— Я тебя убил, — выдавил он из себя.
— Оу, хотя бы во сне, — улыбнулась она, заглядывая в его лицо. — Полегчало?
— Хэла, — мотнул головой Рэтар… да что ж такое, ведьма моя…
— Ну-ну, я жива, всё хорошо, правда, — и снова поцелуй. В губы. Он лёг, увлекая ведьму за собой. — Кажется для одного вечера было слишком много всего жуткого, с этого момента на ночь только детские сказки, — и опять поцелуй, теперь в плечо. — Не знала, что вы такой впечатлительный, достопочтенный феран.
Рэтар хотел что-то сказать, но уже отпустило, страх леденящий внутренности ушёл, потому что только у неё это могло получится вот так легко просто пошутить, поцеловать и переставало тянуть, рвать всё внутри.
Боги, только бы это не заканчивалось…
Глава 5
Роар стоял во дворе и пытался унять себя.
Злость на свою несдержанность грызла, вызывая стыд смешанный с яростью. Снова он тонул в той же самой знакомой тёмной воде, снова захлёбывался из-за того, что не смог найти в себе силы, чтобы принять взвешенное решение.
Когда Роар был ребёнком было просто. Он просто выходил из себя и было наплевать на последствия. Даже тогда, когда он попал под тот проклятый ледяной дождь — в нём говорила ярость. Не щадя себя, он поступил опрометчиво и поплатился за это. Он, а не Риван.
Тогда Роару было больно оттого, что над ним рыдала маленькая Элара, и беспокойно крутилась Мита, грустно было видеть расстроенный взгляд Язы. А это волнение танары, или гнев Рэтара? Они были как сменяющиеся картинки, когда берёшь книгу и перелистываешь страницы очень быстро. Но сожалеть о поступке было поздно.
Он провалялся с горячкой восемь мирт. Он был весь в синяках. Риван признал вину, повинился, Эарган его наказал. А что толку?
Тан не перестал творить гадости и продолжил издеваться над всеми подряд. Остановить его смогла только смерть. Интересно, каким бы стал Риван, если бы не погиб?
Роар вздохнул.
И вот снова. Вспышка гнева. Ярость затмившая глаза и замутнившая разум. Вместо того, чтобы разобраться в ситуации, вместо того, чтобы побыть с отчаявшейся и испугавшейся Миленой, он вышел из себя и попытался прижать, и кого — Хэлу? Хэлу! И конечно получил от неё по полной. Да ещё и то, что сказал Рэтар о гневе… получается, что Роар сделал Хэле больно. Но когда налетел с обвинениями — чего он хотел?
Сейчас, вдыхая холодный воздух темени, мужчина планомерно прошёлся по своим поступкам и словам, разобрал поступки Рэтара и то, что феран сказал белой ведьме. Рваш! Тан пошёл говорить и успокаивать не Хэлу, а Милену!
А ведь Роар понимал, что на самом деле Рэтара тянуло в другую сторону, тянуло за женщиной, которую любил. Но он, в который раз, поступил прежде всего, как феран, а уже потом, как любящий мужчина.
А митар поступил, как вздорный глупый мальчишка. Он и Милене не помог, он и с Хэлой поругался, сцепился с Тёрком, в очередной раз разочаровал Рэтара.
А тану хватило сил спросить у белой, что случилось, выслушать её, успокоить и объяснить, что происходит и как можно постараться этого избежать в будущем. В этом был весь Рэтар. И Роар, как ни старался, не мог этому научится. Его сначала разрывало на части, а потом он понимал, что натворил непоправимых дел.
Кажется Рэтар никогда не сможет доверять ему, кажется он постоянно только и делает, что на пустом месте находит проблему, а потом кидает всё на полпути к её решению.
— На вот, малец, — вздохнул за его спиной Тёрк и протянул кружку с тёплой разбавленной цнелей.
— Не надо, — буркнул Роар.
— Обиделся на меня? — усмехнулся старший тан.
— Нет, Тёрк, не обиделся, — ответил митар.
— Знаешь, — вздохнул Тёрк, — я порой так тебе завидую…
— Мне? — Роар повернул к нему голову и мужчина снова протянул ему кружку.
— Тебе, — кивнул он, когда митар взял-таки напиток.
— Ты меня прости, Тёрк, — нахмурился Роар, — но не очень понимаю, чему тут можно завидовать.
Тот усмехнулся. Без своей обычной бороды он выглядел намного моложе, из-за отсутствия волос был виден шрам идущий от затылка к шее — когда-то очень давно драт пытался снять с него скальп.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Роар с детства смотрел на Тёрка и не понимал его — Рэтара получалось чувствовать, а Тёрка нет. Он всегда подначивал, всегда колол побольнее, всегда был жёстким, но при этом улыбался и из-за этого раздражал сильнее всего. Но он никогда не бросал.
Тогда, когда у Роара случилось горе, Тёрк не оставил, он сделал всё за него, помог, потому что у Роара не было сил. Тогда он был беспомощен и чувствовал себя мёртвым.
И сколько бы не рычал на Тёрка за то, что тот его нещадно тыкает побольнее, но вот то, что действительно болело, старший тан никогда не вскрывал. Словно не было всего того кошмара — что бы не произошло, как бы Тёрк не злился на Роара, но вот то никогда не вспоминалось.
— Завидую молодости твоей, — сказал тан. — Тому, что можешь себе позволить творить, что в голову взбредёт, и боги на твоей стороне. И завидую тому, что нет у тебя необходимости взрослеть.
— Я по-твоему ребёнок что ли? — взвился Роар.
— А разве нет? — спросил Тёрк, ухмыляясь. — Ты может и большой мальчик, но поступаешь, как маленький.
Митар фыркнул, повёл головой.
— Пустоголовый иногда, сил нет.
И Тёрк был прав, как бы не злил этими своими словами, но был прав.
— Не получается по-другому, — безвольно отозвался митар.
— Так учись! — отозвался старший тан. — У тебя такой пример на глазах.
И старший мужчина мотнул головой.
— Вот ведь смотрю и не понимаю. Так ты на папашу своего похож, аж руки чешуться тебе врезать, чтобы выбить это из тебя. Что ж такое? А? Мы тебя воспитывали, учили, а ты всё равно, как он. Сил моих нет.
— И чем плох мой отец? — спросил Роар, хотя знал, что услышит.
— Слабый он был, — ответил Тёрк.
— Мой отец был не слабак, — взвился митар.
— Ты одно с другим не путай, — покачал головой старший тан. — Слабый он был, потому что сердцем всё делал. Никогда у него голова в дело не шла вовремя. И ты такой же. И это ничего, если ты вон деревца сажаешь, в земле ковыряешься, или тоор с телыгами разводишь, а когда ты митар, когда ты будущий феран… Нет, Роар. Такого себе позволять нельзя.
— Я знаю, но у меня не выходит, — обижено ответил он.
— В бою выходит, а как в бытовуху окунаешься то всё? — возмутился Тёрк. — Одним местом думать начинаешь?
— Да хватит! — рыкнул Роар.
— Что? — фыркнул тан и стал жёстким, суровым и злым. — Ты думаешь, Рэтару хотелось с твоей девицей в слезах вечных возиться? Думаешь ему не хотелось за Хэлой пойти, ты её приложил, думаешь у Рэтара не болело? Или думаешь он тебе врезать не хотел по-отечески или по-братски, а может и от всей души, что рвёшь не жалея? Только он феран прежде всего, а потом всё остальное.
— Знаю, — прошептал митар. — Я должен был Милену успокаивать, а не рычать на Хэлу. Знаю. Но только — кто бы меня успокоил…
Во двор зашёл Шерга и глядя на них ухмыльнулся.
— Сидите, как бабоньки, сплетничаете? — съязвил он.
Роар почувствовал, как Тёрка рвануло вперёд, как всё внутри поднялось, разрослось, он скрипнул зубами, сжал кружку до белых костяшек, но остался сидеть, тоже ухмыльнулся.
— А ты расстроен, что мы тебя не позвали? — спросил он своим привычным шутливым тоном.
— Рыдаю, — фыркнул Шерга.
— Ох, а вот от этого избавь, — ответил ему старший брат. — Стар я для сырости.
— Неужели я нашёл что-то, чем тебя можно пробрать?
— Твои рыдания кого хочешь тут проберут, — ответил Тёрк и на это Шерга только молча ухмыльнулся, а потом зашёл в дом.
— Что-то он тихий стал, — сказал Роар, пытаясь унять свой собственный гнев.
— Слишком, — отозвался тан, соглашаясь. — Иди спать, парень.
— А ты? — спросил митар, видя, что Тёрк никуда не собирается, но зная, что службы сегодня у него нет.
— А я… бабоньку пойду найду себе, — ответил тот.
Роар усмехнулся: