– Ух, разбойники!.. Только бы добраться до них – порублю!..
– Ох, стрелами нас засыплют!.. Гибель свою чую!.. Спасите!..
– Гады они ползучие!..
– Иж, укрепились!..
И тут засвистело – стрелы вспарывали плоть. Раненые вопили, кто еще мог бежать – бежали, иные падали, и их затаптывали – сзади напирали, никто не мог остановиться.
– О–ох, сейчас смолой ливанет! – завопило Творимиру на ухо.
И Творимир чувствовал запах пота; чувствовал, как прижимающиеся к нему тела истерично дрожат. И сам Творимир дрожал, и ничего не мог с собою поделать – вот сейчас обрушится смола, выжжет глаза, всю плоть, а он еще живой, обезумевший, будет вопить…
И, вместе с ужасом, почувствовал Творимир самую настоящую, сильную, жгучую, затемняющую злобу. Какие–то грабители угрожают его жизни?! Да кто они такие?! Низкие, подлые твари! Из–за них столько боли!.. Раздавить их!..»
Приставлены вверх лестницы – уже полезли, и тогда смолопады впились в тела – скрутили, изувеченных вжали в землю. Творимир задыхался от смрада, глох от воплей, в едких клубах ничего не видел.
Вот, подгоняемый, начал взбираться по лестнице.
Очередной, глухо вопящий поток, краем задел плечо, вжегся в правую руку, несколькими раскаленными жалами стрельнул в шею и плечо – Творимир присоединил свой голос к общему воплю, и рухнул вниз. Ладонями погрузился в кипящую смолу – истошно вопя, обезумевший, стал куда–то продираться.
На него налетали, его толкали, раз ударили мечом, но удар пришелся плашмя – только оцарапал…
Творимир хотел вырваться, сколько хватит сил бежать, упасть среди полей, или в глухом лесу, но только бы в тиши…
Новый, плотный человеческий поток подхватил его. Вот уже пронесся Творимир через разбитые ворота, и попал в ожесточенную сечу.
На него налетел окровавленный, сильно пьяный воин, восторженно возопил:
– А, дерутся, черти!
Свистнула стрела, навылет пронзила пьяному шею – он еще ухмылялся, а на шее надувались и лопались кровавые пузыри – в этих пузырях уходили слова. Пьяного сбили с ног, Творимира подтолкнули…
Творимир уже видел ожесточенные лица защитников. Скрежеща зубами, поднял он потемневшую правую руку, и захрипел:
– Раненый я!.. Видите – без оружия!.. Раненый!..
Но никому никакого дела не было, раненый он или нет. Случайность решала все. Удары сыпались со всех сторон, и те, кто в первых рядах пробился через ворота – все уже были мертвы.
Творимир отшатнулся к стене – вот окно – он прыгнул – пробил. Навстречу ему метнулся детский ор.
Пожилая женщина, сжимая в руках вилы, бросилась навстречу.
Творимир отбил удар, а в следующее мгновенье, не сознавая, что делает – сам нанес удар. Он ударил левой рукой, а в левой руке был клинок. Заливаясь кровью, безмолвная, рухнула женщина на пол. Еще громче закричали дети – бросились из угла – уже стоят на коленях перед мертвой, и все надрываются:
– МАМА! МАМА!! МАМА!!!
Творимир отшатнулся, ударился спиной об стену, забормотал:
– Она сама во всем виновата!.. Слышите – не я – Только Она!.. Она на меня бросилась!.. Слышите – это была самооборона!..
Ребятишки не слышали его, но все голосили – звали маму, и уже изрядно перепачкались ее кровью. Голосили и на улице – вопли ярости и боли, скрежет оружия и треск костей – все слилось в страшный шум битв.
Зычно вскричал сотник:
– Отступаем!..
– Ну, вот, наши уходят… – прошептал Творимир, задрожал и, покачиваясь, двинулся к окну.
Он уже был возле подоконника, как нечто сильно, остро вцепилось ему в ногу. Глянул – это был мальчик лет пяти, со светло–русыми, почти белыми волосами – вцепился зубами, и пронзительно, маленьким зверьком, верещал.
Творимир попытался его отодрать – не тут–то было. Уже текла по ноге кровь, а зубы продолжали впиваться дальше.
– Пусти! – рявкнул Творимир, и сильно ударил мальчика кулаком по затылку.
Зубы продолжали впиваться дальше…
Еще несколько ударов – мальчик отлетел в сторону – лицо его было рассечено. Поднялся, и, с ненавистью глядя прямо на Творимира, прохрипел:
– Я отомщу за свою маму!..
Творимир уже перебрался через подоконник, и, стоя на окровавленной мостовой, крикнул:
– Она сама напросилась! Слышишь – не виноват я!..
– Я убью тебя! – поклялся мальчик.
Вместе с иными отступающими, теснимый «разбойниками», Творимир выбежал через разбитые ворота. В спины им ударил ливень стрел, многие пали и были затоптаны…
Ни одно железное жало не впилось в Творимира, но в глазах его темнело, ноги подкашивались – он едва ли понимал, где находится.
– Не хотел я этого… – бормотал он сквозь слипающие губы. – …Сама она напросилась… сама…
Скоро Творимир оказался в душном шатре, где в тесноте шевелились, неистово ругались, и конечно же пили–пили–пили воины.
– Проклятые бунтовщики!.. Собаки!.. На медленном огне их сожжем!.. В масле зажарим!.. На кусочки порубим!.. – это только самые мягкие из ругательств, которыми безостановочно гремел воздух.
Вскоре Творимир уже был пьян, и выкрикивал на чье–то ухо:
– Ты понимаешь – я женщину сегодня убил! Мать!.. Вот взял и зарубил! А над ней дети плакали!..
К нему обернулась красная с перепоя, ухмыляющаяся морда:
– Ну, и как баба–то?
– Что? – вздрогнул Творимир.
– Ты что – ее не попробовал? Ну, перед тем как грохнуть? Баба то она дура – ей бы понравилась!..
Это он сказал назидательным тоном, а в следующее мгновенье Творимир наотмашь ударил его кулаком по лицу. Воин уже был на ногах, одной рукой утирал кровь, другой – выхватил щербатый клинок. Азартно и зло закричал:
– Ну, иди сюда! Кишки выпорю!..
Творимир засопел, бросился на своего врага. Они бы сцепились, и наверняка кто–нибудь погиб, но иные воины скрутили их, потащили в разные углы. Творимир неистово дергался, хрипел, брызгал слюной. Но вот на его голову обрушилась железная чаша, и он замолк.
…Что–то холодное плеснулось на лицо Творимира – он с трудом раскрыл глаза: должно быть, была глубокая ночь – в палате не видно ни зги. Попытался пошевелиться – оказалось, что и руки и ноги связаны. Во рту намертво засел кляп… Он подумал было, что это воины его связали, но вот во мраке зашевелилось – хрупкий силуэт сильно дернул за обоженную правую руку…
Силуэт склонился над Творимиром и тихо зашептал:
– Ну, вот я и пришел. Сейчас ты получишь… за маму…
Творимир почувствовал, как холодная сталь вдавливается ему в горло – все сильнее, вот потекла тонкая струйка крови. Силясь выдавить кляп, Творимир выпучил глаза, шумно засопел, изогнулся…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});