«И что? Тут он меня не найдет».
Но ты не можешь оставаться снаружи вечно. Тебе придется есть хотя бы иногда.
«Знаю я, знаю. Тише».
Он — единственный человек в мире, который видел это место. Сколько он уже тут? Сколько миллионов лет этот маленький оазис мирно сиял в ночи, карманная вселенная, существующая только для себя?
Лени бы тут понравилось, говорит Тень.
«О да».
Макрурус проходит в полуметре над его головой, его брюхо — головоломка отраженного света. Неожиданно рыба начинает биться; страшные судороги пробегают по ее телу. Вода вокруг нее мерцает от теплового искажения. Рыба переворачивается на бок, хвостом вниз в следе от маленького извержения. Тело бледнеет за секунды и начинает поджариваться по краям.
Четыреста восемь градусов по Цельсию — это зафиксированный температурный максимум доя выбросов на рифте Хуан де Фука. Фишер размышляет о пределе, который может выдержать сополимер гидрокостюма.
Сто пятьдесят.
Он поднимается в водную толщу, просто на всякий случай. Как только донные помехи уходят, чувствуется слабое, но регулярное постукивание сонара «Биб» по внутренностям.
Это странно. На таком расстоянии сигнал не должен ощущаться, если только его не выкрутили на полную. И они бы это сделали, только если…
Он сверяется с временем.
«О нет. Только не опять».
К тому времени, как Фишер добирается до Жерла, они уже наполовину ободрали четвертый номер и просто расступились, дав ему место в очереди. Лени не хочет слушать его извинения. Просто не хочет с ним разговаривать. Это больно, но Фишер ее не винит. Может, он скоро до нее достучится, загладит провинность. Может, они даже отправятся посмотреть на достопримечательности.
Слава богу, сейчас не дежурство Брандера. Тот на станции. Но Джерри опять хочет есть.
«Может, он в каюте сидит. А я смогу поесть и отправлюсь спать. Может…»
Он сидит прямо здесь, один в кают-компании, и свирепо смотрит, оторвавшись от тарелки, прямо на Фишера, как только тот поднимается по лестнице.
Не зли его.
«Слишком поздно. Он всегда злой».
— Я… думаю, нам надо кое-что прояснить, — пытается Джерри.
— Отвали на хер.
Фишер подходит к столу камбуза, вытаскивает стул.
— Не заморачивайся, — говорит Брандер.
— Послушай, это место и так очень маленькое. Мы должны, по крайней мере, попытаться поладить, ты меня понимаешь? Я имею в виду, это же нападение. Это незаконно.
— Ну так арестуй меня.
— Может, ты вообще и не на меня злишься, — Фишер замирает на мгновение, удивленный.
«Может, вот в чем дело».
— Может, ты перепутал меня с кем-то другим…
Брандер встает.
Но Джерри продолжает:
— Может, кто-то что-то тебе сделал, и…
Брандер целенаправленно обходит стол.
— Я тебя ни с кем не перепутал. Я точно знаю, кто ты такой.
— Нет, не знаешь, мы первый раз увидели друг друга только пару недель назад.
«Точно, ну разумеется. Я вообще ни при чем, это кто-то другой!»
— Что бы с тобой ни произошло…
— Это не твое дело, урод, и если ты сейчас скажешь еще хоть слово, то я тебя убью.
Молчи, умоляет Тень. Просто уйди, ты сделаешь только хуже.
Но Фишер настаивает на своем. Неожиданно все кажется настолько ясным.
— Это был не я, — тихо говорит он. — То, что произошло… Мне очень жаль, но это был не я, и ты об этом знаешь.
На мгновение Джерри думает, что пробился. Лицо Брандера расслабляется, узлы плоти и брови чуть распрямляются вокруг безжизненных белых глаз, и Фишер почти видит, что в этом человеке есть что-то еще помимо ярости.
Но потом он чувствует движение, это его собственная рука тянется вперед.
«Тень, нет, ты все испортишь».
Но та не слушается, она вполголоса напевает: «Не зли его не зли его не зли его…»
Именно это ты и делаешь.
Рычание зарождается где-то глубоко в горле Брандера, поднимаясь, подобно отдаленной волне, вздымающейся все выше и выше, по мере того как она мчится в сторону берега.
— …не смей никогда меня касаться, мразь!
А потом все идет невероятно быстро. Смертельно быстро.
В глазу щиплет. Потом он чувствует, как ломается корка запекшейся крови вокруг века, видит размытую линию красного света. Пытается поднести ладонь к лицу. Все болит.
Что-то холодное и мокрое, успокаивающее. Еще несколько сгустков уходит прочь.
— Нннннн…
Кто-то тыкает ему в глаза. Он пытается бороться, но способен лишь слабо крутить головой туда-сюда. От этого становится еще хуже.
— Не двигайся.
Голос Лени.
— У тебя правая линза повреждена. Она может проколоть роговицу.
Джерри расслабляется. Пальцы Кларк протискиваются между веками, которые кажутся, судя по ощущениям, опухшими, будто подушки. Неожиданно на глазное яблоко что-то давит, тянет, присасывает. Чавкающий звук, и заостренные края царапают зрачок.
Мир погружается в темноту.
— Подожди, — говорит Лени. — Я включу свет.
Все вокруг по-прежнему имеет красноватый оттенок, но, по крайней мере, теперь он видит окружающее пространство.
Фишер в собственной каюте. Кларк склоняется над ним, в ее руке виднеется кусок мерцающей влажной мембраны.
— Тебе повезло. Он бы тебе выдрал все реберно-хрящевые пластины, если бы за ними не были упакованы имплантаты. — Она куда-то бросает изуродованную линзу, берет упаковку жидкой кожи. — А так он всего лишь сломал тебе пару ребер. Множество синяков. Скорее всего, небольшое сотрясение, но для этого тебе надо посетить медотсек. А, еще я уверена, что он сломал тебе скулу.
Она словно перечисляет список покупок.
— А почему… — Теплая соль заливает рот. Язык осторожно исследует пространство: по крайней мере, зубы целы, — …Мы не в медотсеке?
— Было чертовски сложно стащить тебя вниз по лестнице. Брандер помогать не собирался. Остальные снаружи.
Она разбрызгивает пену по его бицепсу, когда та засыхает, кожу стягивает.
— Да и толку от них не было бы, — добавляет Лени.
— Спасибо…
— Я ничего не сделала. Только притащила тебя сюда.
Ему так хочется коснуться ее.
— Что с тобой, Фишер? — через какое-то время спрашивает Кларк. — Почему ты никогда не отвечаешь?
— Не сработает.
— Ты шутишь? Ты хоть знаешь, насколько ты большой? Мог бы порвать Брандера, если бы стал сопротивляться.
«Тень говорит, от этого только хуже. Ты отвечаешь, и все злятся еще больше».
— Тень? — переспрашивает Лени.
— Что?
— Ты сказал…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});