Если у меня нет другого выбора, я должна привыкнуть. Если у меня нет другого выбора, я должна сделать всё, от меня зависящее, чтобы он привык ко мне. Иначе просто сойду с ума от одиночества.
Я льну ближе к мужчине. Мысленно кричу: «Пожалуйста, впусти меня!», но ему всё равно. Ни на секунду не ослабляет своего напряжения.
Я чувствую, как глаза наполняются обжигающей влагой и перемещаюсь в сторону, целуя непослушными губами его упрямо сжатые губы.
Мужчина сверлит меня взглядом. Представляю, как унизительно выгляжу со стороны: со срывающимися из глаз слезинками, отчаянно молящая о его внимании. Какая глупость! Но я не хочу быть орудием мести. Не хочу!
Предпринимаю последнюю попытку, прижимаясь к его губам, и Богдан поддаётся. Мягко тянет меня на себя, обхватывая ручищами талию, и прикусывает мою нижнюю губу, заставляя открыться, впустить его. И в то же мгновение врывается в мой рот необузданным поцелуем. Буквально таранит до самой глотки. Грубый, неотёсанный мужлан, не знающий нежности. Он лижет, кусает, посасывает меня, крадя дыхание. Его шальные руки везде: касаются шеи, сжимают в кулак волосы, гладят спину, стискивают ягодицы, тесно прижимая меня к себе. Так тесно, что я ощущаю всю мощь детородного органа… прямо своим животом.
Я же, напротив, вкладываю в поцелуй всю мягкость, нежность и деликатность, разделяя этот интимный момент – наш самый первый, но, я уверена, не последний – с этим мужчиной.
Запускаю тонкие пальцы в его волосы и глажу, цепляя ногтями кожу головы. Утробный низкий рык посылает вибрации по всему моему телу. Глажу шею, плечи, грудь, твёрдый мускулистый живот, и наш первый поцелуй внезапно прекращается.
Богдан с силой сжимает мои запястья, отрывая от себя мои руки. Нависает над моим лицом, глядя в глаза. Тёмный взгляд мужчины не обещает ничего хорошего.
– Чего ты добиваешься, Ася? – цедит Тихонов сквозь сжатые зубы. – Какую игру затеяла? Ты, очевидно, не понимаешь, что я могу сделать с тобой, если продолжишь в том же духе. Я же просто нагну над подоконником и трахну, особо не заботясь ни о комфорте, ни о твоей готовности… Этого ты хочешь? Ну, отвечай!
– Нет, – кричу громко, – вы просто… омерзительный, грубый, неотёсанный мужлан, который не способен проявить никаких эмоций!
Богдан издаёт неясный смешок и замирает. Сощуривает взгляд.
– Не пойму, ты настолько отчаянно смелая? Или отчаянно глупая? В который раз повторяю: не смей дерзить!
– Видимо, вы и сам, Богдан Давыдович, отчаянно глупы, раз всерьёз рассчитываете, что я безропотно пойду замуж за первого встречного! Да ещё и отчаянно трусоваты, ведь я протянула руку помощи, рассчитывая спасти нас обоих!
– Закрой свой прелестный ротик, кукла. Иначе, ей-Богу, я найду ему более достойное применение.
– Я только и слышу угрозы-угрозы-угрозы. Вы можете хотя бы попробовать не быть таким грубияном? – я принимаю очередную попытку освободить руки из его захвата. – Я ни разу в жизни не видела своих родителей, они, вероятно, вообще не планировали моего рождения, но вот она я. Я выросла, и вы так просто хотите забрать мою жизнь, чтобы отомстить моему отцу, чтобы я отдавала вам его долги?! Что я, лично я, вам сделала? Вы даже не потрудились ни разу просто поговорить со мной, узнать, что я за человек. Зачем я вам? Чем вашей жизни помешала? Тоже своим появлением? Это причина вашей грубости? Да что вы молчите? Жаль, что мне не подсыпали чуть больше яду, потому что я не хочу провести всю свою жизнь рядом с вами, сидя в вашем доме, как в золотой клетке!
– Закрой свой рот! – Тихонов грубо встряхивает меня. – Тебе лучше остановиться и помолчать.
– Так вы меня заставьте! Как там в вашем мире поступают типа крутые мужики? Суют кулак в челюсть непослушной девице?
В чёрных агатах проносятся вспышки злости. Мужчина в бешенстве… моими стараниями. Думаю, сейчас он точно ударит. Особенно, когда Богдан отпускает мои руки.
Отпускает лишь для того, чтобы стиснуть пальцами мою талию и оторвать меня от пола.
– Как же ты меня достала, маленькая непокорная язва! – говорит мне в лицо. – Высечь бы тебя, отходить бы по заднице, чтобы вся дурь из головы выветрилась!
Коротко замахнувшись правой рукой, он приводит свои слова в действие. Лупит единожды, так, что болезненный жар вспыхивает, заставляя меня вскрикнуть от его удара по мягким тканям.
Однако, вскрик не повисает в воздухе. Мужчина ловит его своим ртом, накрывая мои губы. Крупная ладонь поглаживает округлость ягодицы, лаская и успокаивая место удара, пока его язык вовсю хозяйничает у меня во рту.
Боже мой! Как же потрясающе он целуется! Даже учитывая эту небрежную грубость, мне нравится. Очень нравится. Более чем. Потому что по всему телу пробегает волна возбуждения, каждая клетка наполнена истомой, и мне кажется, я парю…
– Кхм, прошу прощения, – раздаётся голос врача, и Богдан отрывается от процесса, ставя меня на пол.
Я смущённо прячу взгляд от них обоих, бросаюсь к собранным вещам и перебираю их.
Пока врач отдаёт Богдану выписку, я взбиваю пальцами волосы и смотрю на себя в зеркальце. Глаза горят, щёки пунцовые, губы, распухшие от его грубых ласк. И снова перерываю сумку.
– Что-то потеряла, Ася? – спрашивает Тихонов.