на ушко. — Никакая сила меня не заставит уснуть.
— Тогда просто лежи! — жалобно простонала она. — Закрой глаза и просто лежи, подавив все желания.
Я лег на самый край. Разглядывал потолок, потом ее лицо, но больше не решался ее обеспокоить, даже дышать старался потише. Я думал о Наташе, кто она, как появилась…
— Я о тебе ничего не знаю, — пробормотал я. — Кроме твоего имени. Думаю, настало время…
— Что ты