Пров. Реально – не определил. Возможно, на философский.
Судаков. Ишь ты!.. Твое дело. Иди хоть в ассенизаторы.
Пров. А что! Они, наверное, неплохо зарабатывают.
Наталья Гавриловна. Степа, ты ужинать будешь?
Судаков. Какой ужин! У меня и без ужина брюхо лопнет.
Возвращаются Дзирелли и Егор. Все прощаются с Дзирелли и Юлией.
Дзирелли. La ringrazio molto. Sono molto commosso. Non voglio piu darle fastidio. Bellissime icone… Bellissime icone…
Юлия (вяло, монотонно). Он благодарит вас за радушный прием. Очарован вашими детьми, женой, обстановкой. (Забирает самовар и уходит вместе с Дзирелли.)
Судаков. Ух, устал… Егор, дай тапочки.
Все, кроме Прова, расходятся.
Пров. Папа, ты достал в вашей аптеке лекарство?
Судаков. Какое еще лекарство?
Пров. Сердечное. Помнишь, я тебя просил, рецепт дал?
Судаков. Когда?
Пров. Уж больше недели прошло.
Судаков. Не загружайте меня всякой ерундой! И так от меня дым идет… Забыл. Напомни завтра, возьму.
Пров. Ты хоть завяжи узелок на галстуке.
Судаков. Вот ты добрый, отзывчивый. Только чужими руками.
Пров. Егор уже просвещал: надо учиться отказывать.
Егор вносит тапочки, бросает к ногам Судакова.
Судаков. Спасибо, Егор! (Переобувается. Сыну.) Нельзя быть таким раздрызганным. Вон спроси Егора, почем ему каждый день жизни доставался. А он как проклятый через все ломил. Зато школа – золотая медаль. Институт – диплом с отличием. Кандидатская – ни одного черного шарика. В Историко-архивном уже лекции читает. Он и доктора получит, и профессора, и академика. Да-да, потому что ломит как проклятый. А ты?
Пров. Я, видимо, еще не проклятый.
Судаков. Все хаханьки…
Пров. От отчаяния. Слабая защитная реакция. Я понял, делать жизнь с кого – с Егора твоего.
Судаков. Ну, выставляйся, выставляйся. Язык у всех у вас – как у фокусников, а человека, милый мой, судят по поступкам, а не по болтовне.
Пров. Как! Я макулатуру со второго класса таскал, по домам побирался, металлолом на горбу возил, на субботниках вкалывал!
Егор. Он не виноват, Степан Алексеевич. Бытие определяет. А какое у него бытие? Рай. И мышление у него райское.
Судаков. Да, в этой жирной жизни есть что-то опасное. Расслабляет, топит. (Снял пиджак.) Садись, Егор, новостей куча.
Егор. И у меня кое-что есть.
Входит Наталья Гавриловна, убирает посуду.
Судаков. Ты слышал, какая история у Хабалкина?
Егор. Нет. Меня к двум вызвали в главк, потом просидел в Библиотеке иностранной литературы.
Судаков. Страх сказать: сын удавился.
Наталья Гавриловна. Какой ужас!
Егор. У-тю-тю-тю-тю… Вот уж беда так беда… Его же только что хотели на место Костоглотова.
Наталья Гавриловна. Кого?
Судаков. Не сына же, конечно.
Егор. Ну все, теперь Андрей Никанорович горит!
Судаков. Хороший мужик, жаль.
Наталья Гавриловна. Почему? Что случилось?
Егор. А потому, Наталья Гавриловна, что у нас так устроено: не сумел собственным сыном управлять, какой же ты начальник. Под тобой же люди.
Наталья Гавриловна. Глупо!
Судаков. Не глупо, милая. А чтоб была мораль.
Наталья Гавриловна. Я не об этом спросила. Почему мальчик над собой такое сделал?
Судаков. Говорят, обычное: какая-то девчонка не полюбила.
Егор. Не может быть. В наше время из-за барышни!.. Это надо быть каким-то недоделанным. Нет-нет, что-нибудь другое, они теперь какие-то с вывертами.
Судаков. Вот уж действительно не ждешь, откуда грянет. (Сыну.) Вы в одном классе, кажется?
Пров. Да.
Судаков (Прову). Что же ты не говорил?
Пров. Чего?
Егор. Про это.
Пров. А зачем? В порядке любопытной информации?
Судаков. Что там, не слыхал?
Пров. Я не знаю.
Судаков. Теперь в школу таскать будут. Вот тебе наука, Пров. И парня нет. Какой-никакой, а человек был. И отцу ноги переломаны. (Егору.) Может, и на пенсию выведут?
Егор. Всего вероятнее.
Наталья Гавриловна (сыну). Пойди, в конце концов, поужинай, и Искра еще не ела. (Погладила сына по голове и вместе с ним ушла.)
Егор. Шуму у нас много?
Судаков. Не без этого.
Егор. Сейчас передвижка будет. Кого же теперь на место Хабалкина?
Судаков. Сазонтьева, может быть?
Егор. Нет, Сазонтьев неудачно конференцию провел. Там – морщились. Степан Алексеевич, а может, вас? А?
Судаков. Что ты!
Егор. Вас. Точно. Вас любят. У вас и опыт и натура подходит – широкая, чисто русская, радостная. О вас всегда хорошо говорят. Всегда.
Судаков. Брось ты, брось… Нос у меня не дорос.
Егор. Слушайте, я эту идейку завтра же в ход пущу. За вас многие будут. Ваш оптимизм…
Судаков. Перестань, говорю. У меня уже возраст.
Егор. Какой возраст, какой? Шестьдесят два! Нет, лучше вашей кандидатуры не найдут, хоть все отделы перешарь.
Судаков. Со стороны могут взять.
Егор. Со стороны не будут: слишком долгая перетряска.
Судаков. Боюсь, не справлюсь. Уставать стал. Почему так устроено: когда возможности появляются, уже пользуешься ими чуть не через силу, а когда силы были, возможностей не было. Глупо природа организовала. Конечно, напоследок еще бы слегка приподняться.
Егор. Я позондирую…
Судаков. Похороны завтра, надо пойти. Жаль Андрея Никаноровича.
Егор. Конечно. Но, может быть, и не обязательно идти.
Судаков. Неудобно. Коллега, лет десять рядом.
Егор. Но не друг детства. Я бы на вашем месте избежал.
Судаков. Думаешь?
Егор. Пусть Наталья Гавриловна сходит. Это и прилично, и…
Судаков. Считаешь?
Егор. Безусловно. Да и Пров, наверное, проводит товарища.
Судаков. Голова у тебя!
Егор. Какая там голова… Я к вам за советом.
Судаков. Выкладывай.
Егор. Какой-то гадкий слушок возник: будто Коромыслов меня к себе забрать хочет.
Судаков. Быть не может!
Егор. Я сам ахнул.
Судаков. Так ты откажись наотрез.
Егор. Конечно. Но если приказным порядком? Вот чего боюсь.
Судаков. Ой-ой-ой… Я без тебя просто уже не могу.
Егор. А я? Я же с вами как за каменной…
Судаков. Конечно, против Коромыслова не попрешь.
Егор. Посоветуйте, как вывернуться, если…
Судаков. Ой-ой-ой… (Задумался.) В общем-то лестно! Коромыслов заметил, к себе берет. Это, Егор, большое движение. Нет, ты не расстраивайся. Тут, брат, наоборот. Слушай! А вдруг тебя на место Хабалкина?
Егор. Да что вы! Мне же всего двадцать девять.
Судаков. Именно. Сейчас порядочную молодежь ищут. У нас в батарее комбату двадцать два было.
Егор. Нет-нет. На это место вы в самую точку.
Судаков. Ты молод, тебе вперед идти. Это я так сначала, из эгоистических чувств. Я не о себе, о тебе должен думать, о деле. Я уже под гору, а тебе в гору.
Егор. Замечательный вы человек, Степан Алексеевич.
Судаков. Я прост. Вот и все мои достоинства.
Егор. В наше время это качество, может быть, самое ценное. А то говоришь с человеком и понять не можешь, что он в это время думает, как внутри себя на твои слова реагирует.
Судаков. Да, развелась такая порода… Погоди! Так ты, может быть, с ним и во Францию покатишь?
Егор. Так ведь всего-навсего слух.
Судаков. Раз слух пошел, значит, где-то думают… Искра, стало быть, тоже с тобой укатит. Без жены нельзя, и ей полезно. Авось оживится. Какая-то она последнее время квелая, ты извини меня, на монашку смахивает.
Егор. Думаю, работа влияет. Разгребает весь этот мусор…
Судаков. Нет-нет, работа нужная. Знаешь, сколько еще везде всякой сволочи понатыкано… Защищать людей надо.
Егор. Это, конечно, дело святое, но, видимо, не по ней. И переживает она очень.
Судаков. Да, по нашим временам странная… Я-то, грешник, тоже внука или внучку не против, приятные они, канальи. Вчера к Рябинину на работу пацан пришел, внук. Уже в пятом классе в рисовальной школе… Ну ладно, дело сделано. Твое дело.
Егор. Внук будет, Степан Алексеевич, если не сейчас, то через пару лет, обещаю. (Смеется.)