Читать интересную книгу Операция «Сострадание» - Фридрих Незнанский

— Ну и как же вы вышли из положения? — спросил Веня, деликатно поглядывая в лицо собеседницы. Хорошенький тонкий носик ничуть не напоминал ту уродливую горбатую часть лица, которая обращала на себя внимание на первой интернетной фотографии, делая Беллу такой трогательной и смешной. А эту очаровательную девушку, сидевшую напротив него за столиком кафе, никто не назовет смешной, даже когда она вот так, темпераментно жестикулируя, рассказывает о том, что с ней случилось. Мужчины за соседними столиками бросают взгляды на Беллу, и Веня, который очутился рядом с ней исключительно по долгу службы, чувствует, что растет в собственных глазах.

— А я и не вышла, — беспечно отвечает Белла. — Я ушла из фирмы. Полгода искала работу, зато через ярмарку вакансий получила место лучше прежнего. И зарплата больше, и, главное, меня там никто прежней не знает. Коллектив нормальный… Работаю больше года, и все в порядке. Ну а если опять придется искать новую работу — тоже не испугаюсь. Мне теперь не привыкать!

И гордо вздергивает красивый прямой носик.

Глава седьмая За дело берется Турецкий

«Вот уйду на пенсию — так и знайте, ни за кого больше хлопотать не стану. Буду жить, как нормальный человек!» Эту фразу не единожды слышали от Михаила Олеговича Маврина в бытность его премьером подчиненные, знакомые и родные, но всерьез ее не принимали, полагая, что такое важное лицо даже на пенсии не сможет не пользоваться накопленными связями, вмешиваясь во все и вся. Однако получилось так, что Маврин сдержал свое обещание. Отбыв на заслуженный отдых, важный пенсионер честно стал вести образ жизни, приличествующий пожилому человеку, удалившемуся от дел. С удовольствием проводил время за городом. Много читал: книги, которые ранее прошли мимо него, особенно упирая на мемуары и документальную литературу. Снова, как в прежние, допремьерские, заполненные заботами годы, сблизился с женой, и их совместные поездки и долгие прогулки подарили им новый медовый месяц — спокойный медовый месяц на закате жизни… Сближения с дочерью не произошло по той причине, что Ксения всячески демонстрировала: она уже повзрослела и в папе не нуждается. А ему-то что, он не возражает! Как говорится, мне время тлеть, тебе цвести. Но все-таки немного обидно… Михаил Олегович наблюдал за дочерью издали, со стороны, удивляясь этому непонятному существу, которое сам же породил. Эх, гены, гены, как же причудливы бывают ваши комбинации! Люди рожают детей в надежде, что дети послужат их продолжением на этой земле, а дети не желают быть их продолжением, они хотят быть похожи на кого угодно, лишь бы не на родителей. Михаил Олегович не мог этого принять. Ему казалась какой-то безумной блажью и история Ксениной пластической операции, которая нужна была дочери, по его мнению, как рыбе зонтик, и — особенно — история Ксениного брака, состоявшегося в результате этой пластической операции. В его седой, с лысиной посередине голове не укладывалось, как это можно: сначала ножом кроить девушке губы, а потом целовать эти губы, зная наизусть их кровавую изнанку… Но если они, нынешние, на это способны, что же с ними поделаешь? Михаил Олегович готов был признать, что страшно старомоден, что отстал от жизни, только бы его любимая дочь была довольна. Если Ксению устраивает ее хирург — пусть с ним живет долго и счастливо.

Но долгой счастливой жизни не получилось. Хирурга убили. И только его смерть вынудила Маврина нарушить провозглашенный ранее принцип и ввязаться в нудные и долгие хлопоты, всячески напоминая знакомым и незнакомым людям, что он — не просто пенсионер, он — бывший председатель российского правительства! А что поделать? Дочь у него одна. И зять был один-единственный. Если бы Михаил Олегович пустил на самотек дело о его убийстве, он перестал бы себя уважать.

Владимир Михайлович Кудрявцев, главный прокурор страны, внутренне содрогнулся, узнав, что у него просит личного приема сам экс-премьер Михаил Олегович Маврин. Содрогнулся не потому, что они в прошлом враждовали, — наоборот, это именно Маврин порекомендовал в свое время первому лицу государства посадить в кресло главного законника страны провинциального прокурора. Однако, согласно законам человеческой психологии, напоминания о благодеяниях иногда переносятся тяжелее, чем выражения враждебности… Впрочем, Кудрявцев, разумеется, не мог отказать бывшему благодетелю в аудиенции. Таким не отказывают…

— Как же так, — с порога, едва поздоровавшись, громким голосом завел Маврин, — прошло уже с полмесяца, а дело об убийстве Великанова застыло на одном месте, ни туда ни сюда! Когда же убийство моего зятя будет раскрыто?

В ответ на кудрявцевское предложение присаживаться Маврин увесисто обрушился на стул, вызвав, как показалось, треск паркета и мебели по всему помещению. Пристально оглядев бывшего своего начальника, Владимир Михайлович не заметил признаков особенной печали по усопшему зятю. Михаил Олегович оставался все так же громогласен и настойчиво многоречив, все так же солнечно розовела его лысина, кое-как замаскированная длинными, наискось зачесанными, когда-то белокурыми, а сейчас желтовато-седыми прядями сохранившихся волос. Очень жалко выглядит эта вовсю просвечивающая лысина. Уж не пытался бы Маврин ее прикрывать, что ли, носил бы с достоинством… Но люди редко проявляют способность видеть себя со стороны. Что до Михаила Олеговича, его отродясь не заботило, как он выглядит в глазах окружающих. Окружающие обязаны были принимать его таким, каков он есть, и по мере сил подлаживаться под него.

— Много работы по этому делу образовалось, Михаил Олегович, — успокоительно отвечал Кудрявцев в старом стиле, продолжая подлаживаться под того начальника, каковым Маврин, в сущности, больше не являлся. — Но вы не волнуйтесь: следователи и оперативники вкалывают, как звери.

— А вот мне не надо, чтобы как звери, — точь-в-точь как в былые времена, требовательно загудел Михаил Олегович. — Мне не нужны звери, мне нужны компетентные люди!

— Но две недели — это слишком ничтожный срок…

— Пятнадцать дней, Володя, срок достаточный, — отрубил Маврин. — За этот срок убийца, скорее всего, успел залечь на дно или сделать ноги за границу, и ищи его теперь, свищи! А я-то, как сейчас помню, в тебя верил. Я рассчитывал, что ты человек энергичный, неангажированный, наведешь порядок в своем ведомстве…

Кудрявцев покорно склонил голову. Да, в высших кругах вовремя оказанные услуги никогда не забываются! Их не позволяют забыть…

— Если сотрудники не справляются со своими обязанностями, — продолжал гвоздить его наставлениями Маврин, — им надо закатить здоровенный втык или заменить на других. Что ты с ними будешь делать, мне неважно. Меня интересует результат!

Вытерпев еще не одну порцию мавринских рассуждений на тему служебной ответственности и в очередной раз заверив, что все от него зависящее будет сделано, Владимир Михайлович сам проводил экс-премьера до дверей. А оставшись один в кабинете, промокнул платком вспотевшее лицо, высморкался, нажал кнопку селектора и, только теперь позволяя вырваться наружу накопившимся чувствам, рявкнул секретарше:

— Меркулова ко мне!

Начальство начальству рознь. По крайней мере, израсходовав свои переживания в реве, обращенном к секретарше, к незамедлительно прибывшему по его зову Меркулову генпрокурор обратился сдержанно и вежливо. Может быть, причиной тому была врожденная интеллигентность Константина Дмитриевича, как-то сама собой пресекавшая чужую невежливость на корню… Можно сказать, короткое совещание представляло собой саммит на высшем уровне, в результате которого стороны пришли к соглашению ускорить работу над делом Великанова и расстались, дипломатически довольные друг другом.

Однако на этом нисхождение по служебной лестнице приказа ускорить дело в тот день не остановилось! Меркулов не стал впадать в раздумья, он принял молниеносное решение… Так дело об убийстве Великанова оказалось в руках первого помощника генпрокурора, госсоветника юстиции третьего класса Турецкого.

— Послушай, Костя, — почти торжествующе отреагировал Турецкий, — кажется, я становлюсь провидцем. Представь себе, тут недавно смотрим мы с Ириной телевизор…

— Телевизор, Саня, посмотришь после, — прервал внеслужебный экскурс Константин Дмитриевич. — Сначала ты обязан найти убийцу пластического хирурга.

— Это я понял. А почему такой ажиотаж вокруг этого Великанова? Шепни мне на ухо по-старому, по-дружески. Что, неужели из-за того, что он был так раскручен на телевидении? Так сказать, любимец всей страны?

— Не в том причина, Саня. Убитый Великанов — зять Михаила Олеговича Маврина.

— Что, неужели?..

— Да, муж его дочери.

— А, понятно. Значит, в связи с этими родственными отношениями было принято решение о передаче данного дела мне?