Читать интересную книгу Избраное - Борис Лапин

Проскочил железный мост.

Слева от дороги были обрывы; по ним свисали огромные ледяные сосульки, частыми каплями уходившие в глину: по утрам все еще были заморозки. Из-под колес взлетали брызги. Лужа. Вокруг появилось много земли. Дома стояли реже. По рельсам к станции проехал, дымя, товарный поезд. Шоссе вышло из города.

Здесь был аэродром.

Шли почти два километра по сухому полю с прошлогодней травой. Дул сильный ветер.

 — Океанский, — сказал, проходя, человек в кожаном пальто и шлеме с прикрепленными к нему очками.

В траве лежали солдаты. Рядом с ними была разостлана цветная материя — знак для подходящих к посадке самолетов.

 — Сейчас я вас познакомлю с вашим командиром, младший летчик.

Изменив мгновенно голос, офицер гаркнул:

 — Смирно!

Аратоки вытянулся. Каблук к каблуку, носки врозь, рука у козырька на сорок пять градусов.

 — Честь имею доложить, господин полковник, явлен в эскадрилью младший летчик-наблюдатель Аратоки.

 — Честь имею явиться, господин полковник, с письменным предписанием командующего, младший аэронавигатор Аратоки.

 — Здравствуйте. Из школы в Токио?

 — Так, полковник-донно. Одиннадцатый выпуск.

 — Рад. Чувствуйте себя как дома в нашей маленькой семье. Сейчас вы познакомитесь с нами. Вот ваш летчик — командир, так сказать, экипажа.

 — Честь имею.

 — Через восемь минут начнется разбор учебных действий сегодняшних полетов. Вы примете в нем участие.

Aратоки опять попал в знакомую обстановку, cовершенно точно напоминающую обстановку летной школы, хотя здесь был гарнизон. Шли беспрерывные занятия. Летчики твердили вслух поучение командира, вели разбор полетов, беспрерывно повторяли полученные в школе знания. Это были уроки для взрослых детей, но странные были иногда предметы: искусство взрывать вокзалы, расстрел с высоты уходящего обоза или еще — стрельба по человеку, бегущему по земле, во время падения в воздухе с парашютом.

Сидели в штабе эскадрильи за длинным зеленым столом, наклонясь над картами и бумагами. Разбор вел полковник. Аратоки с удовольствием погрузился в тихую учебную жизнь гарнизона.

 — Сегодняшние полеты, господа офицеры, были произведены в общих чертах нормально. Задания наши выполнены. Поздравляю вас!

«Ого! Гарнизон, должно быть, крепкий, — надо подтянуться».

 — Замечания у меня есть только по поводу некоторых мелочей. Пилот Хирасуки! Бомбометание ваш навигатор вел сегодня правильно. Расчет был безупречен. Я любовался тем, как точно вы поджигали северо-западные стога.

(«Здесь инсценируют сражения? Не то, что в школе, — стрельба по квадрату на полигоне…»)

 — Несколько ошибочно поступили вы, выбирая мишенью амбары, тогда как надо было брать скопления повозок и крестьян. Есть у вас некоторая нечистота в разворотах. Между прочим, командир соединения Хамада делал боевые развороты точно так же. Вы знаете его конец. Вы пикируете, милый мой, но выходите со склоном на двадцать градусов. Стыдно! Изложите-ка быстро сегодняшнее задание!

 — Мы имеем расположение разбойничьих банд в районе пункта ААН по полукилометровой карте, — забарабанил пилот. — Задача — уничтожить банду и подорвать ее материальную базу в корейских деревнях, не касаясь хуторов японских колонистов-новосёлов. Эскадрилья тратит четыре тысячи пятьсот килограммов бомб за четыре часа.

 — Понятно?

Эге, охотник,Прыгай вон на ту скалу.Прицел проверен.Вдаль несутся облака.Со скалы упал олень.

(Адмирал виконт Сатоми)

Над озером БиваНаклонились три сосны.Так в нашей жизни:Верность, исполнительностьИ презрение к себе.

(Аратоки Шокаи)

Глава одиннадцатая

НАУКА НАБЛЮДЕНИЯ

Японский летнаб должен уметь опознавать мир с воздуха. Он может, например, по неуловимым для простого человека признакам определить, занята ли местность повстанцами. Он должен быть воздушным Шерлок-Холмсом, воздушным Цукамото.

Аэронавигаторы тренируются для этого каждый летный день. Они просиживают ночи, приучаясь читать на-глаз фотограммы. Они изучают детали, пятнышки ландшафта, цвета. Летнаб с каждым полетом видит все острее и острее. Он может рассказать все, что делается на земле. Под конец он достигает виртуозности.

Он может рассказать, принадлежит ли видимая сверху слабо намеченной черточкой крестьянская арба богатому или бедному крестьянину. Уже с полуторы тысяч метров он отличает движение колонны японских войск от колонны партизан, не имеющих японского интервала между шеренгами.

 — Помещичье владенье, например, всегда можно отличить от арендного и от крестьянского, — учат летнаба опытные фотограмметристы. — Крестьянские земли расположены обычно в оврагах и на каменистых склонах-холмов, поэтому линии запашки кольцеобразны. Корейцы имеют обыкновение кругами опахивать возвышения. Линии помещичьих запашек — прямы и длинны. Земля здесь несколько иного цвета, плодородного, густожелтого. Арендные земли выглядят, как кости в игре мадзьян. Они прямы, но нарезаны продолговатыми маленькими клетками, отгороженными тенями заборов. В некоторых районах вы можете безошибочно бомбить все строения, расположенные на кольцевых запашках, зная, что попадете на бандитские землянки и дома. Понятно?

Помощник командира, подполковник Садзанами, сказал с Аратоки несколько слов и отпустил его. Аратоки не чувствовал себя с ним свободно: он оценивал взглядом недостатки летчика (так казалось Аратоки). Сам он был сухой, тихий; маленькие, детских размеров, руки, угловатыми складками лежащий мундир, узкий таз, мертвое, острое и желто-бледное лицо.

Аратоки пошел вместе со своим пилотом в офицерскую столовую. Его звали Муто Кендзи. Он был совсем молодой человек, заросший рыжими рябинами. С прыщавым лбом, красивый, он смотрел на Аратоки беспокойными глазами циника. Аратоки старался говорить с ним в тон.

В столовой он быстро со всеми сдружился.

В гарнизоне общий тон разговора был совсем иной, чем в школе. Чтобы не показаться резонерствующей крысой, Аратоки старался не возражать, но и соглашаться он не мог, чтобы не прослыть радикалом.

На всякий случай он сказал:

 — У нас в школе здорово уважают ваш гарнизон — вы настоящие герои.

Встретил его гогот:

 — «Они в школе уважают»!..

 — И мы их уважаем за то, что они бьют шоколадными бомбами по картонным бандитам….

 — Вы же привилегированные…

 — Если они «уважают», то почему никто из десятого выпуска не пошел на материк — все остались в управлении и штабе?..

 — «Настоящие герои»!..

Аратоки смутился, но возражать резко не посмел.

 — Наш народ — герой всегда и повсюду.

 — Народ-герой, если велят…

 — Что вы только говорите?! Ведь это японский народ!

 — Утверждаю, что наш мохноногий мужичишка не думает ни о чем, как только запихать в рот лишнюю горсть риса, — не думает ни о родине, ни о японской чести, ни об императоре…

 — Так нельзя говорить.

 — Мы с вами, если понадобится, каждый день умрем. Но это — мы с вами.

К концу разговора у Аратоки прошло первое смущение.

«В Академии за такие слова выбрасывали из армии. Здесь их слушают офицеры. Боевой гарнизон. Значит, так надо.

Бить бандитскую сволочь и корейцев и не входить в рассуждения. Прекрасно! Такой, значит, принцип. Прекрасно! Будем знать теперь раз и навсегда.

В Корее — редко населенная земля с обильными природными богатствами, с отсталым по сравнению с нами и менее талантливым населением. Его семнадцать миллионов. И по ту сторону моря — мы. Цивилизованный, стесненный узкими островами, гениальный и сильный народ.

Из этого совершенно ясно, что японский народ по своему историческому предназначению должен заселить материк. Вот лекарство от социальных болезней».

(Недавно в Сеуле судили нескольких рабочих «за злостную пропаганду». Один из них говорил: «Не позже завтрашнего дня нужна революция» — он получил шестнадцать месяцев тюрьмы. Другой рабочий утверждал, что в Японии нет никакого угрожающего перенаселения, если бы был другой государственный строй, место нашлось бы для всех. Нынешние хозяева — плохие хозяева. Он получил за это восемь лет каторги.)

«Первый принцип управления Кореей — заселение ее японцами.

Второй принцип управления Кореей — изучение ее японцами.

Третий принцип управления Кореей — освоение ее японцами.

Этими моими правилами мы должны регулировать деятельность конституционных учреждений, которые возникли в результате реформ 1919 года».