Читать интересную книгу Джип из тыквы - Елена Логунова

Кто бы ни носил эти шорты, он (или она) не принадлежал к числу богатых снобов.

Я осторожно нюхаю тряпку, но ощущаю только мощное амбре прелых листьев.

Моя это вещь или не моя?

Примерить Гуччи из канавы мешает брезгливость.

Я ковыляю в ванную, устраиваю энергичную постирушку в умывальнике и раскладываю мокрые шорты на ребристой батарее парового отопления.

Иду на процедуры, ужинаю, провожу вечернюю прогулку с Белкой по сокращенной программе и коротаю время до отбоя в одиночестве, потому что Лариска воскресный вечер посвятила личной жизни. У нее встреча с друзьями, от участия в которой я отказалась, хотя и была любезно приглашена.

Я еще не готова обзаводиться знакомыми в массовом порядке. Одно дело – приватно признаться доброму человеку в своей ущербности, и совсем другое – рассказывать об унизительных проблемах с памятью публично.

Лежу на диване и от нечего делать смотрю телик с крайне малым выбором программ. Два центральных канала и один краевой – небогато, но все же лучше, чем ничего.

Говорящие головы на экране своей болтовней не дают установиться давящей тишине, и я не чувствую себя совсем уж одинокой. К тому же я попадаю на программу, которая мне небезынтересна.

Показывают встречу в студии сестер, которых еще в детстве разлучила война. Старенькие бабушки обнимают друг друга трясущимися руками и плачут. Камера демонстрирует мокрую морщинистую щеку, переходит в зал и едет по рядам, скрупулезно подбирая по пути все до единой слезинки растроганных зрителей. Выглядит это не столько душевно, сколько обстоятельно-деловито, и я задаюсь вопросом – интересно, каково процентное соотношение в таких программах актерской игры и истинного чувства?

Пытаюсь взглянуть на шоу как эмпат, но ничего не получается. Вижу только свечение голубого экрана.

Очевидно, при посредничестве телевизора я как эмпат несостоятельна, мне нужен прямой контакт с одушевленным объектом.

Внутренний голос досадливо советует подумать о другом:

– Как они нашли друг друга, эти бабушки?

Хороший вопрос.

Я возвращаюсь к просмотру шоу и внимательно слушаю рассказ ведущего. Он фонтанирует восторгом, а информации при этом выплескивает немного, но я выхватываю главное: обе сестрички пытались найтись. Обе!

Так-так-так…

Я чувствую прилив волнения.

У меня ведь тоже были в прошлом какие-то близкие люди? Как минимум родители, иначе как бы я появилась на свет!

И что, когда я в один ужасный день пропала, они приняли это как должное и не стали меня искать?

Тут я вспоминаю то немногое, что знаю о своем бурном прошлом – кутеж в сомнительной компании на фестивале, легкомысленное отношение к новым знакомствам, историю с изнасилованием, угон машины и аварию, – и сомневаюсь, что исчезновение неуправляемой безбашенной девицы стало для ее близких бедой, а не радостью. Может, родня давно уже махнула на меня рукой?

Не хочется в это верить.

«А придется, – не щадит меня внутренний голос. – Сколько времени уже прошло! Если бы тебя искали – нашли бы!»

– Да ты на бабушек посмотри! – огрызаюсь я. – Они друг друга семьдесят лет искали и не могли найти! И вот, пожалуйста, все-таки встретились!

Честно говоря, перспектива успешно закончить поиски через несколько десятков лет не особенно заманчива, и все же это положительный пример.

И вообще я ведь додумалась до дельной мысли: если я не могу искать своих родственников по той простой причине, что ничего о них не помню, то это вовсе не значит, что они не ищут меня.

Решено: завтра же обращусь в полицию с запросом, не числится ли в розыске гражданка, похожая на меня.

«Надеюсь, среди твоих забытых подвигов нет более криминальных, чем угон авто, а то ведь розыск бывает разный», – ворчит внутренний голос, но я его уже не слушаю.

Выключаю телевизор, принимаю снотворное и валюсь в постель.

Спать и ни о чем не думать!

Но не думать не получается.

Я сплю, а мои мысли заняты шортами. Они меня прямо-таки преследуют – должно быть, это месть за то, что их выбросили.

Мои сны этой ночью – сериал «Они возвращаются» с мистическими штанами в главной роли!

Избавиться от них невозможно.

Роковые шорты планируют на меня с дерева, до последнего прикидываясь падающим листом, а я замечаю неладное только тогда, когда слишком просторная тень закрывает полнеба.

Они порхают над клумбой в виде прелестной лазоревой бабочки, которая при ближайшем рассмотрении оказывается пугающе крупной и с вызовом бьет меня крылом с нашлепкой «Гуччи», оставляя на моей руке клеймо поболее того, которое уродовало плечо миледи Винтер.

Сложенные пополам, они прячутся среди томов в библиотеке в виде книжки, которая хватает руку, протянутую к полке, и затягивает меня в джинсовые глубины, где нечем дышать.

Они синей летучей мышью бьются в застекленное окошко подвала, где в плотном строю стоят тяжеловесы и тренажеры, и среди них – мой тренер Вано, который держит гантелю, как гранату, и грозно ревет: «Только не шорты, я сказал!»

Мои кошмары с участием проклятого предмета одежды многочисленны и разнообразны.

Наименее тревожна та часть сна, в которой я сознательно уделяю деятельное внимание чертовым шортам, пытаясь подобрать к ним максимально подходящий верх. Поочередно примеряю легкую клетчатую рубашечку, классическую шелковую блузку в горошек, вязаный крючком ажурный топ, футболки в ассортименте – и останавливаюсь на простой белой майке из хлопчатобумажной ткани. На мой взгляд, это идеальная комбинация.

Невыносимые шорты, видимо, согласны с моим выбором. Удовлетворенные, они прекращают меня преследовать и в паре с майкой заваливаются в глухой закоулок подсознания, так что мне все-таки удается спокойно поспать, хотя и не удается нормально выспаться.

Утром я не чувствую себя отдохнувшей и с подозрением смотрю на шорты, бесстыдно разлегшиеся на батарее. Ее острые ребра промяли ветхую джинсу выступающими складками, и кажется, будто шорты готовы вспорхнуть с обогревателя.

– И сейчас же брюки, брюки так и прыгнули мне в руки, – опасливо шепчу я, вовсе не желая, чтобы проклятые штаны наяву проявили ту же резвость, что и во сне.

Снимаю шорты с батареи. Они сухие и чистые, так что дольше оттягивать не получится. Надеваю их!

Точно по мне.

Это, конечно, ничего еще не доказывает. Мало ли на свете граждан и гражданок с аналогичными объемами талии и бедер!

И все же мне было бы спокойнее, будь эти шорты мне заметно малы или изрядно велики.

Ближайшее ОВД находится в Кипучеключевске. До автовокзала я добираюсь на своей машине, а дальше дорогу мне подсказывает все та же бабка. Сегодня она продает не цветочки и семечки, а кизил и каштаны. Смена ассортимента ее торговлю не оживила, но бабулино настроение, очевидно, от успехов в коммерции не зависит. Она приветствует меня по-свойски:

– А, снова ты! – и охотно проводит для меня виртуальную экскурсию по достопримечательностям Кипучеключевска.

Оказывается, ОВД помещается в «старом доме помещика Карацюпина, где башенки с флюгерами и дверь зеленая в гвоздиках, слева от золотых львов, в десяти минутах ходу от фонтана с козюлей».

Оставляю машину на площади и иду пешком.

«Козюлю», она же трепетная лань, вижу издали. Скульптурное копытное, очень убедительно раскрашенное под цвет реального животного, стоит на искусственной горке, сквозь камни которой просачиваются бурые воды очередного целебного источника.

Пересчитываю «десять минут ходу» в темпе отягощенной артритом и бурситом бабули с учетом собственной скорости и после пятиминутной прогулки начинаю высматривать на местности золотых львов.

Нахожу их в комплекте с памятной триумфальной аркой в честь пятидесятилетия курорта, поворачиваю налево и вскоре обнаруживаю особняк, в котором раньше с удобством жил помещик Карацюпин с чадами и домочадцами, а теперь без особого комфорта помещаются стражи правопорядка.

Им в экс-помещичьем доме явно тесновато. Стол дежурного вынесен в бывшее парадное, размещается в шаге от входа и на манер барьера перегораживает подступ к винтовой лестнице.

Со сводчатого потолка свисает люстра на цепи, рядом со строгим плакатом с описанием служебного удостоверения сотрудника органов внутренних дел РФ нескромно белеет гипсовыми телесами амурчик. В пухлой ручке у него не табельное оружие, а цветочная гирлянда, волнами утекающая в темный угол.

Обозреваю всю эту эклектику, дожидаясь, пока дежурный закончит разговор со склочной теткой, явившейся с жалобой на соседей.

На вид эта тетя – сестра-близнец Фрекен Бок из мультфильма про Карлсона, а на слух – дисковая пила по металлу. Она азартно визжит и скрежещет: описывает недавние бесчинства пьяных соседей, не жалея цветистых выражений и в то же время ухитряясь балансировать на грани цензурной лексики.