Читать интересную книгу Остаться в живых… - Ян Валетов

Он попробовал пальцами набрякшую под глазом «сливу» и поморщился.

– Что твоя лошадь!.. – сказал Олег в сердцах. – Болит! Давай, Казанова! Любимая ждет тебя в глубине. Кстати, как она плавает? – осведомился он.

– Лучше, чем я ожидал, – Пименов поправил маску. – Гораздо лучше, чем ты, например.

– Ну, ничего удивительного, – Ельцов осклабился. – У нее столько талантов!

Дальше слушать Леха не стал – повалился с борта так же как Изотова, спиной, и оказался в мире тишины и рассеянного света. Увидев его Ленка нарисовала рукой вопросительный знак: мол, чего так долго?

Губатый сделал рукой приглашающий жест и начал спуск. На этот раз они шли по прямой и вошли в термоклин достаточно быстро. Пименов был и сам не уверен в своем методе, но действительно, по первым ощущениям – было не так холодно. То есть теплее, естественно, не стало, но чувство, что ты превращаешься в замороженную тушку бройлера, потеряло остроту. А вот ладоням, которые остались чистыми, иначе и инструмент в них не удержать, досталось по полной программе. И контраст между коченеющими незащищенными кистями рук и остальным телом был разительным.

Когда под ними появились две скалы, тщательно проинструктированная Изотова зависла в метре над ним, точно истребитель прикрытия, и так двигалась ровно до того момента, как они не поравнялись с разбитым фальшбортом затонувшего судна. Тут Ленка остановилась, и Пименов последние метров пятнадцать проплыл один. Добравшись до заросшей кормы корабля, он отцепил от жилета скребок, которым счищал ракушки с днища «Тайны», и принялся за работу. На то, чтобы увидеть часть надписи ушло минут пять, как минимум, но дальше можно было не мучаться.

Удача не отвернулась от них. Если, конечно, такое стечение обстоятельств можно было назвать удачей.

Это была «Нота».

Губатый повернулся к Ленке и показал большой палец.

Теперь предстояло осмотреть палубу, оценить величину дыры в сорванном настиле и, спустившись вниз в расщелину, посмотреть, есть ли еще какие-нибудь пути, чтобы пробраться к каютам со стороны разлома в корпусе пакетбота.

«Нота» лежала на грунте с сильным дифферентом на несуществующий нос, и если верхний край кормы находился на глубине в 42 метра, то сохранившихся частей кормовой надстройки Пименов коснулся уже на сорокапятиметровой глубине.

Вне расселины все вокруг казалось серым, здесь же, над палубами «Ноты», Губатый зажег мощный светодиодный фонарь, разгоняя сгустившуюся тьму. Он плыл медленно, стараясь не побеспокоить донные отложения, покрывавшие все судно сплошным слоем и, благодаря своей предусмотрительности, мог достоверно оценить обстановку. Теперь по характеру разрушений Пименов определенно видел, что корабль не разбился о скалы. То, что по левому борту сработало мощное взрывное устройство, было очевидно.

Губатый представил себе взлетевшее в небо пламя, скрежет рвущихся стальных листов, звон от вылетающих заклепок, отчаянные крики людей, шум врывающейся в помещения воды. Свист пара из лопнувших паропроводов, протяжный стон ломающихся конструкций, смертельную дрожь корпуса, в котором бьется в агонии разбалансированный гребной вал…

Губатый скользил над корабельными конструкциями, похожими на кусты водорослей и замшелые камни. Он с трудом опознал в бесформенной глыбе кормовую лебедку, шлюпбалка напоминала ребра доисторического зверя, уцелевшая часть кормовой надстройки – развалины Атлантиды из старого и глупого фантастического фильма, который Пименов смотрел в детстве. В таких вот развалинах, по мнению идиота-сценариста, и жили атланты! Его бы сюда! Интересно, что бы он написал после этого? Губатый мысленно усмехнулся, чтобы скрыть от самого себя нарастающую тревогу. Он плыл с опаской, осторожно. Во-первых, испытанный во время первого погружения первобытный страх не оставил его, он сидел в засаде, где-то рядом, и Пименов отчетливо слышал его дыхание. Хотя, по идее, не должен был слышать ничего.

Глубина для Губатого была полна звуков – всхлипывали вырывающиеся наружу пузыри отработанного воздуха, таинственно поскрипывали, пощелкивали, шуршали старые конструкции корпуса. Пименов прекрасно понимал, что в действительности вокруг него простирается царство безмолвия, королевство мертвой тиши, а все, что слышат его уши и кости – это фантомные звуки от давления воды на тело и оборудование. Остов корабля не мог поскрипывать – вода на глубине не колыхалась даже в самые сильные шторма. Здесь, в пограничном слое Черного моря, всегда стоял мертвый штиль. Но он отчетливо слышал звуки, и от этого сердце его сжималось, как от предсмертной тоски. Как тогда, в обшарпанной больнице, когда он думал, что умирает. Или действительно умирал.

Губатый спустился к самой палубе и посветил в проем под поврежденным настилом. Узко! Слишком узко! Взрывная волна смяла металл борта, оставив свободным узкий зазор, в который можно было рискнуть втиснуться, но только без скубы. Пименов проплыл еще дальше, оживляя в памяти чертежи, которые рассматривал полчаса назад. Трап по левому борту можно было даже не осматривать, и без того было понятно, что по нему кувалдой прошелся взрыв. А вот по правому…

Действительно, правый трап был цел. Во всяком случае, с виду. Внутрь Пименов не полез: это требовало подготовки и технической, и психологической. Плюс ко всему, потревожь Губатый сейчас взвесь, осевшую во всех помещениях «Ноты», и минимум пару часов, а то и больше, можно будет курить бамбук, лежа в шезлонгах – видимость будет даже не нулевой. Идти вовнутрь обязательно придется, – кто же, кроме него произведет рекогносцировку на местности? Но всему свое время! Не маячь впереди неизбежное явление в бухту Кущенко на собственной моторной яхте, и можно было бы не торопясь решать, что делать дальше. Последовательно, спокойно, рассудительно…

Пименов проплыл над местом, где корпус «Ноты» разорвало пополам – торчали во все стороны куски рваного металла, отогнутые как попало листы корабельной стали с обшивки. Завибрировал компьютер на кисти. Ровно 50 метров .

«Ну, и что будем делать дальше? – спросил самого себя Губатый. – Что теперь?»

Опасности, что останки корабля начнут соскальзывать в расщелину, не было. За долгие годы «Нота» зарылась в донные отложения почти до ватерлинии. Губатый осторожно спустился в провал чуть впереди лежащего на грунте корабля, и осмотрел место разлома.

Пакетбот переломило как раз на машинном отделении. Пробраться отсюда в жилые помещения было, наверное, можно, только вот сколько времени займет открывание дверей и подводная газорезка, Губатый не знал. Хоть газорезка и имелась в наличии.

Оставался путь по правому борту и через разломанную палубу.

Губатый осмотрелся, и переведя взгляд вниз, увидел какой-то странный шарообразный предмет, выступающий из песка. Двумя метрами глубже, двумя метрами выше – роли уже не играло. Пименов шевельнул ластами и спустился к самому грунту. Окоченевшими пальцами рук он отбросал песок, прикрывавший это круглое нечто, провел ладонями по поверхности непонятного шара, и понял, что касается настоящего водолазного шлема. Старого водолазного шлема с тремя стеклянными окошечками-иллюминаторами, похожими на фланцы труб. Он был покрыт мягкой щеткой донных водорослей и плотной, как пемза, грязью. Губатый попробовал оторвать шлем от почвы, но не смог даже сдвинуть его с места – что-то плотно держало его у дна. И в окошки было не заглянуть, луч фонаря упирался в затянутые коричневой плотной коркой стекла. Тогда Леха вновь снял с пояса скребок и принялся отдирать наслоения – грязь сходила пластами. Через минуту одно из стекол было почти чистым. Пименов заглянул вовнутрь и едва не заорал от ужаса.

Воды в костюме не было. Из внутренностей шлема на него смотрело мертвое лицо мумии. Коричневая кожа тесно облегала кости черепа, высохшие глаза ушли в глазницы, и на лоб падала темная прядь волос. Торчали между ссохшимися в нитку губами крупные желтоватые зубы…

Сердце Пименова требовательно постучалось в ребра. Холод, в сравнении с которым мертвенный холод глубин был обжигающим дыханием самума, выполз из напоминающего корявый сук горла покойника и коснулся груди Губатого. Он попятился, заваливаясь на спину под тяжестью баллонов, словно перевернутый жук, и наткнулся на лежащий на боку водолазный колокол: такой ему доводилось видеть только на картинках. Колокол он до сих пор не заметил, потому, что тот лежал практически под судном, в глубокой тени. Там, где упал когда-то, оборвавшись.

Определить на глаз, когда здесь произошла трагедия, было трудно. Если на колоколе и было клеймо с датой изготовления, что сомнительно, то отлить это чудо для подводных работ могли или в 19-ом, или в начале 20 века. А могли, в принципе, и в восемнадцатом, тогда тоже использовали такие же штуки. Понятно было одно: во время проведения поисковых работ колокол оборвался и упал на дно, увлекая за собой водолаза в мягком костюме. Человек пытался выскочить из-под падающей махины (инстинктивно, это ровным счетом ничего не меняло! Как подняться с такой глубины без воздуха – шланги оборвались – и со свинцовыми подошвами на ботинках?), но был придавлен ко дну. Водолазный скафандр не порвался, шлем был добротно навинчен на горловину и остался цел после падения, обратные клапаны отсекли рванувшуюся было в шланги воду. Возможно, пока был воздух, ныряльщик еще жил некоторое время. Пока был воздух – может быть пять минут, а, может быть, десять. Сам Пименов в такой ситуации хотел бы умереть мгновенно, и искренне надеялся, что этот неизвестный парень мумифицированный почище Рамзеса, умер в тот момент, когда колокол вбил его спину в песок. А потом… Потом много-много лет тело высыхало внутри резинометаллической оболочки, и пролежало бы в неприкосновенности еще десятки лет, если бы Губатый не потревожил его сон.