Читать интересную книгу Время и снова время - Бен Элтон

Ради любви они были готовы рисковать жизнью.

Стэнтон понимал эту женщину, которая сейчас застенчиво улыбалась в ответ на поклоны официальных лиц. Она была изгоем. Одиночкой. Жертвой своры аристократических снобов, у которых знатное, по воле случая, происхождение было единственным основанием для спесивой гордыни. Стэнтон сам это изведал и сейчас радовался, что благодаря ему приниженная герцогиня вскоре не умрет мучительной смертью от огнестрельного ранения в живот.

Бог с ними, с мировыми войнами, он радовался, что спасет эту пару. Они любили друг друга, что было видно даже в этом официозе. Они сохранили любовь в жизни, полной удушающих формальностей и болезненного презрения. История поведала, что эти двое нашли счастливое убежище в любви друг к другу и детям. Когда в иной вселенной 28 июня прогремели выстрелы и каждого из них поразила пуля, еще какое-то время они оба сидели прямо, умирая, как и жили, вместе. Свидетели зафиксировали последние слова эрцгерцога. «Софи, Софи, не умирай! – заклинал он жену. – Живи ради наших детей».

Стэнтона окатило волной сопереживания. Человек в каске с огромным плюмажем и нелепым аксельбантом на плече был ему близок. Одинокий человек, который любил жену и детей. Ради любви Франц Фердинанд воспротивился отцу и пренебрег наследством. Ради любви он умер, думая о детях.

Вдобавок ко всему он благоволил сербам, якобы от имени которых его должны были убить. Франц Фердинанд знал, что они обижены и хотят большей автономии. Если б он стал императором, вся история Балкан двадцатого века пошла бы иначе. Именно поэтому сумасшедшие ксенофобы вроде Аписа желали ему смерти, ибо своим сочувствием к сербскому национализму он лишал его жала.

Стэнтону нравился бритоголовый старина эрцгерцог, смешной и чопорный.

И он ненавидел жестокого фанатика Аписа.

Кортеж отъехал, оркестр смолк. Стэнтон не сдержал улыбку, глядя на трех королевских охранников, сообразивших, что упустили эрцгерцога, и кинувшихся искать извозчика. Он сочувствовал коллегам. Ребята крепко напортачили.

В толпе зевак Стэнтон направился к центру города. Маршрут кортежа был объявлен заранее, все знали, куда эрцгерцог приедет после осмотра казарм.

Хью все больше проникался симпатией к Францу Фердинанду и его чешке. Пара знала, что вообще-то находится на вражеской территории, что в городе полно сербских националистов, однако в открытой машине поехала по заранее объявленному маршруту. Глупо, конечно. Но впечатляло. Отвагой и этаким благородством. Эти двое тоже были кремни.

Из виртуальной реконструкции судьбоносного дня Стэнтону было известно, что три боевика ждут кортеж на пути между казармами и ратушей, где готовился прием. Вся троица облажается, первые двое просто смехотворно.

В палисаднике кафе «Мостар» Стэнтон заметил первого боевика. Мухамед Мехмедбашич. Местный, плотник из Герцеговины. «Интересно, – подумал Хью, – если б я не видел его фото на стене “оперативного штаба”, распознал бы в нем террориста?»

Вспомнился Афганистан. Жара, песок. Группа афганских рабочих перед воротами базы. Стэнтон вглядывался в их лица, стараясь определить, нет ли у кого взрывчатки под рубахой. И прошляпил. Тот парень подорвал себя и трех солдат. Наверняка никогда не скажешь. Если человек нервничает и потеет, это вовсе не значит, что он обвязан взрывчаткой. Но может быть и обвязан.

Где Мухамед Мехмедбашич прячет бомбу? Наверное, в заплечном мешке. Заряд небольшой, но смертельный, если бросить метко. Но Мехмедбашич не бросит метко. Он вообще не бросит бомбу, потому что сдрейфит.

Он олицетворение неудачника. Обычно такие юнцы и становятся террористами. А Мехмедбашич просто наследственное дитя неудачи. Отец его – обедневший аристократ. Роковая комбинация: неудачник с манией величия. Этого парня, переминавшегося под палящим солнцем, видно насквозь. Классический пример фанатика, озлобленного на жизнь. Такие всегда хотят поквитаться с другими за собственную никчемность.

Однако Апис взял его в дело. Как можно быть таким козлом?

Он вообще не изучал кандидатов, что ли?

Такое впечатление, что его никто не уведомил о прежних провалах Мехмедбашича. «Черная рука» поручила тому убить боснийского губернатора, Мехмедбашич поездом отправился на задание, но запаниковал, когда в вагон вошли полицейские, гнавшиеся за вором, и выбросил орудия убийства в окно.

Нож и пузырек с ядом.

Поразительно, как этакие комические злодеи умудрились изменить ход истории. Они же просто дилетанты.

Кортеж медленно двигался по почти безлюдной улице. Решительный человек вполне успел бы бросить бомбу. Мехмедбашич ничего не сделал. Только дернулся и замер.

Второй боевик стоял чуть дальше. Молодой серб Васо Чубрилович, вооруженный бомбой и пистолетом. Он тоже окоченел. Двухместное ландо «Граф и Штифт» с открытым верхом, в котором сидела высокопоставленная чета, спокойно проехало мимо.

Безмозглые никчемные мальчишки с бомбами повели себя как трусливые дураки. Вот вам надежда и опора терроризма.

Кортеж эрцгерцога направился к реке Миляцка. Стэнтон мог срезать путь через проулки и опередить его, но в этом не было нужды. Пока он только зритель, в этой пьесе его выход позже.

Как и рассчитывал, на место он прибыл вовремя. Тут снова собралась порядочная толпа. Близость реки располагала к прогулкам, народ пребывал в праздничном настроении. В Сараево жили не только радикалы, но и верноподданные австрийской короны. Впрочем, один зевака, настроенный на убийство, докажет, что он единственный из группы, кто способен действовать решительно и по намеченному плану.

Его звали Неделько Чабринович. Старший группы. Он всегда отличался неуместной бравадой, и сейчас Стэнтон легко его вычислил – Чабринович стоял навытяжку, словно самой позой хотел подчеркнуть благородство поставленной цели.

Наступал мучительный момент. Сейчас Чабринович бросит бомбу, которая отскочит от сложенного верха королевского автомобиля и взорвется под идущей следом машиной. От взрыва серьезно пострадают двадцать человек. Стэнтону доводилось видеть, что может натворить такая бомба в толпе, и сейчас все его инстинкты вопили, требуя предотвратить взрыв. Он мог броситься к боевику, схватить его в охапку и не выпускать, пока не проедет кортеж.

Но Стэнтон этого не сделал.

Нельзя. Неудавшееся покушение заставит эрцгерцога изменить послеобеденные планы. Делегация откажется от заявленного маршрута и поедет навестить раненых в госпитале. Водитель ошибется с поворотом, мотор заглохнет, и все это сведет эрцгерцога и герцогиню с их убийцей. Стэнтон знал, где и когда произойдет убийство. Но если предотвратить взрыв, все события дня бесповоротно изменятся и он станет беспомощен, как давешние телохранители. Принцип как-нибудь иначе воспользуется своим шансом, и он не сможет его остановить.

И оттого Стэнтон, чувствуя себя гадко, только смотрел, как Чабринович делает свой ход. Кортеж подъехал к реке, Франц Фердинанд и герцогиня широко улыбались. Им было лестно и приятно встретить столь теплый прием. Народ выкрикивал здравицы, в руках детей трепетали имперские флажки, – детей, которых через секунду подбросит в воздух и разметает по земле.

Чабринович бросил бомбу. Та отскочила от королевской машины и взорвалась под следующей. Утешало одно: все происходившее точно соответствовало учебнику, а значит, никаких существенных изменений в истории пока что не произошло. Стэнтон отвернулся. На своем веку он повидал в клочья разорванные тела. Его интересовал Чабринович. Все дальнейшее в вызубренных им материалах выглядело настолько абсурдным, что, казалось, историки крепко приврали.

Разъяренная толпа ринулась на убийцу. Чабринович что-то выхватил из кармана и сунул в рот. Стэнтон знал, что Апис приказал снабдить заговорщиков пилюлями с цианидом. Однако и в этом, как во всем другом, «Черная рука» оплошала. Яд оказался слишком слабым. Чабринович перегнулся пополам и сблевал. Потом, брызжа рвотой, кинулся к набережной и прыгнул в реку, рассчитывая утопиться. Но в беспримерно жаркое и сухое лето обмелевшая река была всего тринадцать сантиметров глубиной.

Замочив ноги, полицейские выволокли несостоявшегося национального героя с мелководья на берег и отдали взбешенной толпе. И лишь потом его, зверски избитого, облеванного и мокрого, отвезли в тюрьму.

Историки не соврали. Именно такая дурь и была. Стэнтон представил, как возликовала бы Маккласки. «Пусть диалектические материалисты попробуют сказать, что это было исторически неизбежно! – орала бы она. – Такое нарочно не придумаешь!»

Хью отогнал мысль о Маккласки. Воспоминание слишком болезненно. Надо было разбить рожу суке, а уж потом сбросить с поезда.

Стэнтон пошел прочь от разгневанной толпы. Неудавшаяся попытка на время приостановила охоту «Черной руки». Прибавив скорость, ощетинившийся оружием кортеж промчался мимо трех других боевиков (включая Принципа), расставленных по его маршруту. Королевский автомобиль ехал слишком быстро, и заговорщики ничего не смогли бы сделать, даже если б им хватило духу.