class="p1">Егор усмехнулся.
– Минутка психоанализа окончена? – уточнил он. – Тогда поехали дальше.
– Куда? – спросила обреченно, но он уже схватился меня за ладонь и потащил в автомобиль.
* * *
Мы вновь мчались в неизвестном направлении, и я рассматривала профиль Егора по-новому. Сосредоточенно вглядывалась в черты, пытаясь понять: что он скрывает и скрывает ли? Почему он голышом прячется в погребах и он же вытворяет невероятные вещи, от которых кровь закипает в жилах?
– А есть еще такие… – долго не могла подобрать слова, крутила телефон в руках, – рисунки?
– Есть, – не отвлекаясь от дороги. – В своё время я попортил много заборов. Почему-то до сих пор не закрашивают.
Я даже понимаю: почему именно. Это же невероятно красиво. Стильно. Мрачно.
– Покажешь?
– Возможно.
Затормозил на светофоре и, не дожидаясь зеленого сигнала, резко стартовал на желтый.
– А почему ты не рисуешь просто? Ну, на бумаге?
Даже не ответил, только дернул щекой.
Понятно, не хочешь говорить – не надо. Это не значит, что я закончу допрос. Тем более обстановка располагающая. Даже музыка на минимуме, и мне не хочется включить её громче.
– Куда ты меня везешь?
– Показать изнанку Москвы, – куда радостнее ответил Лисовский, переключаясь с неприятной темы. – Что ты видела?
Я принялась перечислять. Соборы и заводы, здания и парки, скульптуры и памятники. Мы с Галей выполнили программу максимум и обошли всё, что только можно. Освоили путеводитель полностью, даже сходили в заброшенную больницу, которая значилась как «лучше не посещать».
Её, действительно, было лучше не посещать. Никого там не нашлось, кроме недружелюбно настроенных бомжей.
Егор хмыкнул и не стал ничего объяснять, но на сей раз мы направлялись куда-то к центру города. Проехали Останкинскую телебашню, такую высоченную, что нужно задирать голову. Свернули на оживленные даже ночью улицы.
Затормозили в зоне платной парковки.
– Жди, – приказал Егор и ушел, не забыв заблокировать двери.
Я посмотрела по сторонам. Незнакомая улица. Рядом нет ни магазинов известных, ни баров, ни каких-то известных мест. Новенькие высотки, стеклянные, сияющие.
В окно постучали спустя целую вечность.
– Идем, – Лисовский поманил меня рукой.
В руках он держал набитый доверху бумажный пакет из-под фастфуда. Запах стоял тот самый, от которого живот скручивает в узел, а рот наполняется слюной. Резкий такой, картофельно-мясной.
– Проголодался? – спросила язвительно.
– Угу, очень. – Егор кинул в рот кусочек картошки фри и с аппетитом прожевал. – Ну чего ты застряла. Нам наверх.
Мы вошли в непримечательный подъезд, на лифте поднялись на последний этаж.
Э-э-э. Он хочет привести меня домой?
Типа: вот тебе гамбургеры, раздевайся?
Но Егор не достал ключей, а распахнул дверь, ведущую на черную лестницу. Мы поднялись вверх и уперлись в ход, ведущий на крышу.
– Проходите, миледи, – усмехнулся Лисовский, открывая люк.
Удивительно. В нашем городе все такие лазы давно заколотили либо навесили замки. Ибо молодежь любила ошиваться там в поисках прикольных кадров на краю пропасти.
Если честно, сама я трусила, даже когда друзья подбивали. Не люблю высоту. Ничего не могу с собой поделать. Живот сводит, стоит приблизиться даже к безобидному балкону – что говорить об опасной крыше.
Но не признаваться же в этом Егору. Мол, извини, но я последнее трухло, а потому подожду тебя внизу.
Я вылезла на крышу, опасливо ступила вперед. Ветер, дующий сразу со всех сторон, встрепал волосы. Дух захватывает от одного только ощущения бескрайней пустоты по сторонам. Облака так близко, словно нависли над головами. Звезды такие яркие, как отполированные.
Не было б еще так страшно.
Сердце вот-вот прыгнет из груди и шмякнется к ногам.
Как представляю высоту… Вон, вдалеке виднеются крыши домов. Бр-р-р.
Егора, кажется, такие мелочи не смущали. Он уселся на широкий парапет и развернул пакет.
– Угощайся, – протянул мне бургер.
– Спасибо.
А сама не рискнула подойти ближе. Казалось, что сейчас ноги запнутся или поскользнусь, или ещё что – но непременно оступлюсь и рухну вниз.
– Ты боишься, что ли? – догадался Егор.
– Н-немножко.
– Высоты? – зачем-то уточнил очевидное.
– Нет, блин, гамбургеров. – Поежилась.
Лисовский тяжко вздохнул. Мол, попалась на мою голову неадекватная особа. Он спрыгнул с парапета – к счастью, не наружу, а внутрь – и в два шага сократил расстояние, разделяющее нас.
– Давай, трусиха. Не бойся. – Обхватил меня за талию, притягивая к себе невыносимо близко.
Я хотела вырваться, после чего настучать ему за такие «обнимания», но тело предательски сдалось под натиском этого парня. Он горячий, а на улице прохладно. Пахнет вкусно. Смотрит с лукавым прищуром.
На ватных ногах я дошла до парапета и одним глазом глянула вперед. Затем – обоими. Замерла. Затаила дыхание.
– Вот это вид… – вырвалось восхищение.
– Угу. Мне нравится приходить сюда и залипать на дома. Бесцельно. Часами. Есть в этом что-то умиротворяющее.
Перед нами простирался город, но какой-то иной, непривычный. Скрытая за высотными домами, сплетенными многоэтажками, Москва казалась другой. Здесь не блестели рекламные афиши. Отсюда всё казалось мелким и незначительным.
– Держи, – Егор вновь протянул бургег, и я машинально приняла его, не в силах оторваться от невероятной картинки.
Мне хотелось вглядываться в очертания города, выискивая знакомые шпили.
Жадно вгрызлась в котлету. Как же вкусно!
Я жевала, а Егор стоял за моей спиной, и наши тела соприкасались. Моя спина с его грудью. Мой затылок с его подбородком. Моя ладонь переплелась с его ладонью. Как-то незаметно. Случайно.
Момент был идеальным.
Почти.
Развернулась на пятках и тихо спросила:
– Я могу тебя поцеловать?..
Лисовский усмехнулся так громко, что моё сердце дзынькнуло. Сейчас откажет. Пошлет лесом или куда поглубже, во всякие дебри из грязных эротических фантазий.
И будет прав.
Сама же сказала: «Ты не в моем вкусе».
– Зачем меня целовать? – Он тронул мои волосы, пропустил меж пальцами прядь. Задумчиво так, неторопливо.
Мне казалось, что такие вопросы должны разрушить очарование момента. Вытащить наружу реальность. Смыть иллюзию невесомости. Но почему-то стыд, что залил щеки алой краской, лишь распылял. Всё кругом умолкло. Утихло. Исчезло как облако пара.
– Ты… мне нравишься.
– Как тебе может нравиться поверхностный и скучный бабник? – Чуть склонил голову, касаясь кончиком носа моей макушки.
– Я уже извинилась, – буркнула, обхватила себя руками, приняв защитную позу. – Ты не такой.
– А если такой? – Дыхание жаркое и совсем не пахнет картошкой фри. – Что ты про меня знаешь, Ирэн?
С издевкой говорит, а сам прищурился, вглядывается в меня с каким-то особым вниманием. Мне бы испариться, чтобы не испытывать этого мучительного стыда, который растекается меж лопаток, жжет под ребрами, давит горло.
– Я знаю, что ты отзывчивый и добрый, что ты готов помочь незнакомым