― А я наконец складское дело полистаю.
Обиженный Казарян ушел. Смирнов открыл сейф, достал дело и углубился в чтение. Сей момент раздался звонок. Конечно же, Верка-секретарша.
― Александр Иванович, срочно на совещание.
...Все-таки не выспался. Комиссар из главного управления журчал о профилактике, о неравнодушном подходе и о пользе коллективных комплексных мероприятий. Укачивало. Александр пялил глаза, чтобы не заснуть, приказывал себе не спать, старался всерьез думать о не сделанной еще работе. Не помогало. По-прежнему вело. Тогда он упер локоть в колено, ладонью решительно закрыл лицо ― как бы для глубоких раздумий. И заснул. Проснулся от криков ― начались прения. Кричали долго. Тут не поспишь. Но все когда-нибудь кончается. Кончилось совещание. Комиссар-начальство пожал руку нашему комиссару и отбыл.
― Все свободны! ― распорядился Сам и добавил: ― Смирнов останется.
― Побыстрее ― как бы еще кого-нибудь не оставил ― все покинули кабинет.
― Ты почему на совещании спишь? ― грозно потребовал ответа комиссар.
Смирнов не испугался, знал, что Иван Васильевич сам бы поспал на этом совещании, если б мог.
― Потому что не выспался, ― отчаянно ответил Смирнов.
― Дерзишь, а начальству дерзить не положено.
― Не положено, чтобы отдел без начальника был. Не могу я, Иван Васильевич, разорваться ― и отделением руководить, и с опергруппой выезжать и на совещаниях сидеть. Когда же новый начальник отдела придет?
― А сам-то не хочешь начальником быть?
― Пока не хочу.
― Почему так.
― Рано еще. Голову надо в порядок привести. У меня пока голова оперативника. Не более того.
― Что ж, приводи свою голову в порядок. Может, потом она нам пригодится. Вот что, Смирнов, ты Скорина из области знаешь?
― Значит, Игоря к нам ― начальником. Другого не надо, Иван Васильевич.
― С тобой, Смирнов, хорошо дерьмо есть. Обязательно изо рта вырвешь.
― Не прогадаете, Иван Васильевич, ей богу, не прогадаете!
― Ну, раз такой человек, как ты, одобряет, значит, будем назначать.
...От радостного этого известия расхотелось спать, и поэтому дело читалось легко. Он проштудировал половину, когда вернулся Казарян.
― Три часа задаром убил! Ну, буквоед, ну, зануда! ― Казарян сел.
― Теперь хоть все в порядке?
― Как в канцелярии у господа бога, ― Казарян вытянул ноги и признался: ― Я сегодня, Саня, Цыгана упустил.
― Что так? ― хладнокровно поинтересовался Смирнов.
― На длинном поводке вел, чтоб не узнали, а он на ходу в трамвайчик, и будь здоров. Мальчики нам нужны, и чтоб понезаметнее были, похожие на всех, как стертый пятак.
― И чтобы роту. Не меньше.
― Иронизируй, иронизируй! Все равно без наружного наблюдения настоящей работы не будет.
― Надо мечтать! Кто это сказал? ― задумался Смирнов. ― А в общем, некогда нам мечтать, Рома. Давай-ка по делу пройдемся. Кое-что занятное имеется...
Зазвонил телефон. Оба с ненавистью смотрели на него.
Грабанули известного писателя. И, естественно, ― сразу же МУР. В помощь райотделу. Муровская бригада прибыла в роскошный дом на углу Скаковой и Ленинградского шоссе, когда там всю ночь шуровали районные.
― Вам помочь? ― спросил Александр у старшего группы, который диктовал протокол осмотра. Тот, оторвавшись от дела, кинул недовольный взор на печального гражданина, скромно стоявшего у притолоки, и ответил, как бы не отвечая:
― Раз знаменитость, значит, МУР подавай, районные пентюхи обязательно завалят!
― Мы собачку привезли, ― сообщил Казарян.
Районный пожал плечами:
― Пробуйте. Только, по-моему, сильно все затоптали.
Казарян спустился к машине, чтобы позвать Семеныча с его Верным, а Смирнов подошел к печальному гражданину.
― Вы хозяин квартиры? ― спросил Александр.
Гражданин печально кивнул и вдруг быстро-быстро заговорил, уцепившись сильными пальцами за борт смирновского пальто.
― Я не могу понять, почему он сердится. Я никого не вызывал, я только позвонил в союз оргсекретарю, спросил, что делать в таких случаях. Он сказал, что все возьмет на себя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
― А в районное отделение кто сообщил?
― Дворник наш, Галия Асхатовна. Она всегда после трех к нам убираться приходит. Пришла ― а дверь не заперта, и никого нет. Она сразу к участковому.
― А вы, э-э-э... ― Смирнов намекнул на то, чтобы писатель назвался.
― Василий Константинович, если позволите, э-э-э...
― Александр Иванович. А вы, Василий Константинович, всегда в первой половине дня изволите отсутствовать?
― Ни боже мой, Александр Иванович. Жена ― да, дочка тоже. Жена на работе, дочка в институте, а я с утра до двух за письменным столом.
― Почему же сегодня вас не было?
― Срочно вызвали на заседание секции прозы.
Старший из-за плеча на них недовольно посмотрел, давал понять, что разговор ему сильно мешает. Смирнов взял писателя под руку:
― Мы мешаем, Василий Константинович. Где мы можем без помех поговорить?
― Пойдемте на кухню, Александр Иванович.
В стерильно чистой кухне на столе стоял пустой графинчик и пустой стакан. Смирнов понятливо ухмыльнулся:
― От расстройства чувств позволили?
― Не скрою: хотел было. Да он меня опередил.
― Кто "он"?
― Да вор этот.
― Интересно. А много в графинчике было?
Василий Константинович указал пальцем уровень. Грамм по сто-сто пятьдесят, не больше.
― Я, честно говоря, днем не употребляю. Но сегодня, сами понимаете... ― неизвестно почему оправдываясь, пояснил писатель.
― А еще какая-нибудь выпивка в доме есть?
― Отсутствует. ― Писатель вздохнул. ― Меня Ирина Всеволодовна бдит.
― Что же из квартиры взяли, Василий Константинович?
― Шубу жены, довольно дорогую, из обезьяны, каракулевую дочкину, два моих костюма, и так, по мелочам.
― Что за мелочи?
― Побрякушки всякие. Кольца, кулоны, часы. Они все в шкатулке лежали.
― Действительно побрякушки или золото настоящее?
― Золотые, естественно. Кольцо ― маркиза с бриллиантами, кольцо с порядочным изумрудом, бирюзовый гарнитур, часы швейцарские в осыпи...
― Ничего себе побрякушки. А деньги?
― Денег в доме не держу. Понемногу в карманах, в сумках. А он, видно, деньги искал. Весь мой стол перевернул, мерзавец.
― Спасибо, Василий Константинович. Скажите, а ребята стакан и графинчик смотрели?
― Смотрели, смотрели. Сказали, что отпечатков нет, в перчатках, мол, работал.
Смирнов прошел в спальню, куда уже переместилась группа. Старший вопросительно посмотрел на него.
― По-моему, Скачок, ― поделился своими соображениями Александр.
― По-моему, тоже, ― саркастически согласился старший.
― Высокий профессионал. Работал в перчатках, ни одного пальчика. Замок отжат мастерски, взято все по точному выбору.
― Скажите, ― робко поинтересовался писатель, ― почему когда вот здесь, в спальне, стояли прекрасные кожаные чемоданы, он, для того, чтобы уложить вещи, полез на антресоли и достал драный фибровый?
Из-за спины писателя Казарян дал нужные разъяснения:
― Чтобы все соответствовало, товарищ писатель. Вор чемодану и чемодан вору.
― Не понял, ― обернулся к Казаряну писатель.
В ватнике и кирзачах и с заграничным чемоданом, представляете? Лакомый кусок для любого милиционера.
― Теперь понял! ― ужасно обрадовался писатель.
― Мы вам не нужны? ― спросил у старшего Смирнов.
― Да уж как-нибудь обойдемся.
― Эксперта я вам оставлю. А мы, Рома, с тобой пойдем погуляем.
На улице встретили недовольного Семеныча и удрученного Верного. Семеныч, чтобы избежать подначки, начал первым:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
― Вы бы еще нас на улицу Горького вывели или на площадь Свердлова! Найдешь тут! Только собаку нервируют.
― Докуда хоть довел? ― миролюбиво поинтересовался Александр.
― До Беговой. А там уж полный бардак, только нюх собаке портить.