Читать интересную книгу Атлантический океан - Жорж Блон

– А вот и еще пьяницы! – говорил капитан, увидев вербовщика с его молодцами.

– Нет, капитан, это народ воздержанный, просто поступление на корабль полагается немного вспрыснуть.

Владелец кабачка не дремал. Вербовщик не всегда был человеком без совести, нередко он брал на себя труд уговорить нанятого моряка отослать часть полученного перед отплытием задатка своей семье. Капитаны обращались не только к этим посредникам, они имели дело и с хозяйками гостиниц для моряков, а также с капитанами мелких судов, обслуживающих порт. Формально конец деятельности вербовщиков был положен незадолго до войны 1914 года, когда при Военно-морских ведомствах были учреждены «паритетные конторы», но многие из них более или менее скрыто продолжали вести свои дела, потому что капитаны по-прежнему обращались к тем, кто сумел сохранить их доверие.

В командный состав больших парусников с железным корпусом входили обычно капитан, его помощник, лейтенант и, кроме того, курсант, ответственный за продовольственную кладовую, иными словами, заведующий продовольственной частью. Два десятка матросов составляли экипаж. На борту корабля были еще боцман, корабельный плотник, главный механик (ответственный за лебедки, насосы и другие механизмы), кок и три или четыре юнги.

Команда делилась на вахты, левобортовые и правобортовые. Четыре часа работы, четыре часа отдыха, потом опять четыре часа работы и так далее. Чтобы часы работы обеих вахт не были всегда одни и те же, устраивался переход – с двух часов дня до четырех. Все офицеры были заняты гораздо больше, чем матросы: к их вахтенным часам добавлялись еще астрономические наблюдения и расчеты, обсуждение вместе с коком меню; им полагалось также присутствовать при распределении порций и осматривать два раза в день или даже чаще весь корабль и его груз, который мог переместиться в трюме, испортиться или разогреться, если это был уголь. Во всех случаях смертельная опасность. Лейтенант и помощник капитана проводили на службе по шестнадцать или восемнадцать часов в день и все время на ногах. Причем данные эти относятся к периодам благоприятной погоды. Во время шторма все на палубе и никакого графика. Для капитана графика вообще не существовало и только сутки за сутками тяжесть ответственности, выраженная знаменитой формулой: «Второй на борту после Бога». Радио не было, и на своем корабле в открытом море капитан действительно решал все.

С того времени, когда первые парусники начали плавать вокруг мыса Горн, условия на судах, как и качество их команды, стали иные. Посетители, которые теперь поднимаются на борт больших парусных кораблей-музеев в Англии, Соединенных Штатах и Германии (Франция, увы, не отдала этой дани уважения к прошлому), видят там на корме тесные, но кокетливые помещения: каюту и столовую капитана, кают-компанию и каюты офицеров, камбуз, кладовую. Помещения на носу, в особенности темный кубрик с его узкими, как гробы, койками в два этажа, имеют совсем иной вид, и действительно условия тут были суровы, как и жизнь всех людей на полубаке, но ведь всегда, во все времена, находились люди, которые считали тяжелую грубую жизнь нормальной, принимали ее и даже стремились к ней.

В питании разница между обитателями носа и кормы была не так велика. По понедельникам, вторникам и субботам матросы получали в полдень свиное сало с картофелем, в среду и пятницу треску с картофелем, в четверг и воскресенье сардины и тушенку (консервированная говядина) тоже с картофелем. Вечером каждый день фасолевый суп и фасоль на второе. Сухарей – кто сколько хочет, свежий хлеб по четвергам и воскресеньям. К каждой еде кружка в четверть литра вина, утром в дневную вахту и в восемь вечера – по шесть сотых литра спирта. В меню офицеров мы видим ту же треску, сало, картофель с небольшим разнообразием во второй половине дня, иногда луковый или мясной суп, жюльен, макароны, цыпленок и даже печенье. Хлеб и вино всегда в неограниченном количестве.

Матросы считали нормальной не только разницу в комфорте (относительном) между ними и офицерами, но также и субординацию, это стародавнее различие между носом и кормой. Обычные на корабле обращения выражали иерархию. Командира корабля все, от юнги до помощника, называли капитан, офицеру говорили господин, обращаясь к боцману, матросы и офицеры называли его мэтр, иногда боцман. Боцман был на корабле лицом очень важным, он отвечал за выполнение матросами всех работ и следил за дисциплиной. Так же как помощник и лейтенант, он нес во время плавания вахту.

В принципе ни офицеры, ни старшины не говорили матросам «ты». Капитан поступал, как ему заблагорассудится. В те времена никому из жителей портов и побережий не пришло бы в голову называть всех этих людей «старыми морскими волками», потому что все они были молоды: очень часто лейтенантам было по двадцать лет, помощникам капитанов двадцать три – двадцать пять, капитанам меньше тридцати.

Молодость, может быть, и объясняет, почему в то время, скажем между 1905 и 1920 годами, некоторые капитанские жены уходили со своими мужьями в дальнее плавание. У одного только капитана была эта привилегия. Нам известно до трех десятков жен-путешественниц, и некоторые из них оставили замечательные очерки. Нужна была смелость, чтобы пренебречь всеми тяготами и реальными опасностями плавания, и немалая выдержка, чтобы их пребывание на корабле не вызвало никаких осложнений. Фотографии напоминают нам, что женщины не ходили тогда в мини-юбках и не загорали на солнышке. Однако это не меняет дела. Летописцы парусного флота не приводят ни единого неблаговидного случая, связанного с женщиной, что свидетельствует о надежности иерархии и дисциплине на этих кораблях.

Отправляясь в плавание, жены капитанов отлично знали, что единственным лекарем на корабле был их муж, который имел элементарные медицинские знания, полученные в Морском училище, специальный словарик, называемый в обиходе «бумажным доктором», и шкафчик с медикаментами, состав которых был определен во времена Луи-Филиппа. И вот с этими средствами медицинской помощи несколько женщин во время плавания произвели на свет младенцев.

Даже в начале нашего века капитаны почти никогда не заходили в порт из-за того, что у них на корабле появлялись больные. Они только старались, чтобы больные или раненые страдали как можно меньше. К тому же серьезные болезни и смертельные случаи были сравнительно редки, а люди тогда понимали лучше, чем в наше время, что болезнь и смерть это просто часть жизни.

В анналах эпопеи парусников, ходивших вокруг мыса Горн, встречаются иногда случаи безумия на корабле. Насколько можно понять из описания, это были приступы белой горячки от пьянства.

30 мая 1902 года трехмачтовое судно «Баярд», миновав мыс Горн, шло вдоль Чилийского берега, выдерживая очень сильные порывы северо-западного ветра, когда лейтенант Педрон появился с топором в руках и начал рубить брасы на реях с подветренной стороны, а потом обратил свое оружие против вмешавшихся матросов. Больше часа пришлось вести борьбу, чтобы укротить сумасшедшего, который крушил топором все, до чего мог дотянуться. Его заперли в каюте, и он умер на следующий день, «задушенный приступом буйного помешательства».

Случай с матросом на английском паруснике «Джесси Осборн» еще более драматичен. Вооружившись длинной стамеской корабельного плотника, этот человек взобрался на мачту и стал рубить фалы. Боцман бросился вверх по выбленкам и добрался до обезумевшего матроса, но тот сильно его ранил. «Я вас всех поубиваю!» – кричал он. Пять дней оставался матрос на мачте без еды и питья, поддерживаемый только своим безумием, и наносил снастям все более опасные повреждения. Капитан не решался принять меры, зная, что уничтожение человека в море повлечет за собой расследование и что никогда нельзя быть уверенным заранее в свидетельских показаниях людей на корабле. Только когда поблизости оказался другой английский трехмачтовик, «Гланс», он принял решение. Дал ему сигнал приблизиться и через рупор объяснил капитану положение.

– А теперь прошу вас быть свидетелем того, что сейчас произойдет.

Тремя выстрелами из револьвера он снял человека с мачты.

В конце 1899 года в Шантенэ (департамент Нижняя Луара) на средства общества Нантских судовладельцев был спущен на воду первый из серии океанских кораблей с железным корпусом, предназначенных для плавания к тихоокеанскому побережью Америки, трехмачтовый «Адмирал Курбэ» – длина 84,79 м, ширина 12,37 м, грузоподъемность 3000 тонн. В мае 1900 года командование этим кораблем принял капитан Крекер из Иль-о-Муана. В ту пору в Портленде, штат Орегон, можно было очень дешево закупить зерно, поэтому судовладельцы «Адмирала Курбэ» решили не терять времени на поиски груза для этого рейса, и, как только была набрана команда, трехмачтовик взял курс на запад, прямо к месту своего назначения.