Читать интересную книгу Живописец смерти - Джонатан Сантлоуфер

Двери лифта раскрылись.

— Только после вас, — проговорил Перес.

Скайлер Миллс неторопливо вышел из кабины. Все правильно. Рафаэль Перес всегда и во всем будет после меня.

Кейт свернула на Пятьдесят седьмую улицу. Потянула за ручку элегантной парадной двери из тонированного стекла, которая вела в Музей современного искусства. Именно здесь Элену в последний раз видели живой.

Задачей Кейт было выяснить, как провел последнюю неделю каждый сотрудник музея. Особенно ее интересовало, где они были в ночь, когда убили Элену. Разумеется, прямо в лоб спрашивать нельзя, но Кейт по опыту знала, что получить ответ можно и не задавая никаких вопросов. Просто следует завести непринужденную беседу на какуюнибудь животрепещущую для данного человека тему и тактично намекнуть, что его проблемы вполне разрешимы. Тогда он сам выложит все, что нужно.

Девушка за стойкой не отрываясь читала биографию Фриды Кало[29]. Увидев Кейт, она немедленно выпрямилась. Кейт приветливо улыбнулась, отметив обилие пирсинга, и быстро двинулась по вестибюлю мимо бронзовой таблички на стене, где среди других меценатов были упомянуты также мистер и миссис Ричард Ротштайн.

Коридор был сравнительно короткий, семь, от силы десять метров. Он напоминал дорожку кегельбана и поражал неземной белизной. Кейт вдруг стала прозрачной. Иллюзию создавали особым образом расположенные флуоресцентные лампы. Это уже постарался не архитектор, а художник. Некоторым такая холодная белизна не нравилась, а Кейт наоборот. Здесь она ощущала себя красавицей, сделанной из детского деревянного конструктора. Ей казалось, что сейчас она по коридору не шагает, а плывет.

Главный выставочный зал со сводчатым потолком и выложенным белыми плитками полом имел вид ультрасовременного плавательного бассейна, но без воды. Сначала Кейт подумала, что здесь меняют экспозицию, но потом заметила, что к белым стенам прикреплены практически невидимые белые листки, квадратики туалетной бумаги. При ближайшем рассмотрении на каждом листке можно было обнаружить какое-нибудь слово — любовь, ненависть, жизнь, смерть, сила, слабость, — накарябанное в центре вроде бы шариковой ручкой.

Что это? Минимализм? Концептуализм? Одноразовая живопись? Скорее, и то, и другое, и третье.

Кейт не поленилась понюхать один квадратик и констатировала, что эта живопись, а может быть, графика, непахучая.

— Кейт!

Она оглянулась. Степенно вышагивая по зеркальному паркетному полу, к ней направлялся старший хранитель Скайлер Миллс.

— Я рад, что вы заглянули к нам. — Он широко улыбнулся, но затем, спохватившись, посуровел. — Я пытался поймать вас на похоронах Билла Пруитта, но безуспешно. Неужели он напился до такой степени? Просто не верится. — Последнюю фразу старший хранитель произнес шепотом, чуть наклонившись к ней.

— Вы о чем, Скайлер?

— Я имею в виду, что утонуть в собственной ванне… это надо ухитриться. — Миллс посмотрел на Кейт и опечалился. — Впрочем, Господь ему судья. А вот что касается Элены, это действительно настоящая трагедия. Надеюсь, вы получили мою открытку с соболезнованиями. Это была очень одаренная девушка. Мы с ней тогда очень мило побеседовали, как раз перед перфомансом. Я заметил, что она немного нервничала. Бедное дитя. Пришлось даже уговорить ее выпить немного бренди. У меня, знаете ли, в кабинете всегда под рукой коньяк, бренди, чтобы иметь возможность достойно угостить, если зайдет кто-нибудь из наших щедрых меценатов, вроде вас, например. — Он сдержанно улыбнулся.

— А после перфоманса вы с ней встречались?

— Нет. Пошел к себе работать. Нужно было срочно закончить редактирование небольшого каталога. — Миллс на секунду замолчал. — Я люблю тишину, поэтому часто работаю по вечерам.

Кейт подумала, что Скайлера Миллса легко представить в его кабинете, как он сидит там один, зарывшись носом в книгу. Сомнительно, чтобы у него были какие-то интересы за пределами музея.

Вот только может ли кто-нибудь подтвердить его слова? Это вопрос.

Она сменила тему:

— Вы знали Итана Стайна?

— То, что ним случилось, ужасно. — Миллс покачал головой. — Но знакомы мы не были.

— Интересно… — Кейт не знала, как правильнее сформулировать вопрос, — он продолжал заниматься минималистской живописью?

— Понятия не имею.

— Вы не следили за его творчеством?

— Меня, знаете ли, минимализм особенно не интересует.

— Нет?

— Нет. Мне нравится искусство, наполненное жизнью.

— Но вы должны признать, что в это направление живописи Стайн внес определенный вклад.

— Возможно. — Миллс пожал плечами.

— И что же, вы никогда не включали его работы в экспозицию музея и не посещали мастерскую?

— Я уже сказал вам, Кейт, — его работы меня не интересовали. Нет. — Старший хранитель скептически улыбнулся. — Ваши вопросы очень похожи на те, какие обычно задают полицейские. Должен заметить, эта роль вам совсем не идет.

— В самом деле? — Кейт рассмеялась. — Вы думаете, я не похожа на Анджи Дикинсон, крутую красавицу копа, у которой прическа всегда в идеальном порядке?

— Какую Анджи?

— Может быть, вы не знаете и кто такие Кэгни и Лейси?

— Я так понимаю, речь идет о персонажах какого-то телевизионного сериала. — Скайлер Миллс иронически улыбнулся. — Я никогда не смотрю телевизор. Никогда. Разумеется, кроме ваших замечательных передач.

— Неужели? — Кейт вопросительно, посмотрела на Миллса.

— Да, ваши передачи я действительно смотрел. И они мне понравились. — Он пригладил назад волосы. — А вообще так называемая поп-культура, которую усиленно навязывает нам телевидение, кажется мне отвратительной. — Миллс шмыгнул носом. — Я считаю, что она разрушает цивилизацию. Это своего рода болезнь, с которой пока не нашли средств справиться. Что-то вроде герпеса!

— Забавная аналогия, Скайлер. Откуда это, из Пруста или Мольера?

— Они ничего о герпесе не ведали, — ответил он без улыбки. — А что касается меня, то я просто пытаюсь среди этого океана пошлости и бескультурья сохранить хотя бы какой-то вкус, а возможно, интеллигентность.

Кейт посмотрела на стену, где чуть колыхались квадратики туалетной бумаги.

— К этому я никакого отношения не имею, — проговорил Скайлер, проследив за ее взглядом. Его губы побелели. — Эту экспозицию навязал нам один независимый менеджер. Если бы я был директором музея…

— Возможно, вы им станете, ведь Эми уходит. — Кейт положила руку на рукав его голубого пиджака. — И я решила на совете поддержать вашу кандидатуру.

Миллс напрягся. — Вот как?

— Да. Но для этого мне нужно получить от вас кое-какие сведения, касающиеся работы. Например, чем вы занимались весь последний месяц. Не сомневаюсь, вы очень много работаете, однако для успешного прохождения на совете нужны факты.

— Вы даже не представляете, насколько правы! — воскликнул Миллс. — В работе вся моя жизнь. Я с удовольствием напишу для вас подробный отчет.

— Нет, никакого отчета не надо. Просто сделайте ксерокопию с вашего ежедневника.

Рафаэль Перес порылся в бумагах на своем столе и вытащил цветной диапозитив десять на двенадцать. Поднес к свету, внимательно рассматривая мужчину, вылизывающего крупные капли пота на собственной подмышке. Затем вложил его в одну из нескольких стопок слайдов и фотографий. Все. Подготовка к этой чертовой экспозиции подходит к концу. Впрочем, если бы Билл Пруитт не препятствовал, она бы открылась, как и планировалось, в прошлом году. А так потерян целый год. Теперь Переса беспокоила судьба этой выставки, которую он назвал «Функции организма». Она должна открыться осенью и, если все пройдет гладко, обеспечит ему определенное имя в мире искусства. О нем должны заговорить. Рафаэль молился, чтобы интерес к такого рода вещам продержался чуточку дольше. Ведь мода в искусстве так непостоянна. И дело не в том, нравится ему самому это или нет. Просто иначе здесь не пробьешься. И что же тогда — всю жизнь провести в должности хранителя Музея современного искусства? Вот если бы я стал директором… Рафаэль Перес достал очередной «шедевр», претендующий на место в его экспозиции. На цветной глянцевой фотографии восемнадцать на двадцать четыре молодой человек восседал на унитазе совершенно голый, с лицом, искаженным заметным усилием. Перес брезгливо поморщился и швырнул диапозитив на пол. Будь его воля, он бы порвал всю эту мерзость в клочки и спустил в унитаз.

— Извините за вторжение, — произнесла Кейт, заглядывая в кабинет.

Перес выскочил из-за стола, как «Джек из коробочки»[30]. Моментально выдвинул стул, предлагая ей сесть. Все это было настолько поспешно, что в маленьком кабинете без окон поднялся ветер. Еще бы, такие важные персоны сюда заглядывали нечасто.

— Я просто прошлась по экспозиции, — беспечно проговорила Кейт, рассматривая молодого хранителя музея: его прямой нос, полные губы, окаймленные темными ресницами глаза. — И вот решила зайти поздороваться.