— У нас минус двое, и Расист свалил со всей своей кодлой. Думаешь, Рауль будет этому рад?
— Внешнику обрадуется, ты же сам знаешь, у него с ними терки пошли из-за Пыхаря и Прапора.
— А то, что ты внешника без маски оставил, это нормально?! Вот на кой он такой нужен Раулю?!
— Ну побазарить с ним успеет, он же не сразу скиснет.
— Чикан, да ты вообще в берегах заблудился! Что с тобой, братан?! Такого тугого я тебя не знаю! Может пора уже завязать со спеком?!
— А может тебе пора завязывать?! Ты вмазываешься не меньше других, так что не строй из себя святую целку.
— Я под дозой на дело не иду, а тебе похрен, ты вечно на кайфе. У тебя базар уже хромать начинает, вот-вот поплывешь.
— Да у нас всех такой базар, мы университетов не кончали, кончай уже грузить.
— Я тебя помню каким ты пришел. Как отличник чесал, заслушаться можно было. И Рауль тебя таким помнит, и разницу видит. Он же тебя вот-вот на разборку отправит, и начнет с яиц. Ты что, правда об этом мечтаешь? Братан, я же за тебя уже два раза впрягался, третьего не получится.
— Да не грузись за меня, все путем. «Мессер» мы покалечили, ушел битым, внешника-авианаводчика взяли живьем, Расиста с трассы выперли и свежего у него отжали. Мы сейчас в шоколаде, масть держим, кто нам что предъявит? Кончай уже со своими жалобами, как девочка стонешь, достал уже.
— Сильно борзый ты, как я посмотрю. Давно не обламывали?
— А че ты меня гнешь через плетень?! Че за предъявы вообще?!
— Предъявлять тебе Рауль будет.
— Вот с ним все и решу.
— Вот и решай. А этого давай к внешнику, а то ему скучно там без маски.
— А ты хоть знаешь, что этот свежак не из простых?
— Что с ним не так?
— Гляди, какой я у него пакован нарыл. Тут и спораны, и шары.
— Нехило.
— Ты часто видел, чтобы свежак так богато жил?
— Тащи его пока туда, с Гнилым перекинусь парой слов. Тот может чего видал, подумать надо, что Раулю отвечать.
Новые спутники Карату очень сильно не понравились. И дело даже не в том, что один из них припалил ему губу, а второй невежливо общался. В этой машине царила атмосфера смерти. Что-то вроде табачной ауры в помещении, которое годами использовалось для массового курения дешевых сигарет. То есть гибель — тут привычное дело, рядовое, возможно даже ежедневное. И то, как держится четверка вооруженных людей, как общается между собой, выдает в них волчью стаю, где каждый по мере сил старается быть сам за себя, корча крутого изо всех сил, а с другими его объединяют лишь дела неподъемные для одиночек.
Чикан грубо протащил Карата к пленному, отпустил, толкнув при этом на станок пулемета. Карат врезался в него так, что едва не застонал, а затем еще и ногу зашиб, приземлившись на металлическую полосу, которая являлась частью основания на котором покоилось крепление турели мощного оружия.
Финалом этого растянутого по времени падения стала резкая остановка из-за препятствия — уткнулся в тело второго пленника. Тот при этом чуть повернул голову, показав окровавленное лицо, и негромко произнес:
— Knife. Left leg[4].
Чикан пнул «камуфляжного» в бок, беззлобно при этом заявив:
— Чуркам слово не давали. Заглохни, нерусь тупая.
Голова Карата сегодня пережила немало неприятных приключений, но мозг все еще продолжал работать, пусть временами и с натужным скрипом. Сказанное он понял прекрасно, и не просто понял, а осознал, что именно имеет ввиду коллега по плену. И потому не стал резко садиться спиной к борту, как планировал изначально, а, продолжая изображать неловкость и потерю ориентации, навалился на «камуфляжного» еще сильнее, так, что связанные за спиной руки оказались возле его левого берца. Нащупал закрепленные на голени ножны, ухватился за рукоять ножа, потянул. Тот хоть и с трудом, но вышел.
Готово. Теперь Карат при оружии.
А толку-то?
Гибкость у него не из тех, которую стройные гимнастки демонстрируют, одним ловким рывком продеть под собой связанные в запястьях руки не сможет. Потому остается только одно: из неудобного хвата постараться перерезать путы.
Спасибо, что не заковали, как второго. Видимо наручников у них всего одна пара. Что тоже можно причислить к плохим признакам — такое неудивительно, если пленники здесь долго не живут. То есть надобности в лишнем снаряжении для них нет.
Нож острый, но какой-то неудобный, лезвие непонятной формы. Карат несколько раз резанул себя, прежде чем выработал оптимальный алгоритм перепиливания пут. Веревка из какой-то синтетики, прихвачена крепко, внатяжку, долго не устоит. Ладони уже немеют от нехватки крови, но время не потеряно, он пока что все чувствует и, если никто не помешает, успеет освободиться.
Есть! Он это сделал! Руки расцеплены!
Над ним в тот же миг склонился Чугун. Дыхнул в лицо легким перегаром, сдобренным чем-то совсем уж гнилостно-вонючим, криво усмехнулся и лениво-наглым тоном, коим, по мнению недалеких людей, должны общаться донельзя крутые ребята, произнес:
— Ну что, свежак, говорить будешь, или в партизана на допросе в гестапо играть?
Вот ведь дешевка… Говорить не хотелось, а хотелось энергично растереть освободившиеся запястья, но рискованно, урод может заметить, ведь уставился в упор.
А еще сильнее хотелось выдернуть из открытой самодельной нагрудной кобуры увесистую махину «стечкина[5]» и, для начала вбить пару пуль в грудь, потом снять маячившего за спиной Чугуна тупого садиста Чикана, вслед за ним достать оставшуюся парочку. Раздавать пулю за пулей, не пропускать никого, давить на спуск пока не вылетят все два десятка. Если кто-то после этого все еще будет шевелиться, в ход пойдет топор. Карат его давно заприметил. Удобный на вид, жаль только, что с подозрительными пятнами на лезвии. Ну да какая разница, ему им не колбасу на завтрак резать, пусть эти тупые отморозки беспокоятся о стерильности инструмента, которым им сносят головы.
— Можно и поговорить, — охотно заявил Карат, осторожно разминая деревянные пальцы.
— Ну давай, расскажи нам, где это ты нахомячил такой солидный пакован?
— Дай живчика хлебнуть.
— А больше тебе ничего не дать? Ну, типа пососать, или еще чего?
— Ты на мне неплохо подогрелся, да и на жлоба не похож. Я же загибаюсь, меня покалечило со всех сторон, вот-вот вырублюсь.
— Не похож ты на загибающегося. Но я и правда не люблю жлобов. Давай, пасть пошире разевай и башку запрокидывай.
Над лицом появилась раскрытая бутылка, горлышко опустилось, тонкая струйка полилась в горло. Карат мгновенно закашлялся, ведь вместо уже привычного живчика получил неслабую порцию омерзительно теплой водки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});