Разглядывавшие активно движущиеся картинки газетных заголовков члены Ордена Феникса не спешили отвечать на повисший в воздухе вопрос Шеклболта.
По сравнению с прошлым годом, сегодня за старым кухонным столом Блэков их собралось чуть ли не втрое меньше. Слишком многое в Ордене держалось на его основателе и благодаря ему. Трагические события в Хогвартсе, выведшие его директора из игры, практически ополовинили боевой и политический потенциал Ордена. После вынужденного отхода Дамблдора от дел Орден Феникса возглавил триумвират Шеклболт-Люпин-МакГонагалл. Их общее мнение сводилось к тому, что в нынешнем составе и в текущей ситуации активные боевые действия против многократно превосходящих сил Вольдеморта будут чистой воды самоубийством. А, следовательно, деятельность организации необходимо сосредоточить на разведке, помощи воюющим аврорам и, как ни прискорбно было это признавать, создании материальной базы для перехода на нелегальное положение в случае победы Темного Лорда.
Эта, возможно, верная и дальновидная, но пассивная политика сразу же возымела свои негативные последствия: ряды Ордена покинул Аластор Хмури. Ветеран корпуса авроров категорически не желал ничего слушать о сворачивании боевых действий. Обмен мнениями на очередном собрании перерос в дискуссию, та превратилась в бурный спор, и в конце концов Хмури крайне нелестно и не стесняясь в выражениях, высказал своё мнение о тех, кто в самый разгар сражения уже присматривает, куда бежать и в каком подвале прятаться, и ушел, хлопнув дверью. К нему немедленно присоединилась его протеже — разозленная на соратников, как сто чертей, Нимфадора Тонкс, а также оба супруга Лонгботтом, к тому времени уже вышедшие из больницы. Они целиком и полностью разделяли взгляды Шизоглаза на войну с Тёмным Лордом, что, впрочем, было неудивительно.
Также Орден покинули Наземникус Флетчер — старый пройдоха попросту исчез, затерявшись где-то среди знакомых ему до последнего булыжника переходов и тупичков Лютного переулка, Флёр, несмотря на яростные протесты отправленная Биллом домой, во Францию, и Чарли, вернувшийся в свой драконий заповедник: угроза нападения на него была весьма и весьма реальной. Молли Уизли тоже практически перестала появляться в доме Блэков, посвятив себя уходу за младшим сыном.
Из активных членов организации остались только Минерва МакГонагалл, оказавшаяся на склоне лет без преподавания вообще и своего факультета в частности, Артур Уизли, Кингсли и Стерджис Подмор, работавшие в министерстве, а также Гестия Джонс и Дедалус Дингл, постоянно пребывавшие в разъездах, выполняя задания Ордена.
— Какие тут могут быть соображения, Кингсли? — устало проговорил Ремус. Изможденное лицо оборотня было точно такого же оттенка, как серая потрепанная пиджачная пара, которую он носил, и выглядел он лет на двадцать старше своего истинного возраста. Люпин взял газету, окинув взглядом передовицу, и положил её обратно на стол. — Все последние события свидетельствуют только об одном: Министерство вместе с аврорами все-таки перебило хребет Вольдемортову воинству, и с каких-то трёх-четырёх ударов. В кои-то веки даже бульварная пресса не врет, освещая события именно так, как они и происходят на самом деле! И наши собственные источники это только подтверждают.
— А я по-прежнему считаю, что это настоящая бессмыслица! — чуть сварливо вмешалась Минерва МакГонагалл.— Нет, я готова поверить, что авроры сумели изыскать какие-то возможности для перелома ситуации в войне. Я верю и всегда верила в их доблесть и отвагу, и очень рада, что этот перелом достигнут и что всем стало ясно, что Вольдеморт будет повержен. — Декан Гриффиндора обвела присутствующих строгим взглядом. — Но вот во что я никогда не поверю, так это в то, что за всем стоит Фадж и только Фадж! — и она практически швырнула чайную ложку на край жалобно звякнувшего блюдца. — Не мог, просто не мог этот ограниченный, скудоумный и властолюбивый бюрократ, уже не помнивший себя от страха, внезапно оказаться хитроумнейшим стратегом и гением перевоплощения! Тут наверняка что-то другое. Надо думать...
— Да-да. Вот как раз думать мы можем сколько угодно, — невесело улыбнулся Люпин. — Но что от этого изменится? Общественное мнение по-прежнему будет превозносить до небес министра, почти победившего Темного Лорда. Министра, авроров и... Гарри Поттера.
— Наш Гарри... — едва слышно произнес Артур Уизли. Тревоги и горести, выпавшие на его долю за последние месяцы, заметно подкосили этого жизнерадостного человека: он сильно осунулся, на лбу и в углах рта резче обозначились морщины, седины в редеющих рыжих волосах стало заметно больше. — Как он там? Как его вообще угораздило попасть в ряды сторонников Фаджа?
— Мне это тоже было бы крайне интересно узнать, — дернул подбородком Шеклболт. Чернокожий маг привык скрывать свои чувства, но сейчас его лицо было напряженно-задумчиво: он снова и снова возвращался в мыслях к сражению под Эпплби — вернее, к той сцене, что предстала его глазам вскоре после победы. Увидев Поттера чуть ли не правой рукой у министра Фаджа, он смог сохранить хладнокровие лишь громадным усилием воли. И неважно, что оно было только видимостью, Стерджису Подмору и этого не удалось сделать — старый маг сначала весьма талантливо изобразил человека, пораженного молнией, а затем попытался бежать на все четыре стороны одновременно.
— Мне всегда казалось, что в свое время профессор Дамблдор, вы, Ремус, да, впрочем, как и все мы, в достаточной мере дали понять Гарри, что собой представляет нынешнее Министерство. А если вспомнить развернутую Фаджем в прессе кампанию по дискредитации Поттера и пребывание в Хогвартсе пропавшей нынче без вести Долорес Амбридж... Это-то должно было надежно, раз и навсегда, оттолкнуть мальчишку от официальной власти. И что же мы имеем в итоге? Спустя несколько месяцев после своего таинственного исчезновения, о котором нам, к слову, тоже практически ничего не известно, Поттер появляется вновь, причем появляется чуть ли не в обнимку с Корнелиусом Фаджем! Поддерживает его, оправдывает его и дает прессе верноподданнические интервью! Как это случилось? Что произошло? Что же такого посулил министр Гарри в обмен на столь демонстративную лояльность? И чем это грозит нам? Не забывайте, что Поттер знает практически всех членов Ордена Феникса, и если он действительно перешел на сторону министра, то все мы можем оказаться под колпаком. А после окончательной победы над Вольдемортом, Фадж, чувствуя свою безнаказанность, способен и вовсе распоясаться. Вот о чем надо думать, Минерва.
— А что об этом говорит профессор Дамблдор? — нейтрально поинтересовалась Гестия Джонс.
— Ничего конкретного, — с сожалением покачала головой МакГонагалл. — Хотя Альбус лишился почти всех магических сил, мыслит он по-прежнему трезво. Однако, для полного анализа ему катастрофически не хватает информации. Раньше он активно передвигался по стране, сам мог встретиться и побеседовать с любым нужным ему человеком.
А все вы знаете, как умел беседовать с людьми Дамблдор. Он был способен разговорить и немого и вытянуть на откровенность даже сотрудника Отдела Тайн. Сейчас же... Вы сами знаете, он очень слаб и встает с постели всего несколько раз в день. Донесения наших осведомителей, пресса и наши гипотезы — вот все, чем он может оперировать. Даже трижды гениальный ум неспособен выдать решение, не имея для него почти никаких исходных данных. Но он склоняется к мысли, что то, как видим ситуацию мы, да и все магическое сообщество, не имеет ничего общего с реальным положением дел. Альбус считает, и я с ним согласна, что министр в сложившейся для него ситуации триумфа поступает совершенно несвойственным для него образом. Слишком расчетливо. Слишком скромно. Слишком... правильно. Он ведет свою линию, как по нитке, а тот Фадж, которого мы все знаем, уже давно бы выкинул какой-нибудь идиотский фортель, вроде ареста большинства чистокровных аристократов с публичными судами или растрезвонивания в прессе всех своих победных реляций и дальнейших планов.
— Так он предполагает, что Фадж — вовсе не Фадж, а кто-то иной? Возможно, даже под оборотным зельем? — задал вопрос Стерджис Подмор.
— Не исключено... — неопределенно ответила МакГонагалл. — Очень даже не исключено, но Дамблдор все же склонен полагать, что, несмотря на то, как преподносит нам события пресса, центральной фигурой происходящего является именно наш мальчик. Гарри Поттер.
— Похоже, профессор Дамблдор даже после постигшего его удара не утратил присущей ему ясности ума, — отчётливо произнес чей-то негромкий голос, и присутствующие, вздрогнув, как один, повернулись к лестнице, ведущей из холла вниз, в кухню — и вздрогнули ещё раз, узнав стоящего на нижних ступеньках юношу в тёмной накидке. — Я рад, что это так. Это очень хорошо.
— Гарри..? Ты..?