драмкружке, то время сдвигается.
Он в тот же вечер огласил нам свои условия «мастер-класса». На начальные предложения моей подруги о «полном нон-стоп погружении» был дан категорически отказ.
— После шести — недовольно шептала мне Лизи, — Этот кобель снимет с себя роль холодного наставника, так что не смей от меня отходить.
— Да он даже не смотрит в мою сторону…
— Ты и пикнуть не успеешь, как будешь лежать без белья с раздвинутыми ногами. — не знаю, что она читала на моем лице, но ехидно добавляла. — Ты ещё успеешь их раздвинуть, но пока держи колени вместе, а ночью надевай железные трусы и завязывай ноги тугим ремнём.
До завтрака Райан уходил на пробежку, а я спускалась готовить ему завтрак. Моя белокурая опекунша ужасно возмущалась, но больше бесилась оттого, что мне самой нравилась отведенная мне роль.
— Ты такая глупенькая, — качала головой Лизи и демонстративно закатывала глаза. Красивые небесно-голубые, точь-в-точь, как у ее брата.
Клод первое мое появление на кухне воспринял, как личное оскорбление. Но на попытки объясниться только помахал руками и отвернулся к своей готовке. А в дальнейшем подчеркнуто меня не замечал. Однако периодически кисло поглядывал на мою яичницу. Уверяя одним взглядом — более жалких яиц на сковороде, он давно не видел.
Когда в очередной раз он страдальчески изучил содержимое тарелки, в котором красовалось приготовленное для Райана блюдо, и тихо на французском высказался о странностях американцев, меня это позабавило. Я без задней мысли задала ему встречный вопрос. Озвучив его также на французском.
На самом деле мне уже давно, с тех самых пор, как я узнала, что повар Лизи из Парижа, хотелось с ним поговорить, но было бы странным заваливаться на кухню с радостной улыбкой и предложением попрактиковать франсэ՜.
*
Моя мама родом из Монпелье. Это город на юге Франции. В студенческие годы она приехала на практику в США. Встретила папу, и со слов ба «у них закрутилась жаркая Амур-тужур, после чего о возвращении к Средиземному морю можно было забыть.
Через год они поженились и родилась я.
С самого рождения со мной говорили на двух языках. Папа на английском, а мама — на французском. Сколько бы Эдвард Райт не убеждал жену перестать мучить ребенка своими «bonjour baguette», она оставалась непреклонна.
— Язык любви, — улыбалась вечерами мама, когда ложилась рядом со мной. — Самый красивый и мелодичный. Когда ты вырастешь, мы все вместе поедем во Францию. Не знаю, как насчет Монпелье, но ты точно с первого взгляда влюбишься в Париж.
Папа появлялся в это время в дверях и изображал рвотные позывы, наблюдая за которыми невозможно было не рассмеяться. Его жена, Агнес Моро, гневно смотрела на мужа, при этом еле сдерживалась от улыбки. Но папа так просто не сдавался. Он удалялся, чтобы в следующую секунду появится в мамином красном берете и начать смешно расхаживать взад и вперед, посылая нам томные поцелуи.
Этим он мстил маме за ее частые упоминания об уровне шика французских мужчин.
«Твой папа шикарно кривлялся, — грустно вспоминала ба. — И одно время мечтал о кино, как и ты сейчас.»
*
После той аварии родителей не стало.
Мы с ба переехали, а мои французские разговоры оборвались. Я читала книги и смотрела фильмы на французском языке, но это не заменяло живого общения.
А здесь, благодаря Райану, Клод открыл меня с новой стороны, и теперь мы каждое утро проводили с ним за оживленной беседой. Ещё в тайных разговорах о Райане, чьим ярым фанатом был повар, смешивший меня своими: “Uhlala”. Благодаря ему я не только практиковала язык, но и улучшала свой уровень в части готовки завтраков. Лизи в это время предпочитала спать или загорать на шезлонге возле бассейна.
После завтрака Райан поднимался к себе в комнату, а затем спускался в тренажерный зал, оборудованный в доме Стилов. В эти часы его можно было встретить в доме в одних только шортах и футболке. Или без неё.
В такие минуты вокруг действительно начинала звучать пленительная “Uhlala”, срывающая с моих глаз всякую скромность и сдержанность.
Загорелое тело, широкие мощные плечи, плоский живот и выраженные косые мышцы пресса. В голове крутилась фраза из фильма: «Ты что, отфотошоплен?».
Он расплывался в улыбке и уходил, откровенно смеясь, лишь когда ладонь Лизи ложилась на мои горевшие глаза, а улыбка «мир прекрасен» расплывалась на моем лице.
— Ты зачем мне глаза закрывала?
— Боялась, они у тебя расплавятся. А по легенде они должны так себя вести при виде Джорджа! Повторяй про себя как мантру — Джордж Шептон навсегда!
*
Мне и раньше нравилась игра Райана на экране, но, живя с ним под одной крышей, я прочувствовала, насколько он на самом деле хороший актер. И от этого моя голова с каждым днем кружилась сильнее. Судя по всему, бабочки из живота вылетали прямиком в мозг, отчего мой IQ при его виде с грохотом летел вниз.
До полудня звезда моих фантазий оставался собой, много шутил и веселил нас с Лизи. Но стоило стрелке часов оказаться на двенадцати, как «его забирала злая тыква» — метко подмечала подруга.
Он переодевался в темные джинсы, белую рубашку и надевал очки.
— За очки не благодари. — шепнула мне в первый день Лизи. — Только умоляю, не пялься так на него.
— Н-не пялюсь. — и стоило подумать, как мои потаенные даже от себя самой эротические фантазии сбываются, меня немедленно спускали на землю.
У Райана имелось вполне определенное представление о том, как должна выглядеть соблазнительная женщина. Оно складывалось из совокупности черт, присущих мировым актрисам. Поэтому в ежедневное расписание наших «занятий» входили киносеансы. В основном это были черно-белые картины с признанными дивами кино.
«Опять старомоднятина пошла… — вздыхала страдальчески Лизи.»
Мне же, наоборот, все нравилось. Я обожала фильмы 30х–50х годов, а больше всего мне доставляло удовольствие наблюдать за тем, с какой страстью и сосредоточенностью Райан детально разбирает жесты, мимику, походку, взгляды, улыбки.
Все это следовало впитывать в себя, как губка, иначе божественный преподаватель хмурился и смотрел так строго, что хотелось немедленно заказать себе билет на Марс. В один конец, пожалуйста.
*
— Походка очень важна. — говорит он. — Особое умение пройти так…
— Чтобы все шеи себе посворачивали, — радостно добавляет Лизи, и он действительно строг, так как одного единственного взгляда хватает, чтобы она, моя Лизи(!), добавила. — Извини, не буду больше перебивать.
— Не будешь. — уверенно кивает, и второй томик «Унесенных ветром» опускается на светловолосую голову. Первый неуверенно лежит на моей с самого начала его