Читать интересную книгу Остров Южный Камуи - Кётаро Нисимура

— Скажи, а чем ты зарабатываешь на жизнь?

— А?

На оживлённом лице Сакакибары на мгновенье мелькнуло озадаченное выражение. Должно быть, вопрос Тагути застал его врасплох. Бледные щёки юноши налились краской.

— Что вы меня спрашиваете о какой-то ерунде, когда я говорю о самом главном во всём этом деле?!

— Ага, рассердился! — со смешком поддел собеседника Тагути. — Я спрашиваю, потому что о тебе же беспокоюсь. Ты небось хочешь сборник стихов издать, а денежек-то нет? Тем не менее ты ведь в этот бар часто захаживаешь, так? Значит, полагаешь, что на это тебе денег достаточно?

— Куда хочу, туда и хожу, что хочу, то и делаю! Иногда любительскими сборничками приторговываю, иногда в пачинко немного выигрываю. Когда уж денег совсем нет, я вообще не пью. А вкалывать день и ночь — это не по мне. Можно это назвать ленью, но такова уж натура свободного человека.

— Свободного человека? — усмехнулся Тагути, поднимаясь со стула. — Думаю, нам с тобой придётся ещё встретиться. Не подскажешь ли свой адрес?

6

Когда Тагути вернулся к себе в уголовный розыск, инспектор Судзуки обеспокоенно заметил:

— Что-то вы выглядите таким усталым…

— А чего ты хочешь от старой развалины? — отшутился Тагути, вытирая лицо и шею влажным полотенцем, которое услужливо поднёс ему Судзуки.

Было по-прежнему невыносимо жарко и душно.

— Выяснил что-нибудь новое? — поинтересовался Тагути.

— На счету убитой в соседнем банке лежало около двух миллионов йен. Всё скопила примерно за год. Девушка из турецких бань — выгодный промысел.

— Наверное, есть и такие девицы, что за пять лет откладывают миллионов пятнадцать, — усмехнулся Тагути. — Я про эти её сбережения слышал от Сакакибары, от поэта. И кому же достанутся эти деньги?

— Говорят, у неё родители остались где-то в провинции — может быть, туда и пойдут?

Говорят, потерпевшая рассказывала товаркам в банях, что собиралась из этих денег дать пятьсот тысяч Сакакибаре на бедность, чтобы он мог издать сборник своих стихов, а остальные полтора миллиона после свадьбы хотела всё пустить на развитие производства в бизнесе мужа Ёсимуты.

— Об этом мне Сакакибара тоже рассказывал. Кстати, не было ли у неё ещё какого-нибудь близкого человека мужского пола, кроме Ёсимуты и Сакакибары?

— Я и сам всячески пытался этот момент прояснить, да вроде бы нет — никого у неё больше не было, кроме них двоих. Правда, говорили, что год тому назад она якшалась с каким-то бандюгой, но его три месяца тому назад убили в гангстерской разборке.

— Значит, остаются только эти двое?

Тагути опустился в кресло и сложил руки на груди.

За спиной натужно скрипел вентилятор, в котором, видимо, кончилась смазка, но толку от него не было: лопасти только перемешивали в комнате застоявшийся нагретый воздух. Скрип действовал Тагути на нервы, и он в конце концов выключил вентилятор.

Итак, один из двоих фигурантов дела должен быть убийцей. Кто-то из них — либо немолодой владелец бумажной мастерской, либо юноша, называющий себя поэтом, — лишил жизни девицу двадцати одного года от роду.

Сакакибара убеждённо утверждал, что в этом деле ни у кого из подозреваемых нет побудительного мотива для убийства. Действительно, на данный момент такой мотив обнаружить не удалось. Однако Тагути полагал, что преступления без побудительного мотива в принципе быть не должно. Хотя сейчас модно было говорить о преступлениях, совершаемых «импульсивно», но ведь что-то должно было подвигнуть преступника к действию. Коль скоро преступления совершают люди, у них должны быть побудительные мотивы.

Если же всё выглядит так, будто их нет, значит, их просто ещё не удалось выявить.

— А что за человек этот Сакакибара? — спросил инспектор Судзуки.

Тагути снова включил вентилятор.

— Любит поговорить. Утверждает, что терпеть не может полицию. Может быть, оттого, что его в своё время сцапали во время демонстрации против предполагавшегося визита Сато в США и неделю продержали в кутузке. Да, ты выясни там насчёт этой его отсидки.

— Это имеет отношение к нынешнему делу?

— Нет, наверное, но мне бы хотелось получше узнать Сакакибару с разных сторон.

— Я сделаю запрос на него в управление полиции.

С этими словами инспектор Судзуки откланялся и вышел, а Тагути поднялся с кресла и стал смотреть в окно. Сибуя светилась всеми красками неоновых огней. Сакакибара, наверное, всё ещё сидит в том самом баре. Должно быть, тешится тем, что так ловко поддел сыскаря. Тагути тихонько усмехнулся про себя. Сакакибара, вероятно, считает, что бросил вызов полицейской ищейке и выиграл первый раунд, но, с точки зрения Тагути, всё поведение молодого человека было сплошной детской игрой. Через некоторое время этому юнцу всё же придётся уважать и бояться полицию. Тогда пожалеет небось, что так задирался.

Инспектор Судзуки вернулся минут через двадцать.

— Точно, в день той демонстрации Сакакибара был задержан, доставлен в участок Камата и посажен в камеру. Только…

— Что только?

— Арестован он был не за то, что участвовал в демонстрации. В деле его значится: арестован за попытку кражи книг из магазина.

— Да ну?! Интересно!

Перед мысленным взором погрузившегося в задумчивость Тагути явилось бледное лицо юноши. Зачем же он врал? Оттого, что участие в демонстрации выглядит куда благовиднее, чем попытка кражи книг? Не в силах понять реальной причины, Тагути тем не менее чувствовал, что в этом незначительном инциденте отражается вся натура молодого человека по имени Сакакибара.

На следующий день после обеда ему сообщили результаты вскрытия. Причиной смерти было удушье вследствие странгуляции. Орудием убийства послужил потрёпанный дешёвый галстук, приобщённый к уликам. Отпечатков пальцев обнаружить не удалось. Определить время, когда наступила смерть, после вскрытия было нетрудно — от двух до трёх часов ночи.

Послав инспектора Судзуки проверить алиби Ёсимуты, Тагути под некстати начавшимся дождём отправился на встречу с Сакакибарой.

Когда он добрался до дома под названием «Мирная обитель», где квартировал Сакакибара, дождь хлынул в полную силу. Ничего удивительного в том не было, поскольку стоял сезон дождей, но лило и впрямь как из ведра. Дом был неказист: деревянное строение, покрытое снаружи толстым слоем штукатурки. От сырости стены местами выцвели, и в них появились выщерблены. Возможно, оттого, что соседний доходный дом стоял вплотную к этому, хотя ещё не было и пяти часов вечера, но, когда Тагути зашёл в вестибюль, там царил угрюмый полумрак. Спросив у дежурного номер комнаты, Тагути поднялся на второй этаж по скрипучей лестнице. На двери в дальнем конце коридора вместо таблички с именем красовалась большая вывеска: «Научное общество изучения современной поэзии». В этих иероглифах проглядывала вся сущность амбициозного молодого человека.

Тагути постучал. Дверь открылась, из неё выглянула смазливая мордашка. Девица была не накрашена; от неё так и несло панелью. Услышав, что гость из полиции, она обернулась и крикнула куда-то в комнату:

— Маэстро! Тут господин из полиции явился — у него к вам дело.

В углу комнатушки размером четыре с половиной татами на тюфяке, видимо, никогда не убиравшемся с дощатого пола, голый по пояс Сакакибара, всё ещё не проснувшись толком, перевернулся и уставился в потолок. Его худая, впалая грудь резко контрастировала с щетинистой бородой а-ля хиппи. Когда Тагути прошёл в комнату, Сакакибара лениво приподнялся на постели и сонным голосом приветствовал его: «Здрасьте!»

Девица, поглазев некоторое время на них обоих, тихонько сказала, обращаясь к Сакакибара:

— Я пойду, пожалуй. На работу пора.

С этими словами она выскользнула из комнаты.

— Это Жюли, хостесс, — пояснил Сакакибара, пододвигая посетителю пепельницу. — Она тут живёт неподалёку. Иногда заходит ко мне приготовить что-нибудь съестное. Сплетни всякие рассказывает.

— Вроде бы её тогда в баре не было?

— У неё был выходной. Это она выглядит такой жизнерадостной, а сама пашет как проклятая. Вот я ей и советую: как почувствуешь, что устала, бери отгул. А то заболеешь — никто ведь стакана воды не подаст.

— Тебя послушать — так она милейшая девушка.

— Так и есть.

Встав с постели, Сакакибара до предела отодвинул скользящую створку окна. Снаружи на расстоянии вытянутой руки нависала серая стена соседнего дома.

Ветер сюда почти не проникал — вместо него только захлёстывали брызги дождя. Прищёлкнув языком, Сакакибара снова закрыл окно.

— Да, милая девушка. Работает вроде бы на износ, а такая весёлая, жизнерадостная. Иногда может ляпнуть что-нибудь такое, но душа-то у неё чистая — сущее дитя.