Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А это называется – глупый вопрос, – равнодушно отозвался Джек. – Не волнуйся, Олег. Я когда-то поклялся тебе. Этого достаточно. Можешь мне поверить – твоему возвращению рады все.
Я кивнул и, обернувшись вполоборота, начал по кругу осматривать спящих мальчишек и девчонок, задерживая взгляд на «новеньких», с которыми так еще и не познакомился толком, но кое-что уже узнал про них.
Ленька и Лидка Смагины. Близнецы, им по четырнадцать лет, и они правда «новенькие», совсем. Русоволосые, сероглазые, высокие, худощавые, очень похожие. Им, пожалуй, повезло больше, чем их оригиналам, потому что они попали сюда из московского подпольного публичного дома… Да-а, что-то совсем неладненько на исторической родине…
Линде Скольвен. Пятнадцатилетняя датчанка, ставшая уже здесь девчонкой Видова. Типичнейшая северянка, пришедшая в отряд вместе с Яном Франтой, своим ровесником-поляком. До этого они были в одном отряде, разбитом урса в Швейцарии.
Димка Юрасов, четырнадцатилетний русский мальчишка, друг Фергюса, прибившийся к нашим еще на Кавказе, пока искали меня…
Итого – пятнадцать парней, десять девчонок…
– Я не спросил, где наш «Большой Секрет»-то? – спохватился я. В самом деле, забыл поинтересоваться… Джек улыбнулся:
– Отстаивается у Лаури в Гибралтаре… Да, Тиль пропал.
– Как?! – расстроился я.
Джек вздохнул:
– Да так… Поплыл куда-то в Америку – и с концами… Да ничего, может, еще вернется…
– Может быть, – вздохнул я.
Джек помолчал и, снова – ни за чем – бросив в огонь полено, сказал:
– Еще кое-что. Сережка Земцов обосновался в двух неделях пути к северу от нас.
– Сергей?!
Джек наклонил голову:
– Да. Мы даже виделись несколько раз. Ему про тебя рассказали.
– Да. Конечно. Ясно, – пробормотал я. И потер виски ладонями: – Ну что ж, мне надо будет сходить с ним повидаться.
– Повидайся, – согласился Джек. – А потом что будем делать, Олег?
– Потом? – я встал на ноги. – Потом – посмотрим. Ну а сейчас я пойду спать, и дело с концом.
– Похоже, что дело-то только начинается, – сказал Джек.
* * *Почти две недели уже я пробирался по заболоченным лесам вдоль кромки морского залива, поглотившего здесь Псковское, Чудское и Ладожское озера, а с ними – большую часть Ленинградской области. Я шел на север вдоль правого берега Волхова, превратившегося здесь в цепь болот и, судя по времени, подходил к Онежскому озеру, на берегах которого и должен был найтись Сергей.
Потеплело, прежних морозов уже не было, хотя я и двигался прочь от тепла. Это, кстати, было не к лучшему – верхний слой почвы плыл, лыжи частенько шли плоховато, и я выбирал гребни, высотки, где снег был подходящим. В солнечные дни с таких высоток лес впереди и за спиной серебристо посверкивал десятками острых огоньков – солнечные лучи дробились о поверхность множества болотец.
У меня было хорошее настроение. Хотя, казалось бы, я снова был далеко от своих, да еще и удалялся от них больше и больше. Но огромная разница была между сегодняшним моим странствием – и прошлым.
Сегодня я вышел из дома. И знал, куда могу и должен вернуться. Если есть дом, то можно уйти за тысячи километров от него на годы.
Он ведь все равно есть…
За двенадцать дней пути я дважды видел оставленные стоянки «наших». На первой даже еще зола не успела остыть, а следы большой группы людей уводили на юго-восток. У них с собой был карабин – в нескольких местах я нашел отпечатки приклада на снегу, – и один человек курил самоделковые сигары. Были в Америке… Урса не встречалось вообще, но это, к сожалению, не значило, что их нет.
В их наличии я убедился именно в этот – двенадцатый – день.
Я срезал путь краем припая и взбирался «лесенкой», кляня лыжи, снег и зиму, на довольно пологий склон берега.
– Лыжи – это не мое, – признался я в пространство, добравшись до верха. И, обернувшись, присвистнул.
Наверху начиналась корабельная роща. Сосны в обхват, а то и в два, росли насколько хватал глаз.
На каждой сосне висел скрюченный, траченный воронами, а снизу еще и лисами, голый труп урса. Их удавили испанским способом – не классической петлей, а захлестнутой на горле вокруг ствола веревкой. А шагах в десяти от меня, на высоком пне, был вырезан знак, окрашенный чем-то бурым.
– Черный лебедь Туонелы, – пробормотал я и оглянулся. Птица обозначала Смерть. Калму. Так ее метили финны. Подойдя к пню, я тронул рисунок – вырез был свежий. Хотя – сыро, могли и давно прорезать. Я свистнул и, приставив ладонь ко рту, гикнул: – Аллля-ля-ля! Терве, суомалайнинен!
«Эннн!!!» – гаркнул в ответ сосняк. И – тишина, только скрипел где-то мрачно ворон.
Я все-таки еще порыскал вокруг. Урса вешали все-таки давненько – до последнего снегопада, следов не оказалось. Пройдя рощу насквозь, я оказался над косогором, низом которого шли рассеянным клином с дюжину рыжешерстных носорогов. Неспешно и уверенно. За ними оставалась распаханная до земли широченная полоса.
А на другом конце косогора стояли, опершись на длинные – почти как английские – луки, двое лыжников. Они смотрели в мою сторону.
* * *Мальчишек звали Рюти и Антон. Были они, кстати, не финнами, а оба наши, советские (или российские, как теперь правильно говорить?). Один – карел, второй – русский из поморов. И я почти не удивился, когда они вполне вежливо предложили мне «проехать» к их князю.
Сергею.
– И давно он у вас князем? – уточнил я.
– С начала, – ответил Антон. – Он нашу команду и сколотил два года назад, из кусков…
– Идти-то далеко? – поинтересовался я. Антон весело махнул рукой:
– Час, не больше! – посмотрел на мои ноги и поправился. – Ну три. Около того.
– Ясно, максимум четыре, около пяти, – вздохнул я. – Ну ладно, поехали…
… – А фамилия у вашего князя как? – на ходу уточнил я. Антон, обернувшись (и продолжая ловко объезжать кусты и валежины), наморщил лоб:
– Фамилия?.. Во, а я и не знаю.
– Земцов, – обронил Рюти, скользивший у меня за спиной. – Сергей Земцов.
– А его девчонку зовут Ленка? – Я спрятал улыбку.
– Точно, Ленка, – Антон вновь обернулся. – Вы что, знакомы, что ли?
– Встречались, – дипломатично ответил я.
И вдруг подумал, что, похоже, зря иду туда, куда иду. Будет радостная встреча… и все. Как с Андреем.
Никого мне больше не собрать.
…Кажется, море и здесь вгрызлось в землю, превратив Онежское озеро в свою часть. После короткого, но тяжелого подъема на косогор я увидел узкий залив-фьорд. Километрах в трех от нас, в его окончании, на пологом длинном холме из-за частокола поднимались дымки над крытыми корьем скатами. У воды стоял длинный шалаш-сарай. Через лед залива шли трое или четверо лыжников.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});