Читать интересную книгу Техноангелы - Эфраим Тзимицу

— Эй, лесной житель, какими судьбами тут? — засмеялась Дарика, искренне порадовавшись появлению Готары.

— Да вот, Дарика, пришел с тобой повидаться — проговорил он, не в силах отвести глаз от милых его сердцу черт её лица.

— Ну, видайся. А что смурый такой? Ты меня вот живую–здоровую вроде видишь, или с тобой что случилось? — озабоченно проговорила она.

— Да нет, что ты, Дарика, все нормально со мной!

— А к волхву что опять ходил, чай, не просто так? Уже все Седолесье на ушах стоит, мол, лесной черт к волхву пошел.

— Дарика, можно подумать, что я редко к нему хожу.

— Знаешь, нечасто! Тем более раз уж редко появляешься, и то больше в праздники обычно приходил, а с волхвом ты обычно на улице видишься, как и все, даром, что разговариваешь ты с ним больше других. Что случилось–то, выкладывай, а то ж на тебе лица нет!

Тогда Готара вздохнул, и предложил ей сходить к речке, и там уже объяснить все подробнее. А после они уселись на бережку, и Готара поведал ей все — и о том, как друг волк во сне являлся, и о том, как он себя чувствовать странно стал.

— Да уж, странно все это — проговорила Дарика — знаешь, подумала бы, что этот твой друг волк — дух злой, так ведь ты к нашему волхву пошел, и он все подтвердил, а уж наш волхв злого–то духа сразу почует, да и зла он никому просто так не сделает, тебе тем более. А что ж вечером–то будет?

— Не знаю, волхв мне только одно сказал.

— И что?

— Что после этого вечера я тебя больше не увижу — медленно проговорил Готара.

— Как?! Чтоже с тобой произойдет–то?! — воскликнула девушка.

— Не знаю, Дарика, не знаю. Вот только знаю, что не увидеться нам с тобой больше и все.

— Куда же ты денешься? — медленно проговорила она.

— Не знаю…

— Знаешь, тут мамка моя говорила, что мол то что ты в лесу живешь, то не по людски, до добра не доведет. Может так оно и есть? Может, тебе можно еще отойти как–то, Готар? Остался бы тут, в Седолесье, ты ж здешний, хоть и чертом лесным стал. Тебя бы тут приняли потихоньку…

— Да не приняли бы меня, ты ж знаешь. Я у здешних старост и у главы охотников как кость в горле. Не нужен я им. Многие надеются, что я когда–нибудь в лесу сгину. А кто–то и рад, что я в чащобе живу, и сюда не прихожу почти.

— А мои отец с мамкой ох уж как меня стращают, чтоб я тебя больше не привечала тут. Но ты меня знаешь, кто ж меня отговорит, коли мне чего сильно захочется — попробовала Дарика улыбнуться, но грусть все равно оставалась в её глазах, так как она сердцем понимала, что уйдет Готара, как пить дать уйдет дорогой, куда другим хода нет.

— Теперь все это в прошлом, Дарика. Дело не только в словах волхва, но и в том, что я это сердцем чувствую…

— И я тоже — ответила она.

Некоторое время они сидели, и никто не решался нарушить молчание. Каждый из них понимал, что вечером они расстанутся навсегда. И каждому из них хотелось сказать другому о том, что лежало у них на сердце. Но нужных слов не находилось, а потому, оставалось лишь молчать, слушая как бьется сердце сидящего рядом, самого дорого, самого близкого на свете человека. Потом она положила свою руку на его. Готара в порыве схватился за её ладонь обеими руками, сжав её, понимая, что он никогда не был так добр к Дарике, как она того заслуживала. Всегда ему казалось, что тайком она посмеивается над ним, что она с ним играет. Но теперь уже никакие сомнения не застилали его взор, и Готара понимал, что она для него прежнего — самый дорогой в мире человек. А теперь прежний старый Готара уходит, а вместо него явиться… кто? Никто не знал об этом, не знал и сам Готара, но он знал, что сейчас он должен быть с Дарикой, только так и не иначе. А потом, когда сумерки опустятся на землю и ночь закроет своими крыльями небо… Кто знает, что произойдет тогда?

А пока они сидели у мирно шумящей речки, разговаривали о чем–то, смеялись, шутили, и просто смотрели друг другу в глаза, не в силах оторваться друг от друга, от того, что они отбросив все сомнения и заботы, теперь рядом, вместе. Со временем небо стало темнеть, примеряя ночные одеяния, и уже ночные птицы запели под ветвями седого леса. Седолесье уже готовилось ко сну — ночные сторожа зажигали факелы, родители собирали по улицам расшалившихся детей, а Готара и Дарика все были вместе, на берегу речки, не в силах оторваться друг от друга. Наконец, они встали и пошли в кузницу Дарики. Войдя в кузницу, Дарика зажгла светец, а после стала что–то искать в большом дубовом ящике.

— Готара, возьми это, пожалуйста — протянула она ему украшенный гравировкой кинжал.

— Спасибо.

— Не за что, я сама это сделала, специально для тебя. Пусть мы и не увидимся больше, но я хочу, чтобы ты его взял.

Прикрыв глаза, сдерживая скупые слезы, Готара взял из её протянутой руки кинжал. Некоторое время они молча смотрели друг на друга. И тут, словно бы обрушилась разделяющая их стена, они бросились друг к другу, и тогда и совершился их первый поцелуй. Никогда до этого ни Дарика не касалась уст мужчин, ни Готара уст женщины. А то, что произошло после поцелуя, скрыла тьма, окутавшая внутренность кузни после того, как порыв сквозняка погасил светец.

А после они вышли на улицу. Готара взглянул на Дарику, крепко сжав в руке её подарок, и увидел, что в глазах её стояли слезы. Потом она снова поцеловала его.

— Иди — тихо произнесла она — прощай, Готара…

И он пошел к дому вохва, а потом и побежал, потомучто, если бы он промедлил бы хоть мгновение, то уже не смог бы идти дальше. И уходя, он чувствовал, как по щекам Дарики текут слезы, и не в силах был осушить, ибо его влек зов на дорогу… куда?

Наконец, Готара подошел к дому волхва. Когда он вошел, то увидел, что волхв сидит за столом, а на столе горят свечи, освещая разложенные перед ним пергаменты.

— Рад тебя видеть, друг мой! — приветствовал он вошедшего.

— Я попрощался с Дарикой — медленно произнес Готара — что происходит, Даргус?

— Ты ступаешь на иной, особый путь, Готара. На этом пути ты не сможешь быть человеком, и, увы, ты будешь одинок.

— Но почему? И почему на этот путь ступаю именно я?

— Так заповедано, так должно, Готара. Это решать не мне.

— А кто? Кто решил это?

— Ты.

— Не может быть — выдохнул пораженный Готара. Но после шока от слов волхва к нему пришло понимание. Он вспомнил о том, как он бежал от людей, как лес принимал его как сына, и как звери и духи лесов становились его новой семьей. Люди оттолкнули, но и сам он отвернулся от них, а что произошло раньше — Готара не знал. Но то что и он сам сделал так, что стал «чертом лесным», как называли его в Седолесье — теперь он понимал это ясно и четко, будто бы это было начертано болью на его сердце. Так оно и было — и его сердце ныло от разлуки, и он сжал в руке кинжал, ощущая, как лезвие врезалось в его ладонь, и кровь заструилась по руке, капая на пол.

— Я умру? — зачем–то спросил Готара.

— Нет, друг мой, ты не умрешь. Но иногда ты будешь мечтать об этом, особенно в первое время.

— Да что такое. Даргус! Скажи мне, в чем дело?!

— Успокойся, Готара. Ты стал одним из тех, кто участвует в Великом Коловращении, на так, как это делают все.

— О чем ты?

— Скажем так, я знаю несколько больше о сути мироустроения, чем другие люди. И больше, чем большинство волхвов. Такой дар очень редко встречается, но и он не дает всей полноты знания Коловращения. И каждый из тех, у кого есть дар играет свою роль. А некоторые перестают быть людьми.

— И я?

— Да.

— Но почему?

— Такова твоя суть. Очень скоро ты соприкоснешься с этой стороной твоей сути, и ты обретешь себя в большей мере, чем ты есть сейчас.

— Но разве я — это не я?

— Ты не человек в своей сути. Да ты был собой, о чем тебе и говорил друг волк. Но сейчас ты станешь собой. И ты узнаешь, кто таков друг волк.

— Это дух? Или бог?

— То иное, Готара — проговорил голос, который Готара до этого слышал только во сне — я это ты.

И Готара увидел, что в доме находиться и друг волк. Но теперь он был огромным, много больше обычного волка — волчья морда смотрела прямо в его лицо. Но почему то в Готаре не было страха, лишь было ощущение того, что эта морда кажется странно ему знакомой, и глаза волка были его глазами.

— Я суть тебя, я тот ты, который ушел от людей в лес, тот, кто слушал голоса животных и шепот ветра. Я это ты, и настало время нам стать единым!

Потом друг волк подобрался для прыжка, и взглянул ему в лицо, словно бы искал что–то в его глазах. Потом кивнул, ощерил зубы в волчьей улыбке, и прыгнул на него.

И когда волчьи лапы коснулись его груди, Готара ощутил, как волк входит в него. И вот он ощутил, как волк вошел в него. Не было никакой борьбы, лишь горечь потери, потери себя, такого, каким он был, будучи человеком, коснулась его. И теперь он уже ощущал себя не человеком, но и не был он волком, кем же был он?