Мало-помалу Трина отступала. Она уже не шикала на деда, когда он в очередной раз волок к ней каменные кракозябры или отшлифованные кусочки мрамора, нанизанные на нитку. Букеты перестали немедленно отправляться в козью кормушку, а украшали кухонное окно, деревца высаживались, а вместо стихов влюбленные просто беседовали, стыдливо замолкая, если кто-то входил в комнату.
Уже стало понятно, что дед старался не зря. Я радовалась за него, но одновременно мне было немного горько от того, что он нашел свое счастье намного быстрее меня. Я ведь тоже хочу семью…
Как-то так само собой получилось, что на ярмарку в Дивоград, где мы продавали малую часть нашей продукции, дед стал ездить не со мной, а с Тирной. И получалось у них очень неплохо. Да, что там! Отлично получалось у них торговать, гораздо лучше, чем у меня.
Мне казалось, что дед, сближаясь с Тирной, с каждым днем отдаляется от меня все дальше и дальше. Но с другой стороны, видеть деда счастливым было очень радостно. И я как-то очень быстро смирилась с тем, что если у деда с Тирной сладится, то я останусь совсем одна.
Еще был Петька, но и он с каждым годом будет нуждаться во мне все меньше и меньше. Уже сейчас он большую часть вечера пропадал на мансарде, где обустраивал обсерваторию для наблюдения за звездами. Нам пришлось спустить оттуда запасы шерсти, чтобы освободить комнату.
Вечером, после ужина, когда мы уже расходились по спальням, прямо на пороге меня остановил дед.
– Лола, – он довольно улыбался, – Тирна просит у тебя разрешения взять немного шерсти. Говорит, что соскучилась по рукоделию.
– Деда, – рассмеялась я, – так зачем у меня спрашивать-то? Ты и сам бы мог дать ей шерсть. Пусть прядет, жалко что ли… вон ее у нас сколько много…
– Нет, – покачал головой дед, – ты, дочка, в этом доме хозяйка. Тебе и решения принимать. Негоже будет, ежели каждый сам по своему разумению жить начнет. Не избежать тогда обид и раздора. Давай-ка зайдем, – кивнул он на мою комнату, – поговорить надо…
Сердце глухо стукнуло. Кажется, то чего я боюсь, скоро случится.
Мы вошли в спальню. Дед кивнул мне на кресло, показывая, что лучше сесть. А сам примостился на низенькую скамеечку, которую я обычно ставила под ноги.
Длинный летний день уже почти закончился, и в окне догорала вечерняя заря. Оранжевый круг солнца уже наполовину скрылся в ложбинке горных вершин. Углы комнаты тонули во мгле, хотя на улице все еще было достаточно светло…
Дед тяжело вздохнул… Этот разговор и ему давался нелегко.
– Я, дочка, вот что решил, – он немного помолчал, – жениться мне надо на Тирне… Она баба хорошая, жить мы с ней в ладу будем. Молодая, правда, в дочери мне годится, но ведь и я сейчас, благодаря лекарям королевским, на двадцать лет помолодел.
– Деда, – улыбнулась я, – я очень рада за тебя… за вас с Тирной, – поправила я, – надо поторопить Рырга, чтобы дом хозяйский побыстрее строить начал. Как порталы откроют, сыры продадим, так сразу стройку и начнем. Там места всем хватит.
Но дед только помотал головой, не соглашаясь со мной. А у меня защемило в груди.
– Уехать я хочу с Тирной, – вздохнул снова дед, – домой… в Выселки…
Я молчала, чувствуя, как из глубины души поднимаются слезы. Глаза защипало, заложило нос… я ведь чувствовала, знала, что так и будет.
– Ты, дочка, прости, но тут твой дом. Если бы тяжко тебе было, так остался бы я. А коли все ладно да справно, то и я могу счастье свое попытать. Ежели ты не против. Вернусь в деревню, заново дом отстрою. Негоже пепелище оставлять…
Дед замолчал, ожидая моего решения. А я знала, если попрошу, он останется. Но…
– Когда? – прошептала я. Громко говорить боялась, чтобы не расплакаться.
– В следующем годе, думаю, – осторожно улыбнулся дед, – а может и раньше… Посмотрим…
– Хорошо. А Тирна? Она согласна? – Уцепилась я за последнюю надежду.
– Согласна, – еще шире улыбнулся дед.
Вот так тихо и незаметно Тирна вошла в нашу семью. Петька стал называть ее бабушкой Тирной почти сразу, а вот я привыкала очень долго. И жутко ревновала деда, потому что видела, как он невольно отдалился от меня. Жили они пока в дедовой спальне, но уже вовсю мечтали о переезде и своем доме. И от этого мне было еще тяжелее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Тирна подловила меня во дворе, когда закончив утренние дела по хозяйству, я на секунду присела на скамеечку. Лето в этом году выдалось необычайно жаркое, если бы не дожди, которые поливали земли почти каждую ночь, то вся растительность сгорела бы. Но сейчас и трава, и наши посадки перли, как на дрожжах. Мы уже замаялись полоть грядки. Вот и сегодня мы с Алганой собирались в дальний огород. На днях планировали начать косить сено, тогда будет не до прополки.
– Лола, – Трина подсела ко мне на лавочку, – Лишек говорит, что завтра собирается на ярмарку за косилкой, да сыры продать. Хотела с ним попроситься… пока мужчины косилку выбирают, а япостою, поторгую…
– Хорошо, – пожала я плечами, – езжай… могла бы и не спрашивать, коли хочет деда тебя с собой взять…
Тирна кивнула, вздохнула и, немного помолчав, заговорила снова:
– Ты, Лола, прости меня, что вмешиваюсь, ты хозяйка, и тебе решать, как будет жить долина, но негоже людям рядом с тобой столько воли давать…
– О чем это ты? – не поняла я, хотя после этих слов стало немного не по себе. Вот откуда дед набрался этого «ты хозяйка». Неприятно как-то.
Трина снова вздохнула. Кажется, этот разговор тяготил ее не меньше, чем меня.
– Добрая ты… Повезло, что Идиль с Алганой честные и хорошие, да только не все такие. И ежели не сможешь заместо Лишека хозяйкой стать, то ничего с мечтой твоей не выйдет.
Я молчала. Мне неприятен был разговор, мне неприятна была даже сама Тирна… без году неделя, как с дедом, а уже указывает мне, что делать.
И она словно почувствовав эту неприязнь снова тяжело вздохнула:
– Ты, Лола, не серчай. Я ж не со зла. Мне Лекс-то как сын родной, и душа у него за тебя болит. И Лишек за тебя переживает. Забрал бы, говорит, Лолу домой в Выселки, да только не поедет…
– Не переживай, Тирна, – усмехнулась я, желая закончить неприятный разговор, – я справлюсь. У меня все будет хорошо.
Тирна кивнула, вздохнула еще разочек, и наконец-то ушла. Я сидела на скамеечке, с испорченным вконец настроением. Потому что Трина в чем-то была права. Я это знала, чувствовала, как что-то упускаю.
Когда мы жили в Выселках, я была одна. И мне приходилось вкалывать, не надеясь ни на кого. Но сейчас все по-другому. У меня огромное хозяйство, у меня есть люди, а я все равно работаю так же, как в прошлом году. Как будто бы я одна. А все остальные… они просто рядом, просто помогают мне. И если бы Идиль с Алганой были бы наглее, бессовестнее, то вполне могло бы получится так, что я пахала бы одна…
Я вздохнула. Тирна права, мне надо учиться работать не руками, а головой. Сколько у меня было планов? Мастерские, сыроварня, огромный птичник… а я сижу и жду у моря погоды – открытия стационарных порталов, хотя могла бы работать и зарабатывать в Безмирье. Да, я даже сыры вожу на местные ярмарки от случая к случаю, а не регулярно. И на стройке уже сто лет не была. И замерло все. Я же замечала, что в последнее время все затихло, а строительный камень и мрамор уже складывать некуда. Мои бригады вовсю работают, а я даже не подумала о его реализации…
Разговор с Тирной словно открыл мне глаза. Как будто бы спала и только-только проснулась… Не так уж и плоха дедова избранница, улыбнулась я…
– Лола! – истошно закричала Алгана, – Лола! Иди сюда скорее!
Сердце бухнуло в груди, адреналин плеснул в кровь… что же там опять случилось?!
Глава 20
Все оказалось совсем не так страшно, просто у меня из пчелиной бочки, построенной руками Яволка, вылетел рой. И висел сейчас прямо на перилах лестницы на крыльце у Алганы. Она хотела зайти к себе домой, но увидела вот это все и страшно перепугалась.