Настоящий грабитель, по мнению прокуратуры, завладев золотыми часами и перстнем хозяина дома, никогда бы не бросил их в кустах.
В целом обвинение по сравнению с 1954 г. выглядело куда более разумным и сбалансированным: прокуратура не пыталась отвечать на вопросы, ответы на которые не знала в принципе. Да только и защита выглядела намного серьёзнее: сейчас в её распоряжении оказались результаты экспертизы Пола Кирка и собранная Ли Бейли информация о подозрительных связях Мэрилин Шэппард.
Дабы усилить контраст с предыдущим процессом, судья окружного суда Френсис Талти решил избежать излишнего внимания прессы. Он допустил аккредитацию всего 12 журналистов, 8 из которых являлись сотрудниками местных газет и радиостанций. Суд решено было проводить в самом заурядном помещении размером с обычный школьный класс. В нём были предусмотрены всего 42 посадочных места для гостей, 12 из которых, как уже было сказано, оказались отданы журналистам. Впрочем, интерес публики к этому суду преуменьшать не следует: вся Америка смотрела сериал «Беглец», и во всех концах страны люди знали, что фильм снят по мотивам вполне реального «дела Шэппарда», так что судебный процесс никак не мог пройти незамеченным.
Суд открылся 24 октября 1966 г. Сторону обвинения представляли окружной прокурор Корриган и его помощник Спелласи; защиту — Ли Бейли и Рассел Шерман. Председательствовал на процессе Френсис Талти.
Как и в 1954 г., процесс начался с ходатайства адвоката (Ли Бейли) о переносе рассмотрения дела в другой округ ввиду затруднённости отбора непредвзятых присяжных заседателей. Как и 12 годами прежде, судья это прошение отклонил. В течение первой недели проводился отбор жюри; заслушивание обвинительного заключения началось 1 ноября 1966 г.
После того как обвинитель закончил его оглашение, судья традиционно поинтересовался, имеет ли сторона защиты сказать что-либо по содержанию представленного документа.
Слова Ли Бейли прозвучали как гром среди ясного неба и произвели настоящий фурор. Защитник заявил, что намерен доказать невиновность Сэма Шэппарда, и словно бы между делом добавил: «Убийство совершила неуклюжая женщина!» Во время перерыва все журналисты, присутствовавшие на процессе, передали эти слова в свои редакции.
Едва только обвинение вызвало для допроса Сэма Шэппарда-старшего, Ли Бейли заявил, что его подзащитный отказывается от дачи показаний. Все присутствовавшие в тот момент в зале сочли, что это решение вызвано страхом перед возможными острыми вопросами прокурора, но это было совсем не так. Впоследствии адвокат в своей книге объяснил, чем мотивировалось это решение. Хотя 42-летний Шэппард выглядел на суде вполне респектабельно, всё же систематическое пьянство двух последних лет уже произвело своё разрушительное действие на его организм: у Сэма резко ухудшилась память, он сделался раздражительным и даже гневливым. Кроме того Шэппард почти каждый день являлся в суд «на кочерге» — то ли пьяный, то ли под воздействием неких веществ и производил впечатление не вполне адекватного человека. Ли Бейли признался, что просто побоялся разрешать ему раскрывать рот, дабы тот не произвёл на присяжных дурного впечатления.
Ли Бейли и Шэппард-старший направляются в зал судебных заседаний (1966 г.).
В первый же день обвинение без лишних проволочек допросило пятерых свидетелей. Эстер Хоук уже ничего не говорила о тлеющих углях в камине, а Дорис Бендер ничего не помнила о свете в доме Шэппардов. Во время перекрёстного допроса Френсисом Ли Бейли очень заволновался Спенсер Хоук: адвокат отчего-то начал расспрашивать свидетеля о неожиданных деталях, например, можно ли было пройти из дома Хоуков в дом Шэппардов вдоль озера. То есть не выходя на дорогу, которая просматривалась из окон Дорис Бендер. Хоук признал, что можно — забора между участками не было. А вот когда Ли Бейли поинтересовался: «Доводилось ли свидетелю заглядывать в супружескую спальню Шэппардов прежде?» — Спенсер Хоук даже руками всплеснул. Он поклялся, что никогда не бывал в спальне до того момента, когда увидел лежавший в кровати окровавленный труп Мэрилин… Всем было ясно видно, что Спенсер Хоук испугался этих вопросов; он бы перепугался ещё сильнее, если бы знал то, что знал Ли Бейли — а именно то, что ударил Сэма Шэппарда-старшего по голове некий хромоногий мужчина (Спенсер Хоук хромал), который выбросил окурок своей сигареты в унитаз в туалете второго этажа (Спенсер Хоук курил сигареты). Но в тот момент, то есть во время допроса свидетеля, Ли Бейли не стал раскрывать свои карты, предпочтя сделать это несколько позже.
Надо отметить, что неожиданное ухудшение памяти (или улучшение — это как посмотреть) продемонстрировала и Нэнси Ахерн: она ничего не сказала о последнем разговоре с Мэрилин Шэппард, когда та якобы упомянула о возможном разводе с мужем. А обвинитель отчего-то забыл спросить её об этой детали, некогда признанной очень и очень важной… Такая вот интересная юридическая деликатность. Более того, память резко подвела даже такого мастера детективного расследования, как коронер Сэмюэль Гербер!
Во время его допроса помощником обвинителя Лео Спелласи начали всплывать прямо-таки удивительные вещи. Гербер, что называется, на голубом глазу стал утверждать, что никогда не говорил, будто орудием убийства Мэрилин Шэппард явился некий медицинский инструмент. Затем он заявил, что твёрдо помнит, будто одежда Сэма Шэппарда, полученная Гербером в больнице около 9 часов утра 4 июля 1954 г., была всё ещё мокрой. Вся — и трусы, и штаны, и носки с туфлями. Жаль, никто не спросил Гербера, отчего же тогда во время первого суда полицейские Дренкхан, Шоттк и Грабовский валяли дурака, заявляя, будто «одежда обвиняемого утром в день убийства не казалась мокрой»… А ведь это наблюдение истолковывалось как ещё одно убедительное свидетельство мистификации, устроенной Сэмом Шэппардом. Теперь, через 12 с лишком лет, вдруг выяснилось, что с самого начала истина была известна и коронеру, и начальнику полиции Бэй-виллидж Итону.
Ли Бейли во время перекрёстного допроса Гербера не отказал себе в удовольствии поиздеваться над свидетелем. Он задал по меньшей мере пять вопросов, посвящённых пресловутому «хирургическому инструменту», выстроив их таким образом, что коронеру приходилось отвечать на каждый из них отрицательно, как бы всё более и более признавая свою некомпетентность и бестолковость. Для такого фата, как Гербер, это было жуткое унижение. («Вы, конечно, хирург? Вы имеете такой инструмент в своём офисе? Вы видели его в больнице? В медицинском каталоге? А где вы вообще его искали?»). Хочется думать, что Ли Бейли удалось довести Гербера до белого каления, отплатив тем самым коронеру за его предвзятость и непрофессионализм.
Гербер дошёл до того, что стал отрицать даже совсем уж очевидные вещи. Так, он