взгляд не отрывается от меня. Стараюсь не замечать, как его глаза темнеют и замирают на моей груди, как будто он заново переживает предыдущую ночь. Между моих бедер покалывает и сжимает, и, не желая получить очередной отказ, я поднимаюсь по лестнице на платформу кровати.
ТРИНАДЦАТЬ
АЛЕКСАНДР
Спустя несколько часов после того, как она поднялась по лестнице, чтобы лечь спать, я лежу на полу и смотрю в потолок, ожидая, когда Джордан заснет. Я слышу шорох постельного белья, когда она ворочается, каждое пробормотанное ругательство и раздражённые вздохи.
Она не одна. Мое собственное тело чувствуется так, словно его подключили к проводу под напряжением. Моя кровь слишком горячая, а кожа слишком тугая, и во мне шевелится тревожная энергия. Я набросился на нее сегодня вечером, причинил ей боль, как и боялся. Обнаружив ее одну, спящую у дерева без огня и полностью застигнутую врасплох, я потерял последний контроль над собой. Я укусил ее, как животное. Подумать только, единственное, чего она действительно должна бояться, — не зверей в лесу, а меня. Джордан была права, назвав меня сумасшедшим. Я рад, что она наконец-то видит, что я не белый рыцарь.
Мои мысли резко обрываются, когда я слышу шорох с платформы кровати, за которым следует скрип ступеней лестницы. Могу сказать, что женщина пытается быть тихой, когда медленно спускается вниз. Ей не нужно прилагать усилий. Все во мне, от мозга до паха, и каждая клеточка между ними была одержима мыслями о ней.
Когда ее ноги в носках касаются деревянного пола, я закрываю глаза, чувствуя, как воздух вокруг меня меняется, когда Джордан движется по хижине. Она снова схватит винтовку? Попытается бежать к двери?
Я не лгал, когда сказал, что она должна спать в моей постели, чтобы лучше выспаться, но опустил детали моего наблюдения за ней, чтобы убедиться, что женщина снова не исчезнет.
Ее шаги почти бесшумны, когда она приближается к двери. Жар обжигает и накапливается в моем животе, пока я жду, слушая, как она надевает куртку и ботинки. Я буду продолжать охотиться за ней. Каждый раз, когда она будет убегать, я буду выслеживать ее. Но если она действительно хочет выбраться отсюда, то есть вещи, которые должны быть сделаны в первую очередь, и я не могу заниматься ими, когда вынужден продолжать спасать ее жизнь.
Я вздрагиваю от ощущения теплой тяжести на моих бедрах. Мои глаза распахиваются, и я пытаюсь сесть, но замираю, когда вижу, что она сидит у меня на бедрах.
— Молчи, — твердо говорит она. — Мне нужно кое-что сказать.
Не зная, заговорит ли она или приставит нож к моему горлу, я приподнимаюсь на локтях и готовлюсь отбросить ее, если понадобится. Я киваю.
— Я не могла уснуть. — Ее темные волосы вьются вокруг лица, щеки пылают от жара дровяной печи, а нижняя губа распухла от моего укуса. Это дерьмо не должно вызывать у меня такого удовлетворения, как сейчас. Я больной ублюдок.
Мой взгляд падает на то место, где вершина ее бедер встречается с моим членом, и он набухает под джинсами.
— Я кое-что поняла, пока была там, наверху, в окружении твоего запаха и думала о наших последних нескольких неделях.
— Ближе к делу, — рычу я. — Я не известен своим самообладанием.
Джордан облизывает распухшую губу, и я задаюсь вопросом, осознает ли она, что сделала это.
— Я тебе нравлюсь.
— Что?
— Да, нравлюсь. — Она кладет руку на мою грудь и наклоняется вперед, чтобы немного приблизить свое лицо. Я втягиваю воздух от трения о мое тело. — Несмотря на то, что тебя раздражают мои разговоры и вопросы, ты все же кормил меня, ухаживал за мной, учил делать приманки и терпел часы игры в «Войну».
Мой пульс учащается.
— И хотя ты пытался скрыть это, когда я мыла тебе голову, — шепчет она, — я видела, что с тобой сделали мои прикосновения.
Чувствую жар на лице.
— Ты можешь это отрицать. Можешь сказать, что ты просто ведешь себя как порядочный человек, и то, что я видела, было просто реакцией одинокого мужчины на прикосновение женщины. — Выражение ее лица становится серьезным. — Но ты отправился за мной сегодня вечером. Ты привел меня домой.
Домой.
Бл*дь.
— Ты мог бы отпустить меня и навсегда умыть руки. — Ее брови сошлись на переносице. — Почему ты этого не сделал?
Я изучаю отметину на ее губе, гадая, готова ли она к правде. Моей правде.
Женщина наклоняется, прижимается своей грудью к моей, и ее волосы создают завесу вокруг нас.
— Мне кажется, я тебе нравлюсь.
— Ты ошибаешься. — Потому что я не способен на те чувства, о которых она говорит.
Джордан моргает, отстраняется достаточно, чтобы заглянуть мне в глаза, и я вижу в ее глазах отторжение.
— Ты сказал, что никогда не лжешь.
— Не лгу.
Она полностью откидывается назад, ее круглая попка в центре моих бедер.
— Тогда что это было в лесу? Зачем ты пришел за мной? Почему ты… — Она проводит кончиками пальцев по нижней губе.
Я подталкиваюсь, чтобы сесть, и Джордан с глухим стуком падает в пространство между моими бедрами. Наклоняю голову, провожу рукой по ее волосам и хватаю ее за затылок.
— Ты нажимаешь на каждую кнопку, которая у меня есть, не заботясь о последствиях.
— Последствиях?
— Я плохой человек. — Приближаюсь губами к ее, вдыхая ее прерывистое дыхание и чувствую прилив силы от желания, которое вижу в ее глазах. — Веришь ты в это или нет, это правда.
Джордан пытается прижаться своими губами к моим, но я использую хватку на ее затылке, чтобы удержать. Вместо того чтобы хныкать или умолять, она придвигается ближе, обхватывает ногами мою талию и сжимает.
Я стону от ощущения, что она хочет меня, нуждается во мне, притягивает меня ближе. Несмотря на те части меня, которые она видела — гнев, иррациональное одержимость, отсутствие сочувствия, — Джордан все еще хочет меня.
— Я больше не буду тебя предупреждать.
— Хорошо, потому, что это начинает раздражать. — Женщина снова тянется к моим губам, и на этот раз я позволяю ей приблизиться достаточно близко, чтобы коснуться моих, прежде чем отстраняюсь.
— Поцелуй меня, — шепчет она.
Я крепче сжимаю ее и тяну голову назад, чтобы обнажить ее горло. Провожу губами по ее коже, вдыхая аромат. Ее запах выстреливает прямо мне между ног. Хватаю ее зад и крепче прижимаю к себе, и тихий стон срывается с моих губ.
— Я хочу тебя, — выдыхает она.
Мои веки закрываются от звука отчаяния в ее голосе.