Читать интересную книгу Слепцы - Мэтью Фаррер

— Могу ли я спросить, мадам арбитр-сеньорис, не слышали ли вы каких-нибудь резких или тревожных звуков в надзорном зале? Что имел сообщить вам мастер-дозорный Шевенн?

— Ничего.

Она потратила всё это время, выслушивая лекции о надзорном зале, и даже не подумала использовать астропата как орудие расследования. Ну, так-то Кальпурния дала доктору формально честный ответ… нет, только трусы скрывают допущенные ошибки.

— Я не спрашивала. Мы говорили о работе Шевенна, но в основном на темы, связанные с природой его занятий, — Шира обдумала сказанное. — Он упоминал какие-то «узоры», замеченные им в Башне во время моего присутствия, но не стал сообщать ничего о волнениях, которые наверняка проявились из-за этого нападения и смерти проктора.

Говоря, Кальпурния пыталась воспроизвести в голове свой сюрреалистический визит в надзорный зал: возможно, астропат дал ей какой-то намек, оставшийся незамеченным? Услышала ли она что-то такое, о чем должна была переспросить?

Священник по-прежнему смотрел на лежащего Даста и непрерывно повторял одну и ту же литанию. Шира слышала её в залах медике от Гидрафура до Мачиуна; молитва могла звучать на высоком или низком готике, в виде стихов или гомилии, но смысл слов оставался неизменным.

«Больничное ложе — отрава для нас, — шептала она вместе с Оровеном, — поправляйся во имя Императорского закона и поднимайся с постели ради исполнения долга. Имя Императора — твоя броня; повеления Императора — твоя сила. Голос Императора приказывает твоим ранам затянуться рубцами, твоей боли — стать холодным орудием воздаяния…»

Произнося литанию, Кальпурния пробудила воспоминания, которые разлетелись по её сознанию подобно летучим мышам, потревоженным в пещере. Рука Ширы неосознанно потянулась к голове, и пальцы начали массировать шрамы над глазом.

— Мы хотя бы знаем причину смерти проктора? — спросила она. — Если он нанес Дасту такие раны печатью, то каратель определенно не мог убить его, сопротивляясь.

— Ведущий каратель вообще не сопротивлялся нападению, — указал Оровен, прервав монотонное чтение. — Всё произошло слишком быстро, и ему слишком крепко досталось. Если бы он сумел ответить на атаку, мы бы сейчас сидели в офисе наверху и расспрашивали о происшествии самого Даста. Поверьте мне, Кальпурния, трое таких прокторов не смогли бы одолеть его, разве что застали бы врасплох.

На лице медике возникло слегка болезненное выражение. Он вновь занялся тщательным обследованием раны на черепе карателя и уже закрепил вокруг его головы венец диагностических рун: сигнальные лампочки светились красным, то и дело раздавался тихий звон, напоминающий о колокольчиках в надзорном зале.

Шира подметила гримасу мужчины.

— Арбитр, — чуть мягче начала она, — насколько хорошо вы знали проктора? Вы были друзьями? И, простите, я не знаю вашего имени…

— Мы не были близки, дамуазель Кальпурния, — произнес медике, не отвлекаясь при этом от работы, — однако, в таком маленьком гарнизоне все друг друга знают. Мне мало что известно о прокторе Фейссене, но он был хорошим человеком. Я бы многое отдал, чтобы разгадать причину его смерти.

Доктор прервался, чтобы установить ещё один диагностический штифт, и несколько секунд наблюдал за мельканием огоньков-индикаторов.

— Меня зовут Скаль. Арбитр-медике Эшён Скаль, если угодно арбитру-генералу, — он немного расслабился, и Шира испытала краткое удовлетворение. Наконец-то ей хоть что-то удалось сделать правильно.

— Вы понимаете, что у меня возникли некоторые вопросы, арбитр Скаль, — произнесла она с легким ударением на «арбитр». — С самого прибытия мне кажется, что на станции происходят… странные вещи, дурные предзнаменования и безумства. Успокоительница возвращается к своему старому Мастеру, и он каким-то образом погибает за несколько минут до их встречи. Паника из-за убийства Отранто заставляет докеров взбунтоваться и попытаться сбежать на моем корабле. Проктор Адептус Арбитрес нападает на ведущего карателя, приказам которого повиновался за несколько минут до этого.

— И умирает во время атаки, — вставил Оровен, — по причине, до сих пор нам неизвестной.

Кальпурния кивнула.

— Кроме того, не забывайте об убийце Мастера, сумевшем преодолеть ауспики, замки, запертые бронированные двери, ведьмоотводы и псайк-обереги. Отранто погиб на станции, полной провидцев и псайкеров, способных услышать, как за полсектора от Башни закипает котелок — но никто из них и слова не может сказать об убийстве коллеги…

Шира оборвала себя, поскольку собиралась произнести: «…не говоря уже о том, что мне позволили явиться сюда, не разрешая при этом доверять собственным суждениям или компетентности, а теперь я не доверяю даже своему телу, разуму и чувствам». Имелись вещи, которые ни один арбитр-генерал, даже разжалованный и ожидающий суда, не должен был произносить в подобной компании.

— Бруинанн и Реде хорошо поработали, дамуазель Кальпурния, — тихо ответил Скаль, поправляя диагностические штифты. — Если ведьмаки ничего им не сообщили, то не потому, что могли сохранить тайну. Предложите мне поклясться на аквиле, и я повторю: эти двое действовали наилучшим образом.

— Мы знаем, что они не испробовали определенных способов добиться правды, — указал священник, но медике покачал коротко стриженой седой головой.

— Это невозможно, разве что вы увезете астропата со станции после ареста. Может быть, придется отправить его даже дальше инкарцериев в поясе Койпера. Может подойти одна из внутренних станций, или, например, Галата. Даже Гидрафур — говорят, у Инквизиции там есть местечко, в котором… — хмыкнув, Скаль уставился на индикаторы. — Опустим детали. Главное, нужно действовать подальше отсюда. Неважно, какой бы хорошей, по вашему мнению, ни была изоляция, что-нибудь обязательно пробьется. Это как зажечь спичку на прометиевом заводе.

Оровен хмурился и потряхивал головой, потирая символ «Авкторита Империалис» на груди.

— Ты углубляешься в опасные рассуждения, Скаль. Неудивительно, что ваше расследование провалилось: вы заблудились в ведьмачьих тенях, — сжав значок в ладони, он воззрился на доктора. — Налицо моральная слабость, и за то, что вы сбились с пути истинного, здешние священники ответят в той же мере, что и ваши командиры.

Слово было произнесено. Возможно, весь гарнизон Башни пойдет под суд за упущения, в точности как и Кальпурния. Шира не сомневалась — известие, что Оровен наконец заявил об этом вслух, разнесется в стенах участка за половину смены.

— Объясните мне, арбитр Скаль, — проговорила она, — почему здесь так сложно пытать астропатов. Если Бруинанн осознанно отказался от этой идеи, я хочу знать, чем он руководствовался.

— Я не посвящен в мотивы эдила, — ответил медике, снова уходя в оборону.

— Этого и не требуется. Просто разъясните мне фразу о «прометиевом заводе».

Впервые с того момента, как Шира вошла в комнату, доктор разогнул спину. Выпрямившись, он оказался немногим выше Кальпурнии, но с бочкообразной грудью и мощными плечами. Поведя ими, Скаль потянулся.

— Если вам понравилась эта аналогия, я продолжу её. Все псайкеры создают вокруг себя некую марь, причем сильные удерживают её в головах, или сердцах, или любых других местах, где находится их проклятый ведьмин дар, но она всегда с ними. Как пот, или телесное тепло. Рядом с одним или несколькими из них вы мало что заметите, особенно если их правильно контролируют и приглушают. Я бывал в нашей собственной башне астропатов на гидрафурской Стене, не знаю, случалось ли вам… нет?

Кальпурния и Оровен покачали головами.

— Вы всё равно бы почти ничего не почувствовали, но здесь явно превышена критическая масса. Даже учитывая перестройку, и обереги, и мастеров-дозорных, которые следят, чтобы псайкеры не собирались плотными группами или двигались не туда — эта духовная дымка пропитывает всё. Мне не стоит и пытаться объяснить её суть, разве что сквозь призму эффектов, заметных и понятных мне как медике, но в ней имеется некоторая… непредсказуемость.

— Это опасно, — сказала Шира, больше самой себе, но думала она не только о физической угрозе. Поведение цилиндра с прометием, висящего под стволом огнемета, тоже было непредсказуемым, но эту опасность понимали всё. Плазменной топке требовалось постоянное наблюдение техножрецов и машиновидцев, но в её сердце пылал огонь, дарованный Императором в его аспекте Бога-Машины. Если он обрушивался на смотрителей, то приносил им чистую, понятную смерть. Но здесь, с этой ведьминой марью, с людьми, разумы которых истончали реальность, позволяя просачиваться в неё созданиям, сталкиваться с которыми не должен был никто, кроме Него-на-Земле, всё становилось…

Кальпурния много раз оказывалась в опасности, что подтверждали шрамы на её теле и мрачные воспоминания. Но угроза душе была намного более пугающей. Ей требовалась вера, чтобы оградить себя от подобных страхов — но ведь Шира именно с верой шагнула в зал суда Селены Секундус, и чем всё закончилось? Уже через несколько часов она…