Читать интересную книгу 2008 - Сергей Доренко

Участников игры стало побольше, вы обратили внимание? При этом ставки у всех разные. Генерал Кормилицин, как вы помните, надеется одной операцией, по возможности, решить два вопроса – завалить Путина и взять за это Березовского. Березовский же с Литвиненко выступают в неприятной для них роли защитников Путина. Английские власти тоже хотят защитить Путина от генералов. Они боятся бесконтрольности и беспорядков в огромной России. А Буш сидит себе и думает, что если Путина все-таки грохнут, то у него, Буша, появится стопроцентное оправдание для того, чтобы ввести войска на ключевые объекты в нестабильной ядерной стране. От имени ООН. Для мира во всем мире. И Буш попросил свои спецслужбы подготовить немедленно план вторжения на случай непредвиденных обстоятельств в России. И доложить о готовности. Или о неготовности. Короче, докладывать непрерывно о ходе подготовки вторжения. Понькин же ставит западню на Березовского и не догадывается, что его самого разыгрывают втемную. И не знает, что циклопические силы подключились к его сидению в чате на внеземных островах Тувалу. А завтра к этой игре еще кое-кто подключится. Потому что евразийский мыслитель Дугин вот-вот доложит Сечину о разговоре в лондонском кафе. Но Путин не узнает. Такие дела.

23 января, среда

Год: Дин Хай Месяц: Гуй Чоу День: Жэнь Сюй

Основной темой дня становится преодоление: Вода сильна и гасит Огонь, Почва ставит преграды Воде, для Владыки Судьбы это привычный контур Разрушения Чиновников, проявляется Звезда Карьеры.

Сила Луны убывает, однако шестнадцатый лунный день всегда становится своего рода провокацией: сегодня очень легко поддаться своей низшей природе.

Среди установлений – это Собирание, более всего подходящее для торжественных собраний.

Шестидесятиричный цикл ЦЗЯ ЦЗЫ, на основе которого строится счет времени, приближается к завершению, возможны сожаления и общая нехватка позитивной энергии. Лучше ничего кардинального не предпринимать. День напряженный, но не фатальный.

Сечин думал, что ему делать. И решил: не торопиться. Первым долгом поручить проверить – замечено ли что за Юрием Калугиным и что за Вадим Медведев. Калугина он знал, о Медведеве что-то слышал. Звучало знакомо. Негласно и спокойно надо поработать с информацией. В Китай ему не ехать. Шеф разрешил остаться на хозяйстве, присматривать тут за всеми. Даже если Дугин болтает, то почему такие фамилии упоминает? Ему-то откуда такие фамилии знать? А Саша и Андрюша эти почему в Лондоне жонглируют такими именами?

Насколько серьезно все это? Есть ли за этим серьезные люди его, сечинского, уровня. Предупреждал ведь шефа, что вокруг все предатели, падаль, отбросы человеческие. Предупреждал. Он слишком доверчив, Владимир Владимирович. Теперь вот спасать его. И Козаку бы доложить потом. Пусть смотрит Дима, что такое настоящая верность. Кажется, когда ты наверху, что все за тебя. А потом выясняется – народишко дрянь и тряпка. Только самые верные не сдадут никогда. Пусть смотрит Дима. Если я за шефа кому хочешь горло перегрызу, то я и Диме понадоблюсь. Уж наверное ему тоже нужны люди рядом. Или сразу Диме доложить? Как шеф уедет, немедленно к Козаку, что, вот мол, секунду назад узнал, что делать? Дима же оценит, что ему доложил первому? Потом еще вот что: собрать бы своих и выяснить, что они думают об этом. К Диме Козаку ни один из команды не пойдет. Смелости не хватит говорить о покушении. Побоятся, что, стоит им сказать, на них же и подумают, на них же пальцем и покажут. Так что они промолчат. Наверное. Тогда Сечину первому удастся доложить Козаку. И первым же он доложит Путину. Он стал звонить. Не через секретаря. Сам. С мобильного, купленного на подставное имя. Но не Диме. С этого телефона он никому и никогда не звонил, кроме как на один номер – генерального прокурора Бирюкова. Генеральный же прокурор свой мобильный, купленный также на лицо постороннее, никогда не использовал, кроме как для звонков на негласный сечинский номерок. В разговорах по этим телефонам оба абонента никогда не называли имен и фамилий. Никогда не говорили ключевых слов, по которым мог включиться компьютер ФСБ на запись. А может, и не ФСБ, мало ли кто там пишет. Да сам оператор сотовой связи может писать. А кому потом отдает?

– Привет, как дела?

– Как легла, так и дала. Ха-ха-ха. Нормально все. Извини.

Генпрокурор говорил хрипло, а смеялся, переходя с хрипа на сипение. Сечин знал, что Бирюков лечился от рака горла, но не знал, в какой там стадии излечение, спрашивать считал бестактным, а сипения генпрокурорского горла побаивался. Чувствовал неудобство и стыд. Желание перейти на другую сторону улицы вы никогда не испытывали при встрече с жутковатым инвалидом? Глаза отвести? Детский ужас вместо сочувствия? Ну и у Сечина вот были такие же чувства при смехе Бирюкова. Однако друзей в таком возрасте не выбирают. Хрен ли, сипит, хрипит, а дело делает. Вопросы любые решает. Кого хочешь упакует в строгом соответствии с законом. Наш человек.

– Чего там у тебя? Настроение игривое?

– Да я тут уссываюсь с придурка нашего, с клоуна. Слышь, ты знаешь, что он там в мордобой опять полез в зале заседаний, плевался, воду лил, орал, что вокруг сплошь – израильские шпионы. Так хохма была в этот раз, что он председательствовал, – выбежал из-за стола президиума и носился, гондон, по проходам с графином. Ну, знаешь, конечно. Так на него настрочили народные представители-законотворцы маляву, что он хулиган и драчун. И требуют привлечь. Так он, слышь, сука, написал мне письмо гневное, где две опечатки, зацени, вот цитирую: «Попытки квалифицировать меня как хулинага и дрочуна воспринимаю как акт политической травли и категорически заявляю – я не хулинаг и не дрочун». «Дрочун», понимаешь, через «о» написал, на бланке, чин чинарем. И два раза подряд, чтобы мы уж точно заметили. Вот я и уссываюсь тут, всех замов приглашал – показывал. Народ падает со смеху. Ты начальнику скажи, обрадуй, он любит хороший юмор.

– Да-да, скажу обязательно. Ты смотри, не думай выходить на законников с предложением привлечь его. Ему, пидарасу, этого и надо перед девятым марта. Такую помощь мы ему задаром оказывать не будем, я считаю. Пусть получше попросит. Мало морды бить, надо сперва договориться кому, сколько и за что бить, я считаю.

– Не-не, без вариантов, по субботам не подаем.

– Слушай, какое дело: надо бы попариться с ребятами. Ну, знаешь сам. Ты не звони, прокатись, позови ребят. Соседа своего я сам встречу сегодня, позову. А остальных ты бы позвал, а то нехорошо же столько дней не мыться.

– Негигиенично, ты прав.

– Ну давай, завтра в одиннадцать утра у тебя в деревне.

Соседом Игорь Сечин называл Виктора Иванова. Члена команды, ответственного за кадровую работу. Заместителя главы кремлевской администрации. Бирюкову же надлежало заскочить к директору ФСБ Патрушеву и оповестить Сергея Иванова, министра обороны. До завтра он управится, а собеседники его упрямиться не станут, на срочные дела не сошлются, а приедут с небольшим опозданием и завтра в половине двенадцатого будут уже на даче у Бирюкова – в отдельно стоящем помещении банного комплекса.

* * *

Путин принимал Суркова. Славу. Слава был полной противоположностью Сечина, если разобраться. Если Сечин был скорее честным, серьезным и строгим к себе кобелем среднеазиатской овчарки, то Сурков был, без сомнения, скорее самцом вороны. Он был ручной вороной Абрамовича, а теперь его передерживает Путин, пока Роман Аркадьевич в отъезде. Вороной в самом лучшем смысле этого слова. То есть автор иллюстрирует тут характеры орнито– и кинологическими примерами единственно с целью придать описанию их большую выпуклость, с более выгодной стороны представить доблести персонажей.

Взять, положим, кобеля среднеазиатской овчарки. Кобель этот есть служака верный, но повинуется скорее инстинктам, чем командам хозяина. Инстинкты эти полезны и приносят облегчение, настолько, что и учить его ничему не надо, а сам он территорию стережет, перед чужими никогда не лебезит, боли в драке не чувствует. Красавец. Челюсти и строгость во внешности таковы, что соперникам достаточно лишь посмотреть на него, как они в страхе разбегаются. Однако же мяса при нем не оставляй бесхозно – украдет. Но украдет не из подлости, а от огорчения. От неверия в чужую добродетель. Украдет потому, что у него целее будет, понимаете? Ведь если он не возьмет, то чужие люди – сто процентов стыбрят. Вот ведь беда. Ведь сволота же вокруг. Подлюги. Поэтому не время сейчас, пока еще несовершенен человек, оставлять валяться куски мяса. Еще и введешь ближнего в искушение, а некрепкие в добродетели ближние испаскудят свою бессмертную душу. Так лучше уж самому прибрать. Потом же мы берем на святое дело, правильно? На укрепление российской государственности. Взятое нами станет ведь форпостом России на границе с врагами, противостанет и пятой колонне национал-предателей. Поэтому кобель среднеазиатской овчарки себе спуску не дает, не расслабляется, а крадет мясо из святых побуждений, и наказывать его за это может человек совсем уж без понятия. Ну и есть еще у него от простоты душевной некоторые бытовые предрассудки. Скажем, не может он внутренне согласиться с тем, что одни люди по строю мыслей, внешности и поведению отличаются от других. И тут он прав. Такие вещи до добра не доводят. Может ли Человек – Венец Творения, созданный по Образу и Подобию Божию, – ездить мимо честного кобеля на велосипеде? Не бросает ли столь недостойный поступок тень на весь род человеческий? И опять: нельзя пса ругать за честность и правдолюбие. Грешно и думать. Ведь он терзаться будет и обидится. И глаза его – мучительно обиженные, замученно обиженные, мстительно обиженные – будут терзать вас, бесстыжего, еще долго. А вы бы потихонечку выводили кобеля в люди, водили бы по улицам на поводке, чтобы он увидал и привык бы к разнообычаю и разнообличью человеческому. Что и евреи с арабами бывают, несмотря на неприятную внешность, – сами мучаются, с трудом преодолевают самоотвращение, но раз уж родились, то куда ж их девать теперь; и панки есть; и мотобайкеры есть; чернолицых тоже полно всяких. И громко говорящие на армянском языке размахивают руками как злоумышленники, но это ничего, это у них моторчик там приделан, они не могут не размахивать. Потом еще пацифисты, педерасты и велосипедисты даже есть препохабнейшие на Святой Руси, чего уж тут добавить. Пес бы смотрел на это и думал, что ведь и Пересвет бы с Охлябей – геройские русские воины-иноки - не обрадовались бы пацифистам, велосипедистам и педерастам. Не за то жизнь они свою положили на поле брани. А нечего делать, терпи, брат-кобель. Но вот: его же не выводили в люди, а теперь расстраиваются, что у него честность и рвение служебное, чувство долга и строгость к себе пересиливают широту горизонта.