попробовать положить часы к нему в тумбочку, так чтобы он этого не заметил. Тумбочки каждое утро проверяет Марина Ивановна, она увидит часы и обязательно спросит, откуда они у Михи. Тут Толик заявит, что часы принадлежат ему, а Миха их попросту спер.
Неплохой вариант, но, пожалуй, осуществить его будет сложновато. Одно из двух: или Миха опять-таки найдет часы первым, или, если прятать на совесть, Марина Ивановна может их не заметить.
Оставался еще шкаф с одеждой, но шансов, что его станут обыскивать, совсем мало. За одеждой в интернате следили сами воспитанники, к взрослым обращались лишь в том случае, если требовался сложный ремонт или специальная стирка.
Я просидела минут двадцать, но так и не придумала ничего путного. В класс идти не хотелось. Решив, что первый урок я все равно почти целиком пропустила, поэтому не стоит дергаться и торопиться, я снова раскрыла энциклопедию на той странице, где был изображен Ахилл.
Сходство было потрясающим: словно картинку рисовали с Толика, а он специально позировал. Вот только античный герой на иллюстрации стоял во весь свой могучий рост, а Толик так не мог.
Полностью углубившись в созерцание рисунка, я не заметила, как дверь мягко распахнулась.
– Василиса, ты почему не на занятиях?
Я вздрогнула от неожиданности и обернулась: позади стояла Анфиса и с любопытством глядела мне через плечо. Я было подняла руку, чтобы прикрыть картинку, но вовремя спохватилась, что таким образом только навлеку на себя подозрения.
– Интересно? – смягчилась Анфиса. – Тебе нравится?
– Очень.
– А это кто?
– Ахилл. Полубог-получеловек.
– Замечательно. – Она сдержанно улыбнулась. – Но у тебя еще будет время рассмотреть все как следует. Я, когда покупала книжку, вовсе не имела в виду, что она станет причиной твоих прогулов. Немедленно поднимайся и ступай в класс.
Я послушно встала.
– Как там Марина?
Анфиса вздохнула:
– Неважно. Думают отправить ее в больницу. Ты иди давай, а то и на второй урок опоздаешь.
Я кивнула и, подхватив портфель за лямки, вышла из палаты.
13
Уроки в тот день тянулись необычайно долго. Я то и дело смотрела на большие настенные часы, и мне казалось, что минутная стрелка не движется вовсе. Про часовую и говорить нечего.
Русичка дважды сделала замечание, что я ее не слушаю, а под конец занятия вызвала к доске. Я без запинки оттарабанила одно из правил, которые запоминала с лёту, едва проглядев страничку учебника.
Русичке оставалось лишь кивать на каждое мое слово.
– Что ж, Демина, садись. Пятерка, – проговорила она, когда я закончила. – Но, ей-богу, это несправедливо. Я же видела, ты совсем не глядела на доску, когда я объясняла материал. Мне не нравится, что ты стала так пользоваться своими исключительными способностями. Впредь, пожалуйста, будь повнимательней.
Ни слова не говоря, я взяла у нее дневник с выставленной отметкой и пошла на место. Мысли мои вновь и вновь возвращались к приказанию Толика.
Как сделать то, что он хочет? Куда запихнуть часы, чтобы их обнаружили со скандалом?
Учебный день наконец закончился. Мы пообедали и разошлись по палатам – отдыхать. Светка уже была тут как тут, сидела на кровати, по-турецки поджав ноги, и чувствовала себя превосходно, несмотря на только что полученную проработку от Марины Ивановны.
– Где Маринка? – спросила я ее.
– В больнице. Только что увезли. – На ее лице не было и следа слез или растерянности. Она аккуратно пригладила щеткой пышные блестящие волосы и подмигнула мне. – Ништяк все! Выкарабкается. Базариха сказала, сердце в порядке, а остальное – ерунда.
Я невольно позавидовала ее самообладанию. Вот бы мне такое нахальство – я бы тогда не дрожала от одной мысли о том, что нужно кому-то подбросить чужую вещь.
В палату, воровато озираясь, вошла Людка. В руках у нее был стакан с киселем.
– Девочки, Анфиса далеко?
– Близко, – громко захохотала Светка.
Людка вздрогнула и обеими руками прикрыла стакан.
– Тише, Светочка, не привлекай внимания. Пожалуйста, а то мне попадет.
– «Не привлекай внимания»! – фыркнула Светка. – А на кой черт ты сюда притащила эту гадость?
– Какая ж гадость, Светочка? – слабо возразила Людка. – Кисель, он вкусный. Я его жуть как люблю. Вот, добавку попросила.
– Она попросила, и ей дали, – проговорила Светка со злостью. – Это потому все, что тетка ее в кладовке работает. А нам, проси не проси, ничего не обломится.
Это было неправдой: добавку в интернате охотно давали каждому желающему. Однако и я, и Людка прекрасно понимали, что спорить со Светкой бесполезно.
Людка молча поднесла стакан к губам, собираясь сделать первый глоток.
– Эй, ты, дай сюда. – Светка царственным жестом протянула руку. – Ну кому говорят, давай стакан.
Людкины глаза наполнились слезами. Она затравленно глянула на Светку и вдруг принялась взахлеб глотать кисель. По щекам и подбородку потекла густая розовая жижа.
– Да ты… ты что? – Голос Светки задрожал от ярости. – Значит, так? Не слушаться? Я тебе покажу, как не слушаться! – Она рывком вскочила на ноги и в два прыжка очутилась возле Людкиной кровати. Та тут же перестала хлебать и протянула ей наполовину пустой стакан.
– Получай! – Светка с силой треснула ей по руке. Остатки киселя выплеснулись на голубую, в цветочек, наволочку. Людка в ужасе смотрела, как на подушке расплывается огромное розовое пятно.
– Так тебе! – торжествующе провозгласила Светка. – Будешь спать теперь мордой в киселе. – Она повернулась и с сознанием выполненного долга удалилась в свой угол.
Людка всхлипывала тихо и безутешно. Я подошла к ней и мягко тронула за плечо.
– Да брось ты. Из-за наволочки! Сходи к Жанне, она тебе другую выдаст.
– Она руга-аться бу-удет! – протянула Людка навзрыд.
– Не будет. Ну, может, самую малость, за то, что ты кисель из столовки принесла.
Людка поколебалась, пошмыгала носом и отправилась в бельевую, где обитала Жанна. Вскоре она вернулась успокоенная, но без наволочки.
– Ну что?
– Она сказала, завтра даст. Как раз постели будут менять, а до этого велела потерпеть. Я подушку другой стороной переверну, и делов! – Людка принялась снимать с постели покрывало.
Меня вдруг будто что-то кольнуло. Ну да, завтра ведь вторник, банный день. Всем воспитанникам меняют постельное белье и полотенца. Всегда сама Жанна, собственноручно, у нее пунктик – вдруг недосчитается какой-нибудь простыни или пододеяльника. К тому же далеко не все в интернате могут выполнять даже легкую физическую работу, поэтому Марина Ивановна постановила постелями заниматься только персоналу. А это означает, что…
Я стояла посреди палаты и чувствовала, как губы растягиваются до ушей в торжествующей улыбке. Теперь я могла смело идти вечером к Толику – мне было что ему сказать, чем