Но и это не все — главное впереди. Еще раньше, в 1941 году, до того как Гитаев стал предателем, Малявкин, вспоминая Москву, рассказывал о своих знакомых. В их числе не раз называл и профессора Варламова. Тогда Гитаев особого значения этим рассказам не придавал, только завистливо восклицал: «Вот какие у тебя друзья! С такими не пропадешь!»
Что он тогда имел в виду, Малявкин не догадывался. Теперь Гитаев вспомнил профессора Варламова и обо всем донес по начальству. (А может, и не теперь? Может, раньше, сразу, как встретил Малявкина в лагере? Или еще раньше?) Во всяком случае, не прошло и недели по прибытии Малявкина в школу, как его стали вызывать то к одному начальнику, то к другому — вплоть до какого-то генерала — и расспрашивать, расспрашивать, расспрашивать. Всё о профессоре: о его работах, образе мыслей, семье, домашнем укладе. До мелочей. Было ясно, что германская разведка очень интересуется профессором Варламовым и немало о нем осведомлена: и адрес знали, и место работы, и что он был в эвакуации в Уфе, и что вернулся домой, в Москву. Всё знали…
— Стоп! — остановил в этом месте Малявкина Скворецкий. — Уточним. Что же, судя по вашему впечатлению, больше всего интересовало немцев в судьбе профессора Варламова?
— Нет, — поправил майора Малявкин, — вы неправильно меня поняли. Судьба профессора? Нет. Судьба профессора Варламова, пожалуй, не очень интересовала немцев. Прежде всего они хотели знать о его работах. Впрочем, и это не совсем так. Содержание работ профессора Варламова немцы знали куда лучше меня, это я сразу понял. Правда, я-то никогда толком и не знал, чем занимается профессор. Не интересовался. К чему мне это было? Так что о работах Петра Андреевича я им ничего не мог сообщить.
— Это точно, Малявкин, — задал вопрос Горюнов, — не могли сообщить? А если бы знали, если бы могли?
Малявкин задумался, потом собрался с духом и сказал:
— Думаю, если бы что знал, наверное сообщил. Уж очень я их боялся…
— Ладно, — прервал Скворецкий. — Это ясно. Продолжим. Чего же все-таки добивались от вас немцы, расспрашивая о Варламове?
— Как вам сказать? Вот, судите сами. Они меня расспрашивали, где работает профессор, только ли в институте или дома. Где хранит расчеты. Что рассказывает о своей работе домашним. Характером его интересовались, привычками: падок ли на деньги, тщеславен ли, что любит, к чему и к кому привязан. Расспрашивали о друзьях Петра Андреевича, его знакомых. Кто, мол, у него дома бывает, к кому он ходит. Насчет жены, Евы Евгеньевны, расспрашивали. Много чем интересовались.
— Что вы им сообщили?
— А что я мог сообщить? — развел руками Малявкин. — Ведь я профессора видел последний раз перед войной, а немцев интересовало совсем другое: тот институт, где он сейчас работает, настоящие работы Петра Андреевича. Его нынешние друзья. Знакомые. Откуда мне было все это знать, уж не говоря о том, где он сейчас хранит свои расчеты. Я этого и раньше не знал.
— А насчет привычек профессора, увлечений, привязанностей?
Малявкин криво усмехнулся, потер ладонями колени, откашлялся:
— Тут я, конечно, сообщил все, что знал. И что Петр Андреевич чудак, немножко не от мира сего. И что в доме командует Ева Евгеньевна, жена профессора. Ну, короче, все. Ведь я профессора Варламова и его семью знаю много лет. Понимаю, не следовало говорить, но… — Малявкин безнадежно махнул рукой. Потом внезапно приободрился и быстро заговорил: — Только, знаете, им все и без меня было известно. О, немцы, разведка немецкая, осведомлены о профессоре досконально. И о его семье…
— Откуда же у них могли быть такие сведения? — спросил Скворецкий.
— Откуда? — растерянно переспросил Малявкин. — Но как я могу это знать? Они мне ничего не говорили. Они меня допрашивали, ставили вопросы, но мне ничего не сообщали.
— Вот именно! — подхватил Кирилл Петрович. — «Ставили вопросы». Это я и имею в виду. По вопросам-то, по вопросам вам не удалось понять, откуда у них сведения, что за источники информации? Что они вам не называли эти источники, я догадываюсь. — Он усмехнулся.
Малявкин задумался, наморщил лоб, пожевал губами. Потом горестно вздохнул:
— Нет, никак не соображу. Трудно было что-либо понять по их вопросам. Кто их о Петре Андреевиче информировал? Не знаю, врать не буду.
— Давайте разбираться вместе, — предложил Скворецкий. — Судя по степени осведомленности германской разведки, информацию они имели точную, соответствующую действительности, или кое в чем ошибочную?
— Пожалуй, скорее правильную. Ошибок я не заметил. Но вы учтите мое состояние тогда… Я мог что-то оставить и без внимания.
— Учитываем. И все же: знали ли они о профессоре только то, что мог сообщить даже мало-мальски знавший его человек, или они знали какие-либо факты, детали, обстоятельства, известные лишь близким профессора, самым близким? И, конечно, ему самому.
— Не знаю. — Малявкин даже застонал. — Ой, не знаю… Не могу сказать. Ничего я такого тогда из их вопросов не понял.
— Ладно, — сказал майор. — Оставим профессора Варламова. ПОКА оставим. Итак, германская разведка расспрашивала вас о профессоре Варламове. Вы учились в диверсионной школе. Ясно. Что было потом?
В середине апреля этого года, продолжал Малявкин, его начали готовить к переброске в советский тыл. Тогда ему и кличку дали: «Быстрый». Идти он должен был в Курск, отбитый советскими войсками у немцев еще в феврале 1943 года. Идти не один, а с напарником (с кем, ему не говорили), с рацией.
Внезапно все изменилось: перед Малявкиным поставили новую задачу. Ему объявили, что он поедет в Москву. С Гитаевым. Это было полной неожиданностью: Гитаев не был рядовым выучеником диверсионной школы, он был начальством. Пусть небольшим, но начальством: сам он «черновой» работой не занимался, жизнью не рисковал, в советский тыл не ходил — посылал других. И вдруг — идет сам. И кличку тоже получил: «Музыкант».
Малявкину было ясно, что перед ними германская разведка ставит какие-то особо серьезные задачи; причем он понял, что это задание как-то связано с профессором Варламовым.
Предположение его тут же подтвердилось: Малявкина вызвали к начальнику школы. Там был тот генерал, что допрашивал его раньше. Генерал прямо сказал: «Вы идете в Москву. Это решено. В Москве проникните в семью профессора Варламова. И его (кивок в сторону Гитаева) тоже введете в эту семью. Понятно? Лучше всего, если и жить устроитесь у Варламовых. Дальше будете действовать по указанию господина Гитаева. Господину Гитаеву даны соответствующие инструкции. В том числе и такая: уничтожить вас, убить, если вы поведете себя неправильно, неразумно. (Гитаев осклабился.) Вопросы будут? Нет? Тогда всё. Отправитесь через двое суток».