эти люди прекрасно знали родные места, ориентировались среди местного населения, имели нужные связи. Кое-кто занимал неплохие должности, позволявшие иметь доступ к оружию — волостные военруки, инструктора Всевобуча.
Они также знали, в каком населенном пункте развернуты команды красноармейцев, их численность и вооружение. Вот, что-то это мне напоминало! Ба, так это же калька с родимого Шекснинского восстания, один к одному! Впрочем, откуда взяться иной схеме? Доведись мне, действовал бы точно также. Искал надежных людей, обладающих связями, имеющих выходы на мелких и средних начальников, с доступом к небольшим секретам, ориентирующихся на местности. Классика! Люди, деньги и оружие.
Что тут сказать? Молодец, капитан Орлов. И что интересно — он погиб в рукопашной схватке, а убил его я. Да-да, тот самый офицер, мой ровесник или чуть старше, умелый боец, и был опознан пленными как командир отряда.
В Усть-Сысольском уезде отряд возглавил господин Латки — бывший председатель земской управы. Там что, офицеров не нашлось?
Даже странно, что здесь, далеко от линии фронта, отыскались те, кто еще верил в прочность Северного правительства. А вот судя по допросам пленных солдат и офицеров, явившихся из Архангельска, там настроение совсем иное. В городе снова уменьшили паек, Миллер лихорадочно ищет деньги на закупку американского зерна, потому что «посылка» адмирала Колчака, прибывшая через льды, смогла обеспечить потребности области лишь на десять процентов. Спрашивается — где взять валюту, если Америка отчего-то не желает получать плату ни в дензнаках Северного правительства, ни в бумажках царской России? Ответ напрашивается сам собой — принудить всех архангельских предпринимателей в принудительном порядке менять фунты и доллары на рубли по заниженному курсу. Но буржуазия солидарности с генералом не проявляет, валюту прячет и норовит сбежать куда-нибудь за границу — хотя бы в Швецию, а еще лучше во Францию.
В армии полный раздрай. Окопники, приезжающие на побывку, пускаются в рукопашную с тыловиками, матерят старших офицеров и возвращаться в окопы не желают. А общее мнение среди военных — после ухода англичан и американцев с Красной армией воевать нельзя. Что некие поползновения Миллера — глупости окопавшихся в тылу генералов, имеющих бонапартовские амбиции, не подкрепленные материально. Что самое лучшее, что можно сделать — срочно сдаться в плен большевикам. Есть вероятность, что расстреляют, но есть шанс уцелеть. Но вот упираться, пытаясь отстаивать никому не нужные квадратные версты лесов и вечной мерзлоты — это точная смерть!
Среди офицеров появилась новая «мода» — затеять пьяный скандал, желательно с мордобоем и стрельбой в потолок, чтобы разжаловали в солдаты. Мол, красные придут, с нижних чинов и спрос меньше.
Вот тут вы ребята просчитались. Как придем в Архангельск, то проведем такую фильтрацию, что выявим не только бывших офицеров среди солдат, но и их родословную до седьмого колена. Впрочем, нам и выявлять ничего не надо, ваши же солдаты вас и сдадут.
Я уже мысленно начал листать Крестинина, прикидывая, как зашифровать такие слова как «валюта», «падеж скота», «гужевая повинность», «пьяные офицерские дебоши», но потом с некой толикой ностальгии вспомнил, что мне уже не требуется отправлять в Центр шифрованные послания, к тому же, эти новости уже и не новости вовсе, а обыденность, прекрасно известная и Кедрову, и Троцкому. Впрочем, им это все было известно еще в прошлом году, когда только-только обсуждался вопрос о засылке разведчиков в Архангельск.
Наши дела в Яренске подошли к концу, и мы вновь погрузились на пароходы. По течению, вроде бы, и идти веселее, да и быстрее.
Прибыв в Котлас, обнаружили в городе оживление. Сюда прибыл целый дивизион гаубиц, а еще десятка два родных трехдюймовок. Не иначе готовится наступление.
В последнее время я начал терять счет не только дням, но и месяц-то вспоминал с трудом. Так, нынче у нас октябрь. Насколько я помнил, наступление на Архангельск должно начаться не раньше января тысяча девятьсот двадцатого, а завершилось взятием города ко второй годовщине РККА. Не рановато ли? Я даже немножечко испугался. Не повлекло ли мое «попаданчество» в эту реальность некое ускорение? Что ни говори, но ваш покорный слуга, чуточку подтолкнул старушку-историю. В той истории англичане ушли с Русского севера в конце сентября, а у нас, если пленные не врут, в начале. Вполне возможно, что моя подрывная деятельность (одни только карикатуры чего стоят!) по сталкиванию лбами белых и их союзников свою роль сыграла. История как шла по своему основному руслу, так и идет, но кое-какие камушки сдвинулись. Я и в Череповце чуточку наследил, и в Архангельске. Может, что-то где и сработает? А много ли порой нужно, чтобы произошли невосполнимые изменения? Вот-вот. Как в той кузнице, в которой не оказалось гвоздя.
Хотя, кто его знает. Появились «лишние» пушки на Петроградском или на Восточном фронтах, их и переправили сюда, чтобы потом не возиться. Но для наступления понадобятся еще и люди, а также лошади и подводы. Нет, сейчас наступления не будет. Неделя-две и начнется ледостав, а если наступать прямо сейчас, понадобятся тральщики, чтобы мины вытаскивать. А разминирование займет не меньше недели, а то и больше. Нет, не начнется.
Команды отправляться в Вологду бригада не получала, но красноармейцы по этому поводу не слишком переживали. В Котласе кормили неплохо, в казарме тепло, можно отоспаться, а что еще нужно настоящему солдату?
Но так продолжалось недолго. Наконец-таки поступил приказ, отыскались вагоны, загудел паровоз, и мы тронулись-таки с места, чтобы на следующий день прибыть в Вологду.
Бригаду разместили в Красных казармах, за рекой. Взяв у командира бригады удостоверение, что «тов. Аксенов В.И. является прикомандированным к Энской стрелковой бригаде», на случай встречи с патрулем, отправился в особый отдел шестой армии, располагавшемся по-прежнему в гостинице «Пассаж».
После некоторого препирательства с часовым, не желавшим впускать незнакомого человека в самое секретное место шестой армии, за исключением сейфа товарища Самойло, вызова дежурного, новых ожиданий, я оказался внутри. Увы, знакомых, помнивших бы меня по отправке в тыл белых, я