Пока мы с ней шли к административному корпусу, я ей пересказала весь наш разговор с Джерри. Гвен вздрогнула, когда я дошла до слов Джерри о том, что он бы с радостью снова помог меня уничтожить. Она бросила взгляд на Джесси. Тот вздернул брови и поджал губы. Казалось, он пробует истинность моей истории на вкус.
После долгой паузы он кивнул.
— Я сейчас схожу к наружным воротам. Думаю, со мной следует отправить несколько вооруженных офицеров, мэм.
Гвен издала звук, настолько похожий на рычание, насколько может позволить себе женщина, возглавляющая крупную психиатрическую клинику. Затем она повернулась ко мне и произнесла громко, чтобы Джесси все слышал:
— Селия, от имени администрации и владельцев Берчвудз прими мои извинения за это… серьезное нарушение протокола. Заверяю тебя, этот охранник будет уволен.
Отчасти я была оскорблена и ранена, и меня порадовало то, что Джерри накажут. Но я вздохнула.
— Невозможно удержать людей от предубеждений. Добьешься только одного: они будут остерегаться высказывать вслух то, о чем думают на самом деле. Если вы его уволите, виновата в этом буду я, и он ни за что не успокоится, пока не уложит меня в могилу. Я ни разу не делала Джерри ничего плохого, и мне ужасно обидно из-за того, что я стала его врагом только из-за того, что на меня напал кровосос и чуть меня не прикончил. Просто жутко обидно.
Это я еще мягко сказала. Стычка с Джерри всколыхнула все чувства, которые я держала под замком со времени нападения вампира. В данный момент я была вампиром. Злобным. Бессмертным.
Проклятье.
Возможно, Гвен увидела это, заглянув мне в глаза. Я первой отвела взгляд.
— Я не против, — пробормотала я. — Приструните его. Задержите зарплату. Пусть немножко покусает собственный хвост. Но не увольняйте. Пожалуйста. Пусть у него останется такая работа, чтобы он был занят по уши, чтобы у него оставалось поменьше времени на размышления о том, как он проткнет осиновым колом мое сердце.
— Черт. А вы добрее меня, — вырвалось у Джесси. — Я бы ему хорошего пинка дал, а уж потом точно бы уволил.
Гвен положила руку мне на плечо. Надо отдать мне должное, я не вздрогнула.
— Селия Грейвз, ты удивительно повзрослела. Ты пережила тяжелую ситуацию и с честью вышла из нее. Единственно, что бы я тебе посоветовала: в дальнейшем избегай применения силы. Я последую твоему совету и сделаю так, чтобы Джерри знал: он остался на работе только благодаря твоему заступничеству. — Глаза Гвен сверкнули. С необычайным юмором она добавила: — Ему будет о чем подумать.
Джесси прыснул со смеху. Он явно был на моей стороне. Я надеялась, что все так и останется после его разговора с Джерри. Джесси направился к кабинету начальника службы безопасности. Видимо, для того чтобы собрать команду, с которой он хотел нанести визит Джерри.
Мы с Гвен пошли к ее кабинету по тихому коридору, где на полу лежал пушистый ковер. Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула.
— Ну вот, я приехала. Что вы хотели мне сказать?
— Давай поговорим у меня кабинете. А пока давай отпустим наши мысли на волю.
Ах да. Я успела забыть про «отпускание мыслей на волю». Гвен всегда была поборницей идеи о том, что выводы и решения приходят к нам, если мы позволяем своему сознанию работать автономно, без влияния эмоций и намерений. В каком-то смысле она была права. Самые лучшие идеи ко мне приходили в «сумеречное» время, на грани бодрствования и сна. Именно в это время я порой находила решения проблем, терзавших меня весь день. У нас с Гвен бывали такие сеансы психотерапии, когда мы не делали ничего, а только смотрели на стены, молчали и лишь время от времени касались друг друга ладонями или пола ступнями, чтобы остаться «на земле».
Я запомнила один особый психологический прорыв, случившийся во время такого сеанса. Я пристально смотрела на картину в кабинете Гвен — натюрморт с изображением бутылки, стоявшей рядом с вазой с восковыми фруктами. В какое-то мгновение у меня вырвалась фраза, которая не дает мне покоя по сей день: «Мама ведь даже не понимает, что делает мне больно, да?»
Гвен ответила: «Нет, не понимает. Какие чувства у тебя это вызывает?»
С этого времени я осознала, что так же как бабушка, я влияю на поведение моей матери. Я никогда не говорила ей о том, что страдаю из-за ее пьянства. Я только молча злилась.
И я решила, что время сказать матери о моих чувствах.
Плохой шаг. Воспоминания о нем до сих пор преследовали меня. В своем роде это тоже было нечто вроде прорыва.
Некая маленькая частичка меня надеялась на то, что как только мама узнает, как мне больно, она сразу перестанет пить. Я верила, что я для нее важнее бутылки и что она выберет меня. Но этого не произошло. Я добилась только того, что напряженность между нами стала еще сильнее, потому что до этого момента мы обе обманывались насчет друг друга. Мать, судя по всему, считала, что я не имею ничего против ее пьянства. Как только она узнала, что это не так, мое осуждение начало ее смущать, и она стала пить тайком. В итоге мы отдалились друг от друга еще сильней, и эту отдаленность нам еще предстояло преодолеть.
Вот с такими веселыми мыслями я шла вместе с Гвен к ее кабинету. Войдя, я поразилась изменениям. Колористика осталась такой же, как при докторе Скотте, — светло-коричневый, похожий на цвет песка, и приглушенные оттенки зеленого и синего. Но Гвен передвинула письменный стол ближе к входной двери, а другую мебель переставила так, что обстановка стала более… расслабляющей. И картины на стенах теперь висели другие. Столь же дорогие и изысканные — но другие.
Гвен обошла вокруг письменного стола и села в офисное кресло, некогда принадлежавшее доктору Скотту. Джефф был крупным мужчиной, поэтому Гвен в его кресле показалась мне маленькой и хрупкой, как ребенок, решивший поиграть во взрослого и забравшийся в отцовский кабинет.
— Спасибо тебе, что приехала. И еще раз прости за то, как тебя встретили.
Я откинулась на спинку гостевого кресла, кивнула и пожала плечами.
— Не надо извиняться. Слыхала я слова и похуже и, наверное, еще не раз услышу. Уж лучше я узнаю, кто из моих друзей в беде. Вы знаете, я словом «друг» не бросаюсь, и вы, видимо, тоже.
— Да, ты права. С тобой я очень старательно выбираю слова. Я сказала, что речь идет о твоем друге. Так оно и есть. — Гвен склонилась к столу и с самым серьезным видом сложила руки. — Пару дней назад мне позвонил коллега по работе и выразил тревогу за одну из своих пациенток. Этот доктор знает, что я когда-то лечила тебя, и ему нужно лучше разобраться кое в чем, что он считает угрозой успеху терапии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});