Читать интересную книгу Заговор Сатаны. ИСПОВЕДЬ КОНТРРАЗВЕДЧИКА - Игорь БЕЛЫЙ

Он с заметной грустью ответил:

– Был офицер да весь вышел.

Тогда он завизировал мое заявление. Сейчас, когда я сидел у него за столом, он признался, что сразу понял, что у меня что-то произошло на службе.

– Я же видел тебя тогда в Москве, когда ты садился на поезд Москва – Алма-Ата в звании полковника со звездочкой Героя, – и вдруг.

Оказалось, этот мужественный человек-контрразведчик жил с пулей в сердце уже несколько лет, но, продолжая в меру сил своих честно служить Родине «на чистом воздухе» в должности директора крупнейшего хозяйства и быть контрразведчиком. Вот таким был Михаил Михайлович Чепурин.

Я понял, что Жуков, а значит, и Хрущев, не причастны к моему изгнанию, теперь, как и прежде, я нужен им. Значит, я не совершил ничего такого, после чего увольняют или того хуже. Иначе Жуков так не искал бы меня, да и сам сообщил бы мне о моих ошибках. Значит, мои дела контрразведчика кому-то сильному помешали. Это, конечно, остатки бериевской команды работают. Но чем я помешал Булганину? Он что, с ними? Кто же такой Булганин?

11. ВЕНГРИЯ. ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТОЙ ГОД

В 12 часов дня мы въехали в Чимкент. Подъезжая к площади Ленина, я увидел две «Победы», такие родные по окраске. Только вышел из директорского автомобиля «Москвич-403», как меня облапил Витя Быстренко, тут и Женя Литовченко, расспросы, что произошло, как здесь оказался и так далее…

Пересел я в «Победу», и через 2 часа мы уже обнимались с Г.К. Жуковым и С.Д. Ахромеевым в штабе ТУРКВО. Я все рассказал Жукову и Ахромееву, как со мной поступил Булганин, и о том, что пугал трибуналом, что ждал в приемной 45 минут, в общем, изложил все, что накипело.

– Ну и сволочь, – проговорил Жуков. – Ведь мы его спрашивали, не знает ли он что-либо о тебе, он отвечал: «нет».

С минуту помолчав, Жуков спросил:

– Как нервы, здорово подорвал?

– Не знаю, здорово или нет, но из-за этого балбеса Булганина я потрепал нервы и себе, и своим близким. Мысленно клял и вас с Хрущевым за предательство, ведь за 4 дня до вашего отъезда все было хорошо и вдруг выбросили, как ненужную тряпку.

– Ладно, тезка, поедем сейчас в госпиталь к невропатологу и, если все более или менее в порядке, придется срочно выезжать в Венгрию, там, кажется, те горькие ягодки уже перезрели. С Михаилом Михайловичем мы говорили, чтобы он знал, что ты в командировке в Москве.

– Это хорошо, – говорю я, – с нервами я справлюсь, но мне надобно хоть на 10 минут заскочить домой – я человек семейный и хочу сказать, что уезжаю в командировку на 2-3 месяца. Г.К. Жуков согласился, но на поездке в госпиталь все же настоял.

Посмотрели меня невропатологи, но «бешенства» не нашли и сказали, что я здоров.

Договорились, что в ночь я выезжаю в совхоз к семье, скажу об отправке в командировку и сразу возвращаюсь сюда.

Теперь я был уже уверен, что снова я на своем месте, занимаюсь своими делами в контрразведке. Булганин тогда занимал высокий пост Председателя Совета Министров СССР, но вся высшая власть была фактически у Хрущева – первого секретаря ЦК КПСС.

Да и Жуков обладал огромным авторитетом и властью.

Дома как гром среди ясного неба грянул на мать и жену мой отъезд в 3-месячную командировку. Но тем не менее, распрощавшись, я уехал в ночь в Ташкент. 20 июня 1956 года мы уже были в Москве. Жуков по телефону доложил о причине моего исчезновения Хрущеву. «Не ожидал я, – проговорил Жуков, – что Булганин такой подлец, не ожидал». 21 июня мы были уже у Хрущева, он тоже попросил меня рассказать, что и как произошло, – я подробно рассказал все, как было. Хрущев пробежался по кабинету 23 раза взад и вперед, остановившись около нас, спросил:

– В чем причина – почему этот «умник» так грубо, по-фашистски, обошелся? Ладно, – произнес он, – к этой теме мы еще вернемся, а Венгрия вот уже где сидит, – показал ладонью на свое горло, – надо срочно что-то делать, вот в чем вопрос.

Посовещались минут сорок и решили, что я должен срочно вылететь в Будапешт и приступить к делу. Хрущев уточнил:

– Андропов просит прислать какого-то Скороходова Сергея Ивановича, а кто он такой, я и сам не знаю.

Г.К. Жуков спросил Хрущева:

– Вас с ним познакомить, Никита Сергеевич, пока он не уехал?

– Конечно, – живо сказал Хрущев, – пригласите его.

– А зачем приглашать? Вот он, познакомьтесь, – сказал Жуков, показывая на меня.

– Ничего не пойму, то Белый, то Черный и вдруг – Скороходов! Потому он, Андропов, и твердит, что Скороходов был там, в Будапеште, и дела хорошо пошли. Что ж, сынок, собирайся опять в Венгрию.

Я говорю:

– Никита Сергеевич, боюсь, оттуда вернусь, Булганин с меня и сержантские погоны снимет, как тогда сразу разжаловал из полковников в сержанты и выгнал прочь.

Жуков тут же сказал:

– А мы забыли его поздравить с присвоением звания генерал-майора.

Все стали меня поздравлять, но Никита Сергеевич предложил, как это полагается, сказал он, звездочку обмыть – «это наш русский обычай, обычай и советских офицеров».

Подняли все по рюмочке коньяка за звездочку и за счастливый путь. 23 июня я уже был в Будапеште и сразу отправился к Ю.В. Андропову, который очень радушно меня встретил, спросил, где я пропадал, и прочий был разговор. Я попросил кратенько рассказать о ситуации, хотя обстановку уже сам чувствовал, как только мы сошли с трапа самолета. Юрий Владимирович мне все коротко охарактеризовал и добавил: – «Дело, мне кажется, очень серьезное». После этого я поездил по Будапешту два дня, натянул, как струну, связи между нашими группами контрразведки, посоветовался, что будем делать. Хотя сам видел, что без применения силы уже не обойтись, но попробовать надобно избежать этого.

На третий день мы пригласили к Андропову послов ГДР, Польши, Болгарии и Чехословакии. Я им откровенно сказал, что если силу применят советские войска без участия союзников – это вызовет враждебный резонанс всюду, не только в США и Англии (на этих наплевать и растереть)! Но резонанс в странах-союзниках. Поэтому я прошу согласованно ввести сюда войска союзников и попытаться успокоить людей сплоченностью союзных войск, и побольше разъяснений местному населению. Люди сбиты с толку американскими и английскими фальсификаторами-фарисеями, смутой, созданной активными действиями западных разведок, в том числе при помощи средств массовой информации. Не каждый человек может это понять и не только в Венгрии. Об опасности подобных смут говорили польские, румынские, болгарские и чешские товарищи. Представители ШТАЗИ ГДР прямо говорили, что ряд западных политиков используют понятие интернационализма не для всеобщего мира и братства на Земле, а с единственной целью порабощения других народов. Не менее острой критике подвергался этот термин румынскими товарищами. «Нам надобно понять всем, – говорил Долеску, – что империалист-олигарх и его прислужники в какую бы одежду не рядились, какими бы лозунгами не прикрывались, они, как были, так и останутся хищниками, опасными для рода человеческого. Они способны творить любые смуты, межнациональные и международные войны. Они довольны кровопролитием, если оно приносит им прибыли. Мы только сейчас стали понимать, – добавил тогда Т.Долеску, – из какого семени пророс гитлеровский фашизм, который едва не превратился в общепланетарную трагедию». Со¬ вещание затянулось на 4 часа. Когда мне удалось взять слово, как заключительное, я попросил всех товарищей обострить чувство ответственности за спокойствие и порядок в каждой стране социалистической ориентации. Не давать агентуре Запада вольготно себя чувствовать на территории наших стран, отрубать ядовитые щупальца Даллеса всюду, где бы они ни появились. Мы не должны допустить подобного пожара гнева, который происходит сейчас здесь, в Венгрии. Я считаю, что это наше общее упущение, а потому я всех вас очень прошу усилить работу прежде всего по ликвидации разведцентров США.

Даллеса (по ряду из них у нас уже есть подробная информация) и стремиться избегать силовых приемов к местному населению.

На этом наше совещание закончилось.

Шли дни за днями, в сети контрразведки то и дело попадали шпионы ЦРУ и МИ6, но проводить допросы и выяснения времени не было, – все они изолировались и были под пристальной охраной группы Алика Садыкова, а он у нас был таким, что баловаться, кому бы то ни было, не позволял. Разведки и контрразведки братских стран работали каждый, как говорится «за себя и за того парня». В политику, как мы договорились на совещании, мы не вмешивались, и наше дело было – навести мирный порядок и ни в коем случае не допустить кровопролития.

День за днем спокойствие и мир восстанавливались повсеместно, однако Будапешт бурлил, то затихая, то взрываясь с новой силой. Мы хорошо понимали то, что это не просто народ не пожелал идти мирной дорогой построения справедливого социально¬ ориентированного общества. Нам хорошо было видно: кто стоит за этой смутой, кому это было нужно, и мы предпринимали все, от нас зависящее, для мирного наведения порядка, устранения агентов влияния в финансовой системе, в правительстве, в средствах массовой информации. 26 августа 1956 года мы решили провести переговоры с «непримиримыми» о наведении порядка с присутствием Имре Надя, который выкручивался как мог; и казалось нам, что мы достигли чего-то общего, а именно то, что надобно прекратить смуту и успокоить народ, не допустить всеобщего пожара всей Европы.