Алексеевна, отнюдь не религиозны.
— Почему же вы так решили? — лукаво удивилась Ксения Алексеевна.
— Потому что свою слабость люди прячут, а ваша всем очевидна.
В её слабости был явный призыв, и призыв к мужчине, а не к богу.
— Вы — мальчишка дерзкий, — заметила Ксения Алексеевна.
— Вы тоже ставили себе весьма высокие цели, — улыбнулся Роман.
Ксения Алексеевна поняла намёк. Двадцать лет назад весь Петербург обсуждал две свадьбы: миллионщики Якутов и Стахеев женились на актрисах. Ксения Алексеевна принуждённо засмеялась. Да, современные капитаны — уже не романтики, а циники, теперь это в моде. Однако Роман Горецкий ей нравился: высокий, красивый и опытный мужчина с твёрдой линией рта.
— Я уже не та юная актриса, — вздохнула Ксения Алексеевна.
— Думаю, вы не изменились.
Горецкий был прав: ей по-прежнему хотелось быть желанной. Она одна и хороша собой, а положение в обществе у неё совсем не то, что было раньше, — вряд ли кто осмелится её осудить. Летняя ночь такая тёплая, а мужчина такой самоуверенный… И ничто никогда не повторится: ни юность, ни этот миг.
Горецкий осторожно взял её за плечо и склонился к лицу.
— Давайте вернёмся, — негромко пригласил он.
— Возможно, пора… — прошептали полные губы Ксении Алексеевны.
Спальня находилась на втором этаже. Ксения Алексеевна бросила перед дверью веточку шиповника — знак для горничной, что не надо входить или стучать. Тёмного времени им не хватило, и последний нежный вскрик слился с пением петухов на подворье. Потом Ксения Алексеевна затихла. Горецкий немного полежал и бережно высвободил руку из-под её головы. Воздух в спальне светился — окно смотрело на раннее низкое солнце. Сдвинув тяжёлые кудрявые волосы Ксении Алексеевны, Горецкий поцеловал спящую женщину в тёплую щеку и выбрался из постели. Ему надо было спешить на пароход.
Лоцман Федя стоял на кормовом подзоре, измеряя уровень воды шестом-намёткой. Машина поднимала пары, и судно подрагивало. Мамедов встретил Горецкого в рубке. Штурвальный зевал в кулак.
— Надеюсь, лубэзный, ночь прошла нэ напрасно? — усмехнулся Мамедов.
Горецкий поглядел на берег, на парковую балюстраду под тополями.
— У молодого Стахеева есть ещё и пароходная зимовка в десяти верстах выше по течению, — ответил он. — Наша баржа там. Захватить её мальчишку надоумил агент компании «Шелль». Компания пообещала купить у Стахеевых активы их пароходства, если Стахеев приведёт нашу баржу в Самару или Уфу. Путь в Самару перекрыли красные, а в Уфу — мелководье. Мальчишка ждёт.
Мамедов недобро прищурился:
— А как зовут агэнта «Шелль»? Дьжозеф Гольдинг?
12
— Это «Межень», — сказал Роман, глядя в бинокль. — Мы опоздали.
Пароход красных, о котором сообщил капитан Фаворский, преграждая путь, стоял вдали прямо посреди блещущего створа. Из склонённой трубы «Межени» стелился лёгкий дымок — машина работала вхолостую.
— Бросил становое железо на перевале ходовой, — определил лоцман Федя.
Романа раздражала народная лексика лоцманов. Неужели нельзя выучить общепринятые термины судоходства?
— Отдал оба якоря, носовой и кормовой, и занял фарватер на его повороте от левого берега к правому, — объяснил Горецкий Мамедову.
— Друг, я нэ новичок на рэке, — ответил Мамедов.
От солнца в рубке было жарко. Горецкий в бинокль долго изучал створ.
— Судя по мачтам за кустами на косе, этот Стахеев собрал штук восемь разных барж. Его буксир — там же: вижу торговый флаг компании на топе. А «Межень» караулит добычу возле выхода из акватории зимовки.
Сбавив обороты, «Русло» медленно приближался к «Межени».
Вскоре на «Межени» простучал пулемёт, и перед носом «Русла» взбурлила линия белых фонтанчиков. Красные приказывали остановиться.
— Боятся нас, — усмехнулся Мамедов. — Подойду к ным на лодке.
— Возьмёте с собой? — спросил Горецкий. — Мне любопытно.
На кормовом якоре буксир медленно развернуло по течению. Матросы спустили на воду лёгкую лодку, закреплённую на шлюпбалке.
Мамедов и Горецкий дружно гребли распашными вёслами и смотрели, как удаляется «Русло». Вода в Каме была тёмная, глиняная, и на лопастях вёсел отливала краснотой. А волжская вода, песчаная, всегда казалась жёлтой.
— Думаете, Мамедов, большевики разрешат нам забрать нашу баржу?
— Почему бы и нэт? У нас пройзводствэнное дэло. Болшевикам наша баржа нэ нужна. А вот Гольдингу — нужна.
— По какой причине? — тотчас спросил Горецкий.
— «Шелль» тоже добывает нэфт, а на барже — буровое оборудованье новэйшего образца.
На борту «Межени» толпились разморённые зноем моряки в тельняшках и бескозырках. Мамедова и Горецкого вытащили из лодки и в первую очередь бесцеремонно обыскали, затем провели в полутёмный салон.
Как волжанин, Роман не раз встречал на реке «царский пароход», однако бывать на борту ему не приходилось. Роман с интересом разглядывал салон — мебель, дорогую обивку переборок, занавеси на окнах. На оттоманке сидела с ногами красивая девушка. За столом расположился моряк с бородкой клином.
— Кто таковы? — сурово произнёс он.
— Я агэнт завода «Лудвиг Нобэл», а он, — Мамедов кивнул на Горецкого, — капьитан буксыра… Слюшай, друг, у нас промысел за Николо-Бэрозовкой. Вышка стоит, рабочие ждут, а баржа с оборудованьем пропала. Мы искали её. Баржу этот Стахэев, дурной человек, экспропрыыровал и на зимовку загнал.
Стараясь смутить, Маркин сверлил Мамедова недоверчивым взглядом.
— Чем докажешь?
— Так баржей и докажу! Кому ещчё-то наши насосы и лэбёдки нужны?.. А ты, я вижу, прыжал Стахэева, да? Ай, молодец моряк!
Маркин был польщён, хотя вида не подал, — но Мамедов это понял.
— Отдай мнэ баржу, дорогой, — проникновенно попросил он. — Эсли нэ вэришь — пойдём со мной до промысла, кланус, сам увыдишь, что нэ вру!
Горецкий удивлялся преображению Мамедова из холодного и умного командира в какого-то льстивого торговца с восточного базара.
— Стахеева ещё выкурить надобно, — поддавшись на уловку Мамедова, открылся Маркин. — Щенок-то огрызается.
Мамедов выдвинул из-за стола стул и уселся как для дружеской беседы.
— Уйми его, брат. Мнэ бэз баржи нэльзя возвращаться.
Горецкий тоже осторожно опустился на диванчик у двери. Он наблюдал за девушкой. Что она делает на пароходе? Чем так явно недовольна?
— Легко свистеть-то, — вздохнул Маркин. — А у Стахеева два «виккерса».
Девушка вдруг резко перебила Маркина:
— Стахеева мы уймём!
Мамедов быстро обернулся к ней:
— Он и ваши суда захватил?
— Это никого не касается! — отрезала девушка.
— Прости! — Мамедов хлопнул по груди растопыренной пятернёй. — Нэ в свою компетенцью сунулся! Думал, может, помогу чем…
— Да чем ты поможешь? — с досадой поморщился Маркин.
Мамедов покашлял в притворном смущении.
— У Стахэева, слюшай, в Сьвятом Клуче мать живёт, — сказал он.
Горецкий даже выпрямился. Он был впечатлён — но не столько низостью этого намёка, сколько готовностью Мамедова применять любые средства для достижения цели. Горецкий никогда не верил в благородство конкуренции: в гонках пароходов самые достойные