Тут в беседу вмешался дон Дионис и с убийственной серьезностью, сквозь которую прорывалась насмешка, стал давать несчастному юноше самые нелепые советы на тот случай, если ему доведется встретиться с чертом, обратившимся в белую лань. При каждой новой шутке отца Констанса пристально глядела на печального Гарсеса и хохотала как безумная, тогда как остальные поощряли насмешки, перемигиваясь с нескрываемой радостью.
Пока не закончился ужин, все потешались над легковерием молодого охотника. Когда же убрали со стола и дон Дионис с Констансой удалились в свои покои, а все обитатели замка предались отдыху, Гарсес долго оставался в нерешительности, не зная, что ему делать — стоять ли твердо, несмотря на насмешки, или окончательно отказаться от своего намерения.
— А, ладно! — воскликнул он, стряхивая сомнения. — Хуже того, что со мною было, уже быть не может, а если Эстебан рассказывал правду… как буду я наслаждаться своим торжеством!
С этими словами он снарядил самострел, перекрестил его, взял на плечо и направился к воротам замка, чтобы выйти на горную тропу.
Как только Гарсес достиг ущелья и настало то время, когда, по словам Эстебана, следовало ожидать ланей, луна начала медленно подниматься из-за ближайших гор.
По обычаю опытных охотников, прежде чем выбрать подходящую засаду, Гарсес довольно долго ходил взад и вперед, изучая поляны и тропинки, расположение деревьев, неровности почвы, извилины реки и глубину вод.
Наконец, подробно исследовав местность, он спрятался на склоне горы, под высокими тополями, у подножия которых рос густой кустарник такой вышины, что в нем мог свободно скрыться лежащий на земле человек.
Река, вытекавшая из мшистых утесов, стремилась по извилинам горы и спускалась в ущелье водопадом, потом бежала, омывая корни ив, обрамлявших ее берега, и весело журчала среди камней, скатившихся с вершины, пока не впадала в глубокий водоем около того места, где приютился охотник.
Тополя, чьи серебристые листья нежно трепетали от легкого дуновения, ивы, склонившие над прозрачной водой печальные ветви, и заросли падуба,[44] по стволам которого вились, переплетаясь, голубые вьюнки, стояли густой стеной вокруг спокойного водоема.
Ветер колыхал непроницаемую зеленую беседку, бросавшую вокруг дрожащие тени, и время от времени пропускал сквозь листву мимолетный луч света, который сверкал на поверхности глубоких неподвижных вод, словно серебряная молния.
Притаившись в кустах, Гарсес вслушивался в малейший шорох и не спускал глаз с тропы, на которой должны были появиться лани. Долго он ждал понапрасну. Глубочайшая тишина царила кругом.
Оттого ли, что было уже далеко за полночь, или оттого, что глухое журчание воды, острый аромат лесных цветов и ласковый ветер привели его в то сладкое оцепенение, в которое была погружена вся природа, но только влюбленный юноша, лелеявший до сих пор самые радужные мечты, стал чувствовать, что мысли его путаются, а мечты становятся все более неуловимыми.
С минуту он витал в туманном пространстве, отделяющем явь от сновидения; наконец глаза его сомкнулись, самострел выпал из рук, и он заснул глубоким сном.
Около двух или трех часов спал молодой охотник, наслаждаясь самыми прекрасными грезами, как вдруг он вздрогнул, открыл глаза и сел, еще не совсем очнувшись, как бывает, когда пробудишься от глубокого сна.
Ему показалось, что вместе с неуловимыми звуками ночи ветер донес к нему странный хор нежных таинственных голосов, которые смеялись и пели на разные лады, каждый по-своему, сливаясь в шумный причудливый гул, похожий на щебетание птиц, пробужденных первым солнечным лучом в зелени деревьев.
Этот странный шум продолжался одно мгновение, и все опять стихло.
«Без сомнения, мне снились те глупости, о которых рассказывал пастух», — решил Гарсес, спокойно протирая глаза и твердо веря, что щебет — лишь отголосок сна, оставшегося в его воображении, как остается ощущение мелодии, когда уже замерли ее последние звуки. И, уступая непреодолимой истоме, он уже собрался снова опустить голову на мягкую траву, но тут опять прозвучало отдаленное эхо таинственных голосов, и он услышал пение под шелест ветра, листьев и журчание воды.
Хор
На башне высокой заснул часовой,к стене он усталой приник головой.Охотник стремился оленя найти,но, сном побежденный, уснул на пути.Рассвета пастух при звездах не дождется;он спит и теперь до зари не проснется.Все спит беспробудно средь гор и долин —о, следуй за нами, царица ундин!Приди покачаться на гибких ветвях,с луной отражаться в зеркальных водах.Приди ароматом фиалок упитьсяи тьмою волшебной в лесах насладиться.Таимся мы все в полуночной тиши,здесь духам приволье — мы ждем, поспеши!
Пока в воздухе звенели нежные звуки этой прелестной музыки, Гарсес не шевельнулся. Когда они замерли, он осторожно раздвинул ветви и, к величайшему своему изумлению, увидел стадо ланей, перепрыгивающих через кусты с невероятной легкостью. Некоторые останавливались, точно прислушиваясь к чему-то, другие играли, то скрываясь в чаще, то снова появляясь на тропинке; но все они спускались к спокойной реке.
Впереди своих товарок бежала белая лань, самая быстрая, подвижная и резвая из всех; она прыгала, играла, замирала вдруг и снова пускалась бежать с такой легкостью, точно ее ноги совсем не касались земли. Странная белизна сияла фантастическим светом на темном фоне деревьев.
Молодой человек был расположен видеть чудесное и сверхъестественное во всем, что его окружало; но когда прошло минутное наваждение, помутившее его чувства так, что он услышал музыку, шорох и говор, оказалось, что ни в самих ланях, ни в их движениях, ни в коротких криках, которыми они, по-видимому, звали друг друга, нет ничего такого, чего бы не знал охотник, нередко охотившийся ночью.
По мере того как рассеивалось первое впечатление, Гарсес это понял и, смеясь над своей доверчивостью и глупым страхом, стал думать только о том, где же сейчас лани, куда они убежали.
Сообразив все как следует, он взял самострел в зубы и, пробравшись ползком среди кустов, словно уж, спрятался шагах в сорока от того места, где был прежде. Затем устроился поудобнее в новом убежище и стал ждать, когда лани войдут в реку, чтобы стрелять наверняка. Как только послышался тот особенный плеск, который производит вода, едва в нее кто-то входит, Гарсес начал понемножку подниматься, соблюдая величайшую осторожность и опираясь о землю сначала руками, а потом коленом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});