Читать интересную книгу Леди Шир - Ива Михаэль

Было уже совсем светло. Шир поднялась с кровати и стала ходить по комнате из стороны в сторону. Она поймала себя на мысли, что впервые ей совсем не хочется идти на работу, не хочется видеть ни Лео, ни Марселя, ни, тем более, Эфраима, который наверняка придёт извиниться. И Эфраим придёт, но не извиняться, а попросить рюмку водки. Ночью он так и не дошёл до своего дома, остался спать под забором монастыря, а утром пришел к Лео без шапки, взъерошенный.

– Что ж за день то такой? – скажет Лео, подавая ему водку.

Эфраим одним глотком выпьет водку и спросит про Шир. В ответ Лео махнёт рукой и отвернётся:

– Нет больше Шир…. ушла.

А на кухне будет сидеть Марсель, уронив голову на грудь.

Раздался всё тот же осторожный стук в дверь. Шир повернула ключ в замке и отошла в сторону. Дверь медленно открылась, на пороге стоял Эдуард. Шир совсем забыла о его существовании и теперь быстро восстанавливала в голове, кто он есть такой.

– Шир? – спросил Эдуард, как будто сам удивился тому, что перед ним была Шир.

– Да, входите, – ответила Шир, расправляя платок на голове, она понимала, что выглядит ужасно.

Эдуард оглядел комнату быстрым и осторожным взглядом и тут же опустил глаза, ему было неловко видеть, в каких ужасных условиях живёт Шир.

– Я приходил каждый день утром и вечером, но вас, Леди Шир, не было дома, – сказал Эдуард, стараясь не смотреть по сторонам.

Шир хотела объяснить, что уже почти не живёт здесь, но не успела, Эдуард счёл необходимым быстро объясниться, чтобы сказанное ранее не было расценено как упрёк:

– Марта очень больна, она хочет видеть вас, она ждёт вас, Леди Шир.

«Эдуард – отец Марты, – это следующая мысль, которую надо было быстро восстановить. – Марта!» – и Шир тут же вспомнился её поломанный палец, щенка, кладовую в монастыре, подаренную Марте брошку.

От этих мыслей стало уютней. «Маленькая заброшенная девочка с недетским лицом», – вспомнилась Шир. Душа заныла, Шир показалось, что прошло бесконечно много времени с тех пор, когда они с Мартой прятались в кладовке и шёпотом рассказывали друг другу разные истории. Шир вспомнила, что даже не попрощалась с Мартой, а ещё она вспомнила, что не думала о Марте с тех пор, как ушла из монастыря. Шир была склонна моментально всё, ну или почти всё, превращать в прошлое.

Шир какое-то время молча смотрела на Эдуарда, а потом переспросила:

– Вы сказали – Марта больна? – глаза у Шир были полны слёз, и дело было не только в Марте.

– Да, – ответил Эдуард, – она просила, чтобы я нашёл вас, она не встаёт с постели и уже почти ничего не ест.

Эдуард смотрел на Шир, пытаясь понять, о чём она думает. В её глазах стояли слёзы, но они не стекали по щекам, и по выражению лица Шир было невозможно догадаться, что происходит в её голове.

– Марта дома, – продолжал Эдуард, – она заболела, когда вы ушли из монастыря. Они сразу мне не сообщили, но потом им пришлось мне всё рассказать, и я забрал Марту домой. Врачи не знают, что с ней. Мы стараемся быть терпеливыми, но с ней трудно, она ничего не хочет, она спрашивает только про вас.

Эдуард сделал паузу и опять внимательно посмотрел на Шир, но лицо Шир оставалось всё с тем же непонятным выражением. Тогда Эдуард рассказал Шир, как дважды приходил в монастырь, чтобы узнать её адрес, потом приходил сюда по два раза на день утром и вечером, но никого не было дома, пока, наконец, сторож сказал, что «она дома, но наверняка спит и не слышит стука».

– …Тогда я решил подождать, побродить по улицам, пока вы проснётесь. Я очень рад, что вас застал. Марта будет счастлива увидеть вас. Думаю, она выздоровеет, если вы будите с ней рядом.

Эдуард понимал, что надо бы ему остановиться, но было поздно, и остановиться он уже не мог, и тогда он сказал то, чего совсем говорить не собирался:

– …Вы могли бы жить у нас.

Шир с удивлением посмотрела на Эдуарда, пытаясь понять, в какой момент пришла ему эта мысль. Тогда Эдуард заговорил громче и торопливее, как бы оправдывая сказанное им и заодно выигрывая для себя время, чтобы успеть привыкнуть к мысли, что Леди Шир, возможно, будет жить в его доме.

– … У вас будет отдельная комната, я буду хорошо вам платить, вы будете присматривать за Мартой, моей жене с ней трудно, они не находят общий язык.

Шир молчала, она сама не понимала, что чувствует в этот момент, не понимала того, что чувствует по отношению к Марте. «… И хоть бы кто-то позаботился обо мне», – промелькнула в её голове случайная мысль. Шир опустила голову, посмотрела на свои ноги в наморщенных чулках. «А пол тёплый, – подумала она, – сторож позаботился обо мне».

– Я не знаю, – задумчиво сказала Шир, – я подумаю.

Шир хотелось дать Эдуарду время самому подумать, действительно ли он хочет, чтобы она, Шир, жила в его доме. А Эдуард уже успел вжиться в случайно выбранную им роль и превосходно её исполнял.

– Вам не обязательно давать мне окончательный ответ прямо сейчас. Подумайте над моим предложением. Я приеду завтра утром или вечером, если хотите. Если вы будете не готовы с ответом, я приеду снова на следующий день, а пока передам Марте, что нашёл вас и что вы скоро её навестите. Она будет очень счастлива это узнать.

С этими словами Эдуард вышел за дверь, аккуратно прикрыв её за собой, а Шир не сказала ему ни слова. «Ну, я же не обязана принимать решение сейчас», – сказала она себе, хотя решение было уже принято. Далее день прошёл, как во сне, бессонная ночь давала о себе знать. Ночью Шир не могла уснуть, а теперь, днём, не могла заставить себя проснуться. Навязчивое чувство, что всё это уже когда-то происходило с ней, не оставляло Шир без присмотра. «…Так началась история с Милошем, теперь вот Марта», – эта мысль порхала вслед за Шир, как фата за невестой. А в ресторане Марсель что-то сказал про замужество, Шир не смогла даже на минуту задержаться на его словах, ей надо было быстро попрощаться и уйти. Марсель, Лео, их ресторанчик с дощатой стеной, что отгораживала часть зала для экономии дров, вдруг стали прошлым. На следующее утро Шир уже сидела на сундуке с её вещами, в зеленом платье, которое так нравилось Милошу. Эдуард пришёл утром, как и обещал. Полнимаясь по лестнице, он обдумывал слова, которыми объяснит жене «несколько неопрятный вид Шир», но, увидев Шир в туго затянутом на груди платье, понял, что ему придётся накрыть Шир плащом, чтобы у жены не зародилась ревность. Шир выглядела спокойной, счастливой и уверенной в себе. Она сидела на своих вещах, потому что так было заведено в её семье, так делали её родители – «посидеть на дорожку»: надо было сесть на вещи и подумать, ничего ли не забыто.

Родители Шир переезжали часто. Поначалу маленькой Шир было тяжело расставаться с местом, на прощание она обнимала деревья, что росли под окнами дома, навязывала на них цветные ленточки, чтобы деревья её подольше помнили. Но постепенно щемящее душу чувство расставания утратилось, так же как и утратилось чувство дома. Шир всегда любила свой дом, то место где жила, но, расставаясь, уже не скучала. Возможно, и случалось тоскливое настроение, но по опыту Шир знала, что оно скоро пройдёт, и новый дом она так же полюбит, пусть даже не сразу. Шир легко оставила родительский дом и уже не обнимала деревья на прощанье. И теперь, укладывая вещи в деревянный сундук, Шир не думала и, уж конечно, не грустила о том, что оставляет свою каморку, которая согревала её, пусть даже не очень. Шир уже не думала по ресторанчик Лео, не вспомнила про старого сторожа, она даже не думала о том, куда она переезжает и зачем. Неожиданная и глупая, в понимании Шир, мысль посетила её и теперь зацепилась и качалась из стороны в сторону, как на качелях: «…И где же меня всё-таки похоронят?» – думала Шир. Эта мыть не вызывала у Шир ни печали, ни уныния – скорее интерес: неужели она, пройдя столь долгий путь, будет похоронена чужими людьми на чужом кладбище? И каким неуёмным был бы интерес Шир, если бы ей уже тогда, сидящей на сундуке с вещами, сказали, что она будет похоронена Эдуардом, и к тому времени он ей уже совсем не будет чужим. Но об этом ей никто не сказал, а даже если бы и сказал, Шир всё одно бы не поверила, и вовсе не потому, что быть похороненной Эдуардом уж такое небывалое дело, а потому, что Шир не верила ни в предсказания, ни в сны, ни в прочую подобную чушь. Она сидела на своём сундуке и размышляла: «А может ли быть кладбище своим?» Вспомнилось кладбище за монастырём, где хоронили монашек.

Вещи были уже уложены: те несколько платьев, что купил Милош, хоть некоторые из них уже не сходились, Шир повсюду возила их с собой. Портрет Милоша всё ещё оставался на стене, чтобы Милош мог видеть, как Шир бережно укладывает купленные им платья, и ещё, чтобы он понял, что они опять переезжают. Шир аккуратно сняла портрет со стены. Какое-то время она держала портрет перед собой, но так и не нашла, что сказать мужу – и положила портрет в сундук сверху на платья. Шир вымыла пол в каморке, вытерла пыль, застелила постель и уселась на сундук. И тут её посетила коварная мысль. Шир усмехнулась. На стуле висело её монашеское платье, Шир повесила его на гвоздь в стене, где висел портрет Милоша. У Шир получилось напоследок напугать монашек. Когда те зашли в комнату, после того как сторож вызвал их и сказал, как попросила его Шир, что он давно не видел Шир и опасается – не случилось ли чего, монашки с криками выскочили из комнаты. Висевшее на стене монашеское платье Шир они приняли за саму Шир, они решили, что Шир повесилась от безысходности.